Эротика неразрывно связана с искусством, особенно с изобразительным, средствами выражения которого являются видимые, ощутимые предметы - полотно, скульптура, фотография. Итальянский психолог, философ и художник Антонио Менегетти сказал: «Создавая, деятель искусства переживает моменты своей сексуальности, художник, изображая чье - либо тело, в действительности изображает собственный эротизм». Человек ваял и рисовал обнаженные тела еще в эпоху палеолита, античная эпоха также полна скульптурами, восхваляющими мужскую и женскую наготу, а в новейшем искусстве эротика достигла своей кульминации. Одним из лучших представителей высокого искусства, которого вдохновляла эротика, является австрийский художник - модернист Густав Климт, чьи полотна возглавляют самые авторитетные аукционы наших дней.
Густав Климт был одним из крупнейших представителей австрийского модерна, а так же президентом «Венского Сецессиона», избранный на этот пост в 1897 году своими единомышленниками. Отец Густава Климта, Эрнест Климт, был художником - гравером и ювелиром, а мать – Анна Климт – занималась воспитанием троих сыновей и четырех дочерей. Будущий художник был вторым сыном в этой многочисленной семье. Два его брата также впоследствии стали художниками. В 1862 году, когда родился Густав, Австрия переживала тяжелые времена. Во главе Пруссии встал Отто фон Бисмарк, и обсуждалась задача объединения германских стран. Австрию не желали включать в эту германскую «семью». В стране царила бедность, политическая ситуация была нестабильной, а в 1866 году ко всему этому прибавилась Прусско - австрийская война. Семья Климта жила в крайней нужде. Первым учителем будущего художника был отец. В 1876 году 14-летний Густав поступает в Художественно-ремесленное училище при Австрийском музее искусства и промышленности, где 7 лет специализируется в архитектурной живописи. Учителями Густава были известные австрийские художники Карл Граховина, Людвиг Миннигероде, Михаэль Ризер, однако сам Густав образцом в то время считал живописца исторического жанра, последователя академизма Ганса Макарта. Любопытно, что Климт, получивший консервативное академическое образование, в своем творчестве уходит так далеко, совершенствуясь в абсолютно ином стиле.
Обнаженная, сидящая в кресле скрестив ноги. Этюд к «Данае».
1903. Бумага, красный карандаш
Следы академической и архитектурной живописи на его полотнах выражаются разве что монументальностью, целостной композицией. Однако, в отличие от других революционно настроенных молодых художников, в те годы он не выступил против старомодного академизма. Для того чтобы раздобыть средства к существованию, Густав и его брат за мизерную плату пишут портреты с фотографий. Через короткое время появляются более серьезные заказчики. Братья Климт и их друг Франц Матч начинают выполнять декоративную роспись во дворе Музея истории искусств в Вене, а спустя год начинают заниматься росписью потолков в одном из дворцов Вены, а также в павильоне оздоровительного комплекса в Карлсбаде. Эти работы помогают Густаву постепенно находить свой стиль, и уже в 1886 году он фактически отделяется от своих компаньонов, выступая в качестве индивидуального художника и декоратора, приобретая известность и авторитет. Декорация венского театра Burgtheater является последней совместной работой команды, хотя Климт впоследствии в отдельных случаях сотрудничает с Францем Матчем. Густав Климт окончательно отошел от академизма, и стилистические представления друзей уже были несовместимы. В 1888 году Густав за заслуги в искусстве получает от императора Франца Иосифа награду «Золотой Крест». В том же году он становится почетным членом Мюнхенского и Венского университетов. В 1889 году Климт путешествует по Европе в поисках новых средств выражения. Он мечтает о создании полотен и о том, чтобы состояться как живописец. Однако в силу некоторых обстоятельств ему пока не удается осуществить свою мечту. В 1892 году умирают отец и брат Густава, и ответственность за семью ложится на его плечи. Необходимо было заботиться о ее нуждах, и он начал брать новые заказы декоративной росписи, чтобы иметь стабильный доход.
Музыка 1895
Потеря близких людей наложила тяжелый отпечаток на внутренний мир художника: вследствие сильных переживаний его стиль стал еще более самобытным и драматичным. Внутренний протест сразу же отразился в его работах, и не случайно в 1893 году Министерство культуры Австрии отказалось утвердить отошедшего от принципов академизма Климта в должности профессора Академии художеств. На этом этапе его жизни единственным радостным событием стало знакомство с будущей женой - австрийским модельером, дочерью крупного предпринимателя Эмили Флеге, которую художник изобразил на своих полотнах. Хотя в супружеской жизни Климт никогда не отличался верностью, и Эмили знала о его многочисленных романах, они остались неразлучными до конца жизни художника. Любовь, которая соединила их, была намного могущественнее и постояннее, чем периодические эротические порывы Климта. В конце концов, Эмили осознавала, что все это необходимо художнику для того, чтобы творить и совершенствоваться. Как бы там ни было, до 1897 года Климт, как и прежде, был занят тем, что расписывал культурные учреждения. Он работал не только в Австрии, но и в Бельгии, Венгрии, Голландии, Чехии и других странах Европы.
В 1897 году в творческой жизни Климта начинается новый этап, который ознаменовался громким переворотом. Климт основывает творческий союз «Сецессион» и становится первым председателем этой организации. В переводе с немецкого Sezession означает «отделение». Группа деятелей искусства во главе с Климтом, увлеченных духом и принципами модернизма, на самом деле отделилась от Венской академии искусств и консервативных кругов художников. Вскоре организация начала выпускать и собственное издание под названием Ver Sacrum («Весна священная»). За очень короткое время оно сплотило вокруг себя европейских деятелей искусства с современными взглядами, отвергавших устаревший академизм. Ver Sacrum также стал рупором австрийских писателей - символистов. Художникам «Сецессиона» был присущ ряд стилистических общностей: разноцветная мозаика, изящная масштабность, четкие контуры. В числе последователей этого стиля были Йозеф Мариа Ольбрих, Отто Вагнер, Йозеф Хоффман, Карл Мозер и др.
Обнаженные. Этюд к панно «Медицина». Около 1901.
Оберточная бумага, черный мел
Сам Климт учеников не имел, как последователя его стиля можно выделить талантливого австрийского художника - экспрессиониста Эгона Шиле. Пока искусствоведческие круги продолжали протестовать в связи с появлением «Сецессиона», Густав Климт, освобожденный от академизма, наслаждался с Эмили летним отдыхом вдали от города, на лоне природы. Он был счастлив, поскольку приближался момент исполнения его мечты - создавать полотна и быть независимым. И именно этим летом Климт пишет свои первые пейзажи.
В отличие от последователей академической школы австрийское правительство более благосклонно отнеслось к новым деятелям искусства. Учитывая тот факт, что к организации примыкали многочисленные группы натуралистов, реалистов и символистов, чей голос имел вес в общественных кругах, правительство для членов «Сецессиона» выделило большой земельный участок на территории города, чтобы последние построили галерею для своих работ. Символом «Сецессиона» была Афина Паллада - богиня мудрости, правосудия и искусств. Вскоре организация начинает проводить выставки. Климт со своими работами также принимает в них участие. Заказанные Венским университетом в 1894 году полотна, которые должны были украшать стены этого учебного заведения, он завершает в 1900 году.
В 1899 году Климт подготовил для Большого зала Венского университета три декоративных панно: «Философия», «Юриспруденция» и «Медицина». Однако эти картины подвергаются жестокой критике со стороны общественности за их откровенное содержание, назвавшей их «эротически непристойными», а полотно «Философия» под давлением 87 профессоров удаляют из выставочных залов галереи «Сецессиона».
Кстати, именно эта картина позже удостаивается золотой медали на Всемирной выставке в Париже. На всех трех полотнах Климт преобразил традиционные аллегории в новые символы, в которых на самом деле была откровенная эротика… Работы Климта подвергаются критике как со стороны искусствоведов, так и политических и религиозных кругов. Он, основатель «Сецессиона», казалось, находился вне своей же организации и всех приемлемых критериев и границ. Естественно, полотна так и не заняли свое место внутри стен университета, и Климт попросту отказался работать с заказчиками. В 1945 году все три работы были уничтожены фашистами. В 1899 году художник создал еще одно скандальное полотно - «Голая правда».
Голая правда. 1899
Обнаженная женщина на картине держит в руках зеркало правды, над которым помещена известная цитата великого немецкого поэта Фридриха Шиллера: «Если ты не можешь своими делами и своим искусством понравиться всем, понравься немногим. Нравиться многим - зло». В этих строках отражена вся суть натуры Климта. В 1902 году для галереи «Сецессион» Климт создает фреску «Бетховенский фриз» по мотивам знаменитой Девятой симфонии композитора. Работа выставляется при жизни художника только однажды, второй раз она становится доступной общественности уже в наши дни - в 1986 году.
Бетховенский фриз. 1902
Начало 1900 - х считается золотым периодом в творческой деятельности Климта. Именно в эти годы наиболее полно проявляется его истинное величие и рождаются его лучшие полотна. Любопытно, но даже критики в этот период становятся более благосклонными к творчеству художника. Определение «золотой период» искусствоведы дают не только в переносном смысле, но и в прямом: в эти годы Климт в большом количестве использует золотой цвет. Самыми известными работами этого периода являются «Поцелуй», «Юдифь», «Даная», «Три возраста женщины», «Жизнь и смерть», «Портрет Рии Мунк», «Золотая Адель».
Полотно «Три возраста женщины» художник продал Римскому музею современного искусства, «Поцелуй» - Австрийской национальной галерее.
Женским идеал Климта меняется вместе с его творчеством. Кажется, в начале пути художника, скорее, привлекает обобщенный античный образ. В его ранних работах женщины похожи на статуи, стоящие в классических позах. Карандашная линия непрерывна, напряжена. Тем не менее скрытый эротизм присутствует уже в его ранних работах; удивительная способность художника все пропускать через собственную чувственность будет усиливаться по мере отхода от академическом манеры. Уже в это время появляются рисунки, пронизанные эротикой, линии в них более нервные, прерывающиеся, как будто собственное возбуждение художника немедленно отражалось на бумаге.
Лежащая обнаженная, глядящая влево. 1914 – 1915. Бумага, карандаш
Сидящая обнаженная с руками, закинутыми за голову.
Около 1915. Бумага, карандаш
Сидящая полуобнаженная. Около 1907.
Бумага, графический и цветной карандаш
Стоящая обнаженная с длинными волосами, с приподнятой левой ногой.
1906 – 1907. Бумага, карандаш, красный карандаш
Наклонившаяся вперед обнаженная, глядящая сквозь распущенные волосы.
Около 1907. Бумага, синий карандаш
Ни в какой другой области собственного творчества Климт не приближается так близко к самому себе. В этих рисунках он без маски, без публики, без коллекционеров. Он рисует себе, для себя. Рисунок освобожден от условностей, ограничений и подчинен лишь тем требованиям, которые выдвигает его создатель. Он подлинный. Этим рисунком Климт сам себя от себя же и освобождает. Искусство - акт перевоплощения. Его рисунки - дневник красоты, они вызывают и передают ту легкую эйфорию, которую он испытывал от присутствия женщины или женщин, его взволновавших и ставших добровольными и необходимыми партнерами в этом творческом процессе.
В созданной двухфигурной композиции «Поцелуй» (1908) разрушается еще одна традиционная основа творчества Густава Климта: женщина становится покорной, теперь мужчина доминирует над ней. Она уступает обольстителю, отказывается от самой себя ради него.
Поцелуй. 1907 - 1908
Здесь все барьеры разрушаются и энергия любви не просочится сквозь пальцы. Неудовлетворенные сексуальные желания излучаются сквозь легкое платье, облегающее ее стройную фигуру. Этого было достаточно для того, чтобы ввести в заблуждение цензур, налагающая табу на эротический транс и плотские соприкосновения. Климт, как в зеркале являвший пуританской венской буржуазии ее собственное лицемерие, теперь был вознагражден ее восторгом. В картине художник изобразил себя и свою возлюбленную - Эмилию Флеге.
Единственный и пожизненный друг Густава Климта - Эмилия Флеге, была популярным дизайнером.
Она держала первый в Вене салон haute couture «Сестры Флеге». В своих коллекциях она использовала эскизы Климта. Лето они проводили вместе на озере Аттерзее в альпийских предгорьях. Никого ближе у Климта не было, но его отношения с Эмилией, как убеждены биографы, были платоническими. На портрете работы Климта Эмилия как диковинная тропическая бабочка в мерцании сиреневого, лилового, фиолетового.
В поздний период творчества, после завершения «золотого периода» и начала экспрессионистического этапа, Климт обращается к японской гравюре, аллегории и пейзажу, что позволило ему проявить свое дарование в полной мере.
В пейзажах угадывается влияние импрессионистов: зыбкие контуры мазков, свет, срезанные сверху и сбоку изображения, а плоская трактовка поверхности говорит о свойственном для модерна влиянии Востока. Изображение природы мозаично, многие работы похожи на гобелены.
В них нет горизонта, вертикали, горизонтали и цветовые пятна уничтожают и ритмично заполняют свободное пространство. И еще - в них нет даже намека на присутствие людей. В его картинах природа самодостаточна и равнодушна к человеку, она и пугает, и притягивает Климта. Так же, как женщины.
Последовательно Климт в своем творчестве разрабатывал тему «Смерти и Жизни», а в одноименном полотне 1916 года он «трактует ее как современный танец смерти». Картина «Жизнь и смерть» на Всемирной выставке в Риме удостаивается награды и высокой оценки. Климт изображает, как и в аллегории «Дева» (1913), сплетенные друг с другом человеческие тела, парящие в мировом пространстве и олицетворяющие судьбу человечества.
Дева (Девушки) 1913
Картину можно трактовать как главную заповедь Господа - не подвести друг друга, устоять каждому на своем участке. Все люди - звенья одной цепи, даже точнее - сети. На оранжевом слое человечество выглядит как сплетенные друг с другом оранжевые кольца. И когда сломалось одно кольцо (пал, не устояв, один из нас) - появилась брешь, в которую хлынула грязь на всех остальных. Мотив смерти Климт изображает в виде цветовых акцентов - черного, синего, фиолетового цветов, символов, которые вплетается в поток человеческих, изображение стареющего или некрасивого тела. Также знаковым становится момент тяготения живописных форм к их погружению в темноту (пространство черного цвета), который указывает на изображение смерти через погружение в небытие, уход в непроявленное бесконечное посредством отказа от сознания. Смерть понимается Климтом как необходимый элемент жизни Вселенной, который позволяет Конечному влиться в стихию Бесконечного. В картине преобладает чувство рока, таинство человеческой жизни, возраст жизни, отношения между смертью и любовью. Все это показывается с помощью стилизованного языка, наполненного аллегориями и метафорами.
Жизнь и смерть 1916 - 1918
Климт придает совсем другое значение всему тому, что подразумевало творчество раннего декоративизма. Роскошь, извилистость, непрерывность линий, стилизация форм, разнообразность основных цветов - они превратились в яркую мозаику картинок, полных напряженного меланхолического очарования, возврат к поиску утраченного Рая.
В этот период Климт много путешествует - посещает Италию, Бельгию, Англию, Испанию и другие страны, открывая для себя новые имена художников - Тулуз - Лотрек, Ван Гог, Гоген, Мунк, Матисс… Он с большой радостью пишет, что современная живопись полна талантливыми личностями. К сожалению, Климт не оставил дневников, почти не говорил о своих методах и своем мировоззрении. Сохранилась его лаконичная переписка с Эмили, а также сочинение «Комментарий к несуществующему автопортрету».
Климт и вправду не писал автопортретов, однако вместо этого с неповторимым мастерством создавал женские образы: Эмили Флеге, Адели Блох - Бауэр, Рии Мунк… Эти полотна поражают своей глубиной и чувственностью: редкие мужчины, даже причастные к искусству, способны так тонко чувствовать и понимать внутренний мир женщины.
Вплоть до последних дней жизненного пути Климт продолжал творить, удивляя великолепием созданных шедевров, в число которых входили знаменитые его картины «Жизнь и смерть», а также «Адам и Ева», написанная незадолго до смерти.
Адам и Ева 1917 - 1918
В 1918 году Густав Климт умер от пневмонии. Множество его произведений так и остались незавершенными...
Как то Фердинанд Блох заказал портрет жены еще в 1903 году, но Климт не торопился. Он сделал около сотни набросков и только через четыре года выставил портрет Адели в своей студии на обозрение публике. Заказчик и модель были в восторге. Это лучшая работа Климта его «золотого периода», когда он был увлечен эстетикой византийских мозаик, увиденных в соборах Равенны и Венеции. Климт стал работать с лепестками сусального золота, используя почти ювелирную технику теснения орнаментов.
Золотая Адель. Портрет Адели Блох Бауэр. 1907
И вот - золотое марево полотна, в котором растворяются и делаются почти неразличимыми детали интерьера, платья модели, кресла, на котором она сидит. В мерцающую поверхность полотна, пульсирующую многозначительными орнаментальными мотивами, можно всматриваться часами. Она гипнотична. На этом фоне, как в золотом окладе, выделены лицо и руки модели, выполненные в стиле салонной живописи. Точность, казалось бы, почти фотографическая, но и тут господствует стилизация. Бело - голубая, почти фарфоровая карнация лица, слишком алые, контрастирующие с фоном, влажные чувственно полуоткрытые губы, слишком прихотливая нервная, с изломом, линия сцепленных кистей. Та же Юдифь - Саломея, только в богатом венском салоне.
Юдифь - Саломея 1901
Через пять лет, в 1912 году, Климт написал еще один портрет Адели.
История «Золотой Адели», как и портрета 1912 года, сложилась драматически. Адель умерла в 1925 году от менингита. В завещании она просила мужа передать после его смерти ее портреты и пейзажи кисти Густава Климта австрийской государственной галерее. Но Фердинанду Блох - Бауэру пришлось бежать, когда Австрия стала частью Третьего рейха, сначала в Чехословакию, а потом и в Швейцарию. Картины вместе с большей частью его состояния остались в Австрии и были экспроприированы нацистами.
Фердинанд умер в 1945 году в Цюрихе, а перед смертью отменил в своем завещании распоряжение о передаче картин Климта Австрии. Поскольку у Фердинанда и Адели не было детей, он завещал состояние и картины детям своего брата, племянникам Адели.
Между тем картины Климта из собрания Блох - Бауэров хранились в Австрии. Хотя после войны все правовые акты нацистской эпохи были объявлены ничтожными, практика возвращения хозяевам конфискованных нацистами ценностей не распространялась на шедевры национального значения. Наследникам Блох - Бауэров было разрешено вывезти основную часть коллекции, но картины Климта остались в Бельведере. Они считались даром австрийской галерее.
Такая практика подвергалась критике международных организаций, защищающих права человека. Наконец, в 1998 году в Австрии был принят закон о реституции предметов искусства, позволявший любому гражданину требовать возврата любых принадлежавших ему до войны ценностей. К этому времени в живых осталась только одна племянница Адели -Мария Альтман. В 2005 году по завершению многолетнего судебного процесса «Мария Альтман против Австрийской республики» она выиграла эту «битву», сумев доказать свои права.
Портрет Адели Блох - Бауэр 1912
Австрия предприняла все усилия, чтобы договориться с новой владелицей. За пять картин Климта ей предлагали $150 млн. Но племянница Адели потребовала $300 млн. При всем желании оставить полотна в Вене такая сумма оказалась неподъемной для бюджета, и Климт оказался за океаном.
Глядя на картины импрессионистов или на картины Густава Климта, можно предположить, что все эти художники используют некоторый фокус, пытаясь быть оригинальными. Им не хочется рисовать предметы, как они есть, т. е. заниматься реалистической живописью. Возможно, они ленятся изображать все, как есть, со всей точностью и в деталях, отражая таким образом истину в своем искусстве. Возможно, некоторые из них и не умеют рисовать вещи реалистическими. Вот они и тщатся прикрыть свое неумение рисовать но - настоящему, помещая на своих картинах какие - то размытые пятна или орнаменты. В принципе, подобное же объяснение искусства Густава Климта дают те искусствоведы, которые указывают на сходство его картин с мозаиками Венеции и Равенны, увиденными Климтом во время путешествия по Италии: он просто искал новый стиль и стремился быть оригинальным. Но что заставило его искать новый стиль? Неумение рисовать свои картины реалистически?
Нет, в этом Густава Климта заподозрить нельзя. Он учился рисовать у отца, гравера и ювелира. Тот был хорошим наставником: все три его сына стали художниками. Густав Климт как художник получил самое солидное, академическое образование в венском художественно - ремесленном училище при Австрийском музее искусства и промышленности. Освоив в совершенстве искусство фрески, Густав Климт расписывал театры - вначале в провинции, а затем и в столице (Бургтеатр). Он расписал также и здание главной картинной галереи Вены - Художественно - исторического музея, т. е. явил свое искусство художника сразу всем художникам и ценителям изобразительного искусства в стране. За всю эту деятельность император Франц Иосиф наградил его «Золотым крестом» за заслуги в искусстве. Едва ли это произошло бы, если бы Густав Климт не умел рисовать.
Портрет дамы в белом. Незаконченная. 1917 - 1918
Невеста. Незаконченная. 1917 - 1918
Портрет Иоганны Штауде. Незаконченная. 1917 - 1918
Климт не любил говорить и писать, ни о себе, ни об искусстве: «Если я должен написать простое письмо, я пугаюсь, как если бы у меня начиналась морская болезнь». Он предпочитал высказываться на полотне. Едва ли не единственный из художников рубежа веков Климт не оставил ни одного автопортрета. Всю жизнь он писал женщин, вглядываясь в них, как в зеркало. Мужчины если и попадаются, то лица их, как правило, скрыты. Натурализм и эротичность плоти и усмиряющая ее византийская мозаичная плоскостность нарядов и окружающего пространства - вот тот гремучий коктейль, что долго не дает зрителю оторваться от картин австрийского модерниста. Надменные и сексуальные женщины Климта заточены в мир объектов, они полупоглощены - полурождены им. Считается, что именно Климт подарил миру образ женщины - вамп. Холодной, безжалостной и влекущей.
Подруги. 1916 - 1917
В наши дни картины Климта находятся в центре внимания общественности, которая 100 лет назад боялась искренности, не хотела сбросить маску лицемерия и признать непреодолимое очарование эротики, а теперь, свободная от условностей, способна оценить ее в высоком искусстве. И сегодня полотна Климта вызывают удивление, но это уже восхищение.
ГУСТАВ КЛИМТ: В ПОИСКАХ ВЫХОДА
Эмилия Флеге почти бегом бежала по запруженным экипажами улочкам Вены. Слава богу, выставочный павильон был не слишком далеко от ее модного салона возле кафе «Каса пиккола» в центре города — оттуда вниз всего пару минут. Надо же, какую огромную площадь город выделил современным художникам! Архитектор Хофманн
говорил ей, что в павильоне целых 54 выставочных зала, и Густаву отдали один из них!
Разумеется, все уверены, что Эмилия видела новую картину Густава, ставшую гвоздем экспозиции. Он выставил 16 работ, среди них «Даная», «Надежда» и «Водяные змеи», но последнее полотно «Поцелуй», над которым Климт колдовал уже полгода, до сегодняшнего дня никто не видел. Вернее, на данный момент не видела только она, хотя все уверены в обратном. Эмилия тряхнула пышными рыжеватыми волосами. От Густава всего можно ожидать: по какой-то причине последние три месяца он не подпускал ее к этой работе, буквально прятал от нее картину.
В картине «Поцелуй» Климт задумал ни много ни мало отобразить аллегорию любви. Ничего себе задача! Конечно, Эмилии было лестно, что он именно ей предложил позировать для этой важной работы. Честно говоря, она совсем этого не ожидала. Значит, она всетаки ассоциируется у него с любовью? Спасибо и на том.
Эмилия подошла к картине и замерла перед ней. Это... это... да нет, совсем не то, что она ожидала. Невероятно мощно, чувственно, необыкновенно... С другой стороны, картина оказалась просто непостижимо целомудренной для Климта. Эмилия ждала каких угодно натуралистических подробностей и была готова практически ко всему. Конечно, ей хватило опыта и искушенности в первую же секунду понять, что Густав создал величайший шедевр.
Поцелуй (1907—1908)
Он же собирался изобразить на полотне себя и ее — их двоих! Он обещал ей это... Сколько раз Густав водил ее за нос! Вот и теперь — фигура мужчины на полотне была совершенно неузнаваема, лица его не видно вовсе. Что же касается девушки... Ну да, чем-то неуловимым ее цветущий лик отдаленно напоминает лицо Эмилии, зато руки — она сразу узнала — вовсе не ее, они принадлежат его богатой заказчице Адель Блох-Бауэр, жене банкира. Или нет, скорее Соне Книпс, которую он тоже много раз рисовал.
Почему же Густав пренебрег руками Эмилии? Против воли в сердце поднималась досада: Климт не пустил ее на свою лучшую картину! И вроде бы ревновать не к кому: на полотне Густав не запечатлел знакомой девушки или конкретной модели — всех их Эмилия знала наперечет. Это была именно аллегория — собирательная девушка в объятиях собирательного мужчины. Но Эмилия поняла, что все равно завидует и ревнует. Как ревновала она Климта решительно ко всем изображенным на его картинах женщинам. А было их... легион.
Да куда же подевался Густав? Да вот же он — только что мелькнул в двери и снова исчез.
Густав Климт
Даная, 1907—1908
Музей Леопольда, Вена
Она устремилась за ним. Надо же его поздравить! Она нагнала друга в зале его полотен. Ну и вовремя же она успела! Густав уже размахнулся, собираясь вонзить в «Поцелуй» свой перочинный ножик! Жгучая боль в ладони заставила Эмилию вскрикнуть: она инстинктивно вытянула руку, пытаясь защитить картину, и ножик поранил ее. Климт взревел от ужаса, выхватил из кармана чистейший, приготовленный его маменькой носовой платок и прижал к порезу.
— Никаких врачей, Густав! — ровным голосом приказала Эмилия. — Это всего лишь порез.
Откуда в ней взялась эта решительность? Но если сейчас привлечь внимание людей, то все решат, что Густав — чистой воды психопат! Газеты тут же раздуют, что между ними вышла ссора и он пырнул ее ножом, что он опасен для общества.
Климт смотрел на Эмилию, расширив зеленоватые глаза, — так смотрит загнанный в угол насмерть перепуганный зверь. Дикие глаза, лесные, как она их называла, приоткрытый в гримасе ужаса рот. Кровь не останавливалась, платок промок насквозь. Эмилия неуклюже, одной рукой стащила с головы большую, украшенную крупными цветами шляпу и прикрыла ею руку с раной.
— Бежим отсюда, — сказала она, — проводи меня домой.
Эмилия Флеге любила Густава Климта всегда,
она словно родилась с этой любовью, 1908 г.
Спрятанный в комнате Эмилии в нижнем ящике дубового комода абсент был извлечен Густавом немедленно. И когда ушел доктор, провозившийся часа полтора с ее раной, у Климта уже заплетался язык.
— Я дерьмо... полная куча дерь-ма. Бездарь, без-дарь! Я хочу, чтобы ты упекла меня в дом умалишенных! Пусть мне там руки отрежут... и глаза... вырвут.
Сколько лет она слушает это? Они познакомились в конце 1888 года, сейчас 1908-й, стало быть, 20 лет! Можно бы и привыкнуть.
Снова Климт невменяем. То экстаз, то депрессия, в худшем случае — агрессия, как все последнее время. Черт, как же все-таки заставить его пойти к врачу? Вон чуть картину не уничтожил, а может ведь и себя порезать...
Когда несколько лет назад сама Эмилия дошла от Климта до ручки, она решилась обратиться к доктору Фрейду. Тот был венской знаменитостью, лечил нервные расстройства, неврозы и депрессии новым способом — беседой, разговорами и даже, подумать только, анализом снов! К нему валом валила венская аристократия, он многим помог, и про него рассказывали чудеса. Из их близких знакомых к Фрейду наведывался Густав Малер, и приемы Фрейда ему помогли. Словом, несколько лет назад доктор Фрейд произвел на Эмилию самое благоприятное впечатление.
Он был представительный, красивый мужчина, застегнутый на все пуговицы, — ни малейшей небрежности во внешности. Строгий кабинет в его просторной квартире на Бергштрассе, мебель красного дерева, множество книг, скульптурные фигурки в шкафу, привезенные со всех концов света. Доктор сидел к ней спиной, а она лежала на знаменитой кушетке и страшно стыдилась рассказывать ему правду: что она старая дева — сколько лет ей тогда исполнилось, 35? Детей у нее нет...
— Как бы вы определили свою главную эмоцию, фрейлейн Флеге? — спросил Фрейд.
Она задумалась. Безнадежность — вот ее главная эмоция, давно опутавшая Эмилию, словно безжалостная рыбацкая сеть бьющуюся рыбу, и это чувство возникло в ее душе очень рано.
...Ее матери, скучающей жене владельца фабрики табачных трубок — Герде Флеге, пришла в голову блестящая мысль заказать молодому, но уже очень известному и модному художнику Густаву Климту портрет трех своих дочерей. Младшую, 14-летнюю Эмилию, Климт промучил дольше сестер, и вышла она такой уродиной, с пухлыми щеками, как у хомяка, короткой шеей, что даже матушке не понравилось. Хорошо, что эти первые портреты бесследно исчезли и никто их не видел! Зато Эмилию поразило то, с какой легкостью художник наносит линии на холст и как волшебно сплетаются эти линии в объекты и лица, которые не отличишь от настоящих! Отец пошел навстречу мольбам младшей дочери и уговорил Климта за приличную плату давать ей уроки рисования.
Молодая женщина
Художник жил фактически за городом, его домишко оказался невелик, вокруг жили явно совсем небогатые люди. Мать Климта, крошечная женщина в неопрятном фартуке и с тугим пучком волос на затылке, окинула 14-летнюю робкую ученицу испытующим взглядом.
— Я буду присутствовать на занятиях, — решительно заявила женщина. — А то ведь не дай бог что!
Тогда Эмилия, по правде говоря, не очень поняла, о чем это тревожится фрау Климт. Самой девочке ее 27-летний наставник казался не только старым, но и вообще странным: небольшого роста, импульсивный, нервный — его руки вес время шевелились, что-нибудь мяли, ощупывали; цепкие зеленоватые с прищуром глаза казались проницательными и хитроватыми; носил Климт по большей части длинную, почти до полу рубаху — в ней он рисовал, в ней же встречал гостей. А уж как он ел! Однажды маменька пригласила его к столу — и он накинулся на еду, как голодный пес на кость, брал мясо с тарелки руками, кости от птицы мог бросить прямо на скатерть. Эмилия видела, как мать, сконфузившись, отворачивается, а старшие сестры — Паулина и Хелена — косятся на гостя и переглядываются.
Предложение позировать, словно взрослой барышне,
показалось Эмилии верхом счастья. Фото репродукции
картины Климта «Эмилия Флеге»
На их первом уроке Климт велел девочке 20 минут смотреть на обычный красный кирпич, положенный на стол. Эмилия вместо кирпича нарисовала квадрат и думала, что Климт выставит ее вон, объявив неспособной. Но этого не произошло — они прозанимались целых шесть лет, и Густав повторял, что если бы у Эмилии имелось прилежание, из нее вышел бы вполне приличный рисовальшик. Впрочем, она и сама поняла, что у нее нет таланта к живописи, а занятия не бросала только потому, что ей нравилось проводить время с Климтом. Он не был занудой, однажды, например, повел девчонку в кондитерскую Dcmel — самое любимое место сладкоежки Эмилии в Вене. Климт покорил ее сердце марципановым тортом, который она совершенно неприлично запихивала в рот огромными кусищами и стреляла глазами по сторонам: не смотрят ли на нее с осуждением дамы и господа за соседними столиками.
Климт сказал ее родителям, что будет сам приезжать за ученицей и возвращать ее домой — мол, отныне они занимаются не у него дома, а в студии. На самом же деле они кочевали по самым лучшим венским кофейням: сколько тортов «Захер» слопала Эмилия за те шесть лет, что длилось ее ученичество у Климта, и вспомнить страшно!
Густав Климт / Надежда I, 1903 / Национальная галерея Канады, Оттава
Поначалу Эмилия думала, что Климт беден — он постоянно носил один и тот же поношенный сюртук и обходился без галстука. Оказалось, что это совсем не так: художник, отлично зарабатывая крупными дорогими заказами и частными портретами знати, вполне преуспевал. По сравнению со своим отцом — не слишком удачливым гравером Эрнстом Климтом — Густав рано сделал правильный выбор. Художественно-ремесленное училище в Вене, в которое он поступил в 14 лет, давало тогда почти такое же серьезное образование, как и Академия художеств; кроме того, Климт посещал занятия по декоративной живописи Фердинанда Лауфбергера, и это очень много ему дало. Эмилия с удивлением узнала, что ее учителю заказывают интерьеры театров и дворцов по всей империи, что его работы есть в Райхенберге, Карлсбаде и Бухаресте.
Однажды зимой 1889 года Климт взял Эмилию с собой в венский Бургтеатр, чтобы показать свою роспись; она подняла глаза к потолку и увидела нечто впечатляющее — поразительно яркое и мощное.
Старый Бургтеатр, 1888-1889
— Я выбрал античные темы, как видишь, — небрежно бросил Климт. Эмилия восхищенно кивнула: определенно она недооценивала своего учителя. То, что сам император Франц Иосиф в 1888 году вручил Климту «Золотой крест» за заслуги в искусстве, Эмилия узнала за обеденным столом от своего отца.
... — Когда впервые вас охватило чувство безнадежности, фрейлейн Флеге?
Этот вопрос, заданный красивым мягким баритоном доктора Фрейда, заставил ее задуматься. В самом деле — когда?
Может быть, в тот день, когда она впервые притащила к Густаву в мастерскую свою сестру Хелену? Та только что окончила школу, была уже взрослой барышней — воздушной, хрупкой красавицей с осиной талией и длинной шеей; плотно сбитая круглолицая и рыжеватая Эмилия, увы, нисколько не походила на сестру.
Портрет дамы (Портрет госпожи Хеумамм) 1894
Вот тогда-то Эмилия впервые испытала чувство безнадежности в связи с Густавом, если не считать мелких эпизодов с тем же привкусом на их занятиях рисунком, когда Эмилия снова и снова убеждалась, что она совершенно бездарна как художник. Но тогда в мастерской она боролась со слезами из последних сил, и все же они предательски брызнули из глаз, когда она натягивала за занавеской пояс, чулки, рубашку, корсет... Густав ее отверг. В сущности, за эти годы так ничего и не изменилось: она ему не подходит, ну что тут поделать?
Эмилии казалось, что Климт помешался на женском теле и что он давно вышел за границы художественных интересов.
Фото репродукции картины «Смерть и жизнь», 1911 г.
— А почему, фрейлейн Флеге, вы, извините за выражение, так зациклились на вашем учителе рисования? Разве вокрут не было других молодых, интересных мужчин вашего возраста?
Климт говорил ей то же самое. Он старше ее на 12 лет и совсем не компания девушке из буржуазной среды, дочери фабриканта. И он абсолютно, совершенно не похож на своего любимого брата Эрнста. Тот оказался способен влюбиться, как нормальный человек, и его возлюбленной оказалась сестра Эмилии — Хелена. В 1890 году Хелена Флеге вышла замуж за Эрнста Климта и родила ему дочку. Видимо, у троицы сестер Флеге отпущенное им на всех счастье целиком досталось Хелене, потому что из них троих замуж вышла только она одна.
Эмилия завидовала сестре, но Хелену ждало несчастье — и двух лет не прошло, как Эрнст Климт умер от пневмонии, оставив Хелену вдовой. Предприимчивая Паулина, их старшая сестра, никогда и не сомневалась, что останется старой девой, и приложила массу усилий, чтобы открыть школу для портних. Хелена вместе с Эмилией пошли туда работать — помогать сестре.
Однако Густав Климт, к его чести, всю свою жизнь материально поддерживал Хелену и ее дочку — их общую с Эмилией племянницу.
Что касается Эмилии, то она и сама не знает, почему так зациклилась на Климте; так уж получилось, что она любила ГУстава всегда, словно родилась с этой любовью; по крайней мере ей так казалось, едва она осознала себя взрослой. Подружки по школе бегали на свидания, выходили замуж и рожали детей, а личная жизнь юной Эмилии свелась к тому, что после работы у Паулины ноги сами несли eе в мастерскую Климта — быть рядом, мыть кисти, вытирать пыль с подрамников, смотреть на него, мечтать...
Он ведь был некрасивый, ниже eе ростом, дикий, «варвар», как прозвала его мать Эмилии; у него были крестьянские руки (кстати, дед Климта происходил из северобогемских крестьян), вульгарый площадной язык — он умел ругаться грязнее извозчика. Но когда Густав прикасался к холсту, в его пальцах появлялись трепетность и чуткость, а в глазах — нечто невыразимое. В эти моменты он был не здесь, он владел секретом убегать из этого мира, из этой конкретной минуты, из захламленной мастерской, где его грязные босые ноги холодил каменный пол, и в заляпанной красками длинной рубахе писал орнаментальные, декоративные, удивительно эстетские полотна, полностью соответствовавшие его внутреннему видению и противостоящие прозаичной и грубой обстановке вокруг.
В тот незабываемый день, когда похоронили Эрнста Климта и Густав исчез с кладбища, Эмилия помчалась следом за ним в мастерскую — поддержать, побыть рядом. Климта она застала методично сжигающим все незаконченные картины брата, в том числе и картину, на которой была изображена Хелена. Эмилия бросилась к полотнам — ей хотелось их спасти, защитить. Климт угрюмо взглянул на нее, погасил и забросил в угол огарок свечи, подошел, рванул траурное черное платье и взял ее, не спрашивая согласия, на узкой кровати за заляпанной красками пыльной занавеской в мастерской. После этого волнующего и потрясшего 18-летнюю девчонку события Эмилия решила, что теперь она — законная невеста Климта, о чем поспешила объявить сестрам, сияя, как их начищенное столовое серебро; рассказала также матери и отцу; оба были удивлены.
Надо ли добавлять, что Климт и не думал ехать к родителям «невесты». Он вообще не подозревал, что у него есть невеста, и пропал на несколько недель. Оскорбленный его поведением герр Флеге рвался поехать к нему сам и объясниться «по-мужски», но униженная Эмилия умоляла отца не предпринимать никаких шагов.
Отсутствие в тот период Климта довело Эмилию почти до помешательства — она не могла ни пить, ни есть, ни работать и все переживала свой «позор». Она решила поехать к Климту сама... И вот трепещущая Эмилия, впервые в жизни явившаяся к художнику без предупреждения, тихонько приоткрыла тяжелую дубовую дверь мастерской. Сначала она никак не могла взять в толк, что происходит: под потолком висели трое каких-то узорчатых переплетенных качелей, на них, словно русалки, безмятежно раскачивались три юные обнаженные красавицы, одна из них дремала, прикрыв глаза. Густав быстро-быстро смешивал краски и, почти не глядя на мольберт, чуть не вслепую наносил мазки; в его глазах плескался восторг. Потерявшая дар речи Эмилия выронила зонтик, и Климт вздрогнул от звука его падения.
— Вон! — заорал он, увидев се. — Кто разрешил прийти?! Вон!!!
Она попятилась в испуге, он сгреб се в охапку, словно безвольную податливую куклу, и вышвырнул на лестницу. Когда Эмилия очутилась на улице, из окна ей под ноги был брошен зонтик. Она судорожно рыдала в полный голос...
Фото репродукции акварели «Климт, работающий
над фреской «Философия» для главного зала Венского
университета», 1902 г. Художник неизвестен
— Я не святоша, а художник, и если ты хочешь быть рядом, тебе придется смириться с этим, для буржуазного брака я не гожусь! — жестко заявил Густав Эмилии.
Климт стремительно превращался в безумца, во всяком случае, Эмилии было очевидно, что с середины 90-х его куда-то понесло. Он начал отказываться от выгодных заказов, чего никогда не позволял себе раньше: ведь с ранней юности, почти со студенчества, он прилежно расписывал интерьеры дворцов и театров, купальни, музеи, императорские загородные дома — и имел от этого не только отличные деньги, но и статус одного из самых преуспевающих и респектабельных художников Вены.
Однажды Эмилия стала свидетельницей чудовищной сцены — Климт после выполнения очередного заказа изо всех сил хлестал себя плетью по пальцам и орал:
— Презираю! Презираю!
Потом выхватил полученную от заказчика пачку денег и в бешенстве вышвырнул их в окно; помощники Климта — Мунч и Бсргон, издав возмущенный вопль, как были в подштанниках, выскочили на улицу и ползали на коленях, подбирая купюры, а потом ловили их, разлетающиеся, словно бумажные голуби, от порывов ветра.
Климт сам порывался экспериментировать, он не боялся обвинений в дурновкусии — ему хотелось, например, совместить японские узоры или яркий византийский орнамент с человеческими телами, особенно женскими формами. Он мечтал заниматься никем не виданной росписью, которая, как он утверждал, являлась ему во сне и стояла перед его внутренним взором. Обнаружив, что он, в сущности, стал заложником хорошего тона и рабом звонкого гонорара, Климт взбунтовался и стал рваться с этой цепи, как взбесившийся пес, озверевший от слишком долгого сидения на привязи. Рваться и кусаться.
Весной 1897 года Эмилия узнала, какой скандал учинил Густав в Академии художеств. Тыча пальцем в выставленные работы старых уважаемых членов академии, Климт раскритиковал их в пух и прах, повторяя, что от них идет трупный запах и место им на кладбище. Престарелые академики просто остолбенели от такой неслыханной дерзости. Не на шутку разошедшийся Климт провозгласил: «Кто вместе со мной готов выйти из прогнившей академии?» Вызвалось человек 20 молодых художников — они объединились в группу под названием «Сецессион» (что в переводе значило «уход»), главой, разумеется, выбрали Климта, и теперь они собирались совершить переворот в застойном, как болото, австрийском искусстве.
Эмилия удивлялась: неужели эти малосимпатичные господа интереснее Климту (второй слева, сидит в кресле), чем люди из высшего общества? 1902 г.
Все участники образованной Климтом группы собрались и нетерпеливо ждали, пока явится Климт, чтобы составить манифест нового движения. Густава нигде не было, и Эмилия вызвалась разыскать его. Случайно толкнув дверь одной из ванных комнат, фрейлейн Флеге отшатнулась: Климт стоял на коленях и быстро-быстро рисовал углем; перед ним в большой пустой ванне лежала обнаженная Альма Шиндлер, грудь и причинное место которой едва прикрывало черное кружево порванного платья.
— Манифест... — пискнула Эмилия.
— Какой еще, к чертям, манифест?! Вот — манифест! Женское тело, как я его вижу, руки, как продолжение крыльев птицы... Ну-ка, Эмилия, принеси быстро тот большой цветок из гостиной!
Альма Шиндлер, которую Эмилия впервые встретила здесь, у Берты, была дочерью покойного художника Эмиля Шиндлера: длинная, тонкая, с яркими живыми глазами, остроумная и очень наглая. Несмотря на то что ей было всего 18, она уже считала себя композитором и писала музыку на слова Рильке, Новалиса и Гейне. Все мужчины в тот вечер были покорены ею, но Климт умудрился первым завоевать се расположение.
Альма Шиндлер оказалась для Климта
роковой женщиной. Узнав, что Густав сделал ей
предложение, Эмилия наглоталась таблеток
Доктор Фрейд спрашивает Эмилию про чувство безнадежности? Так вот, появление на горизонте Альмы усилило его стократно. Просто потому, что между Эмилией и Альмой не могло быть никакого сравнения: куда круглолицей, плотно сбитой и бездарной Эмилии до утонченной и к тому же талантливой красавицы Альмы?
Шиндлер в самом деле оказалась для Климта роковой женщиной, его демонической музой, потом она станет таковой для многих гениальных мужчин — для Малера, для Кокошки, для Франца Верфеля, Шенберга...
В тот день, когда Эмилия узнала от общих знакомых, что Климт сделал Альме предложение, она пробралась в спальню к матери и высыпала из пузырька прямо на язык около десятка белых таблеточек снотворного. Ей не о чем было жалеть. Эмилия уже давным-давно жила в глубочайшем разладе с собой: Климт презирал себя за то, что писал из-за денег, но нашел-таки в себе силы порвать с этим и делать по-своему, а сама Эмилия настолько жалка, что таскается за мужчиной, который совершенно не нуждается в ней, не влюблен в нее, а только использует, когда ему удобно. Сколько раз она требовала от себя порвать с ним? Не смогла. Отец презирает Эмилию, мать посматривает на нее с брезгливой жалостью, сестры — с недоумением. Зато теперь на ее похоронах они смогут сказать, что в ней все-таки осталась искра гордости и потому они могут ее не стыдиться.
Обнаружив, что он стал заложником хорошего тона и рабом
звонкого гонорара, Климт взбунтовался и стал рваться с цепи
Когда домой вернулась Хелена, Эмилия, пошатываясь, стояла, держась за край раковины, и ее каждую минуту скручивало пополам: молодой организм отказался умирать и предпочел исторгнуть яды.
Три месяца после этого они с Климтом не виделись. И вот в один прекрасный день, когда Эмилия в школе Паулины давала девушкам урок кройки, дверь приоткрылась, просунулось заросшее лицо дикобраза, и ее поманил широкий толстый палец. Разумеется, за дверью по-медвежьи переминался с ноги на ногу Густав, в нетерпении схвативший Эмилию за руку, едва лишь она вышла за дверь. Он только что вернулся из Италии, да, он провел там три месяца...
Отношения Эмилии и Климта окончательно зашли в тупик. Ей казалось, что сестра Хелена смотрит на нее с презрением. Густав Климт, Хелена и Эмилия Флеге (справа), 1914 г.
Он не стал скрывать — страсть к Альме Шиндлер действительно застила его «старые пьяные глаза»; да, эта красивая сучка казалась ему воплощением женщины нового искусства. Он не потащился бы за ней в Венецию, приди она одна к нему в мастерскую, как он просил; трахнул бы ее разок-другой — и вся страсть улеглась бы, он себя знает, осталось бы только искусство. Но эта фифа заупрямилась, написала ему двусмысленное письмо и укатила с мамашей в Венецию. Ну а он, дурак, пустился следом за нею.
Он гонялся за Альмой по венецианским переулкам, врывался в палаццо, которое Альма снимала с матерью, пускал в широкое окно ее комнаты сложенные в виде бумажных голубей рисунки и наброски, изображающие Альму, а безжалостная фрау Шиндлер в сердцах выбрасывала их прямо в канал. Да он вел себя просто как пораженный стрелой эроса Ромео! Договорился с венецианским священником, что их тайком обвенчают, сделал эскиз и заказал великолепное свадебное платье! Альма категорично сказала ему «нет», и Густав собственноручно порезал платье ножницами прямо в ателье. Зачем Эмилия слушала все это? «Я тебе это рассказываю, потому что ты мой единственный настоящий друг», — Климт припечатал ее этими словами, назвав к тому же еще и в мужском роде.
Впрочем, в начале 1900-х было не похоже, что у Климта-художника есть будущее. Скандал следовал за скандалом. В 1900 году на большой выставке, устроенной группой «Сецессион», грянул первый. В тот день Климт выставил на всеобщее обозрение один из заказов венского университета — он должен был написать художественные аллегории главных факультетов — философии, медицины и юриспруденции. Эмилия подоспела ровно в тот момент, когда толпа гневно галдела у картины Климта «Философия», и иные зрители наступали на стоявшего тут же художника с такой агрессивностью, точно он украл у них бумажник.
Густав Климт - Философия - уничтожена пожаром в Schloss Immendorf в 1945 году.
Восемьдесят семь профессоров университета обратились в министерство образования с письмом, обвиняющим Климта в том, что он «выражает неясные идеи с помощью неопределенных форм», и потребовали отозвать у него заказ. Не получилось, потому что в этом же году та же картина получила золотую медаль на Всемирной выставке в Париже и сам Роден назвал ее «божественной».
Отношения Климта и Эмилии изменились: он стал доверять ее вкусу, чем она страшно гордилась. Нет, Эмилия совершенно честно пыталась разобраться в нарождающемся художественном стиле «Сецессиона» вообще и в работах Климта в особенности. Но вот его следующую картину для университета — «Медицина» — назвала не просто непонятной, а порнографической. По правде говоря, увидев полотно, Эмилия пришла в тайный ужас: трудно представить, что точно хотел сказать Климт по поводу медицины своей живописью. Это хаотическое, почти дьявольское видение с черепами и массой морщинистых старых человеческих тел говорит о страданиях, а не о лечении. Очевидно, женская фигура со змеей внизу представляет саму Медицину, но подобная женщина в орнаменте из золотых кружев смотрится как жрица, способная скорее принести больного человека в жертву, а не вылечить его.
Hugieia (detail from Medicine), 1900-1907, сгорела в 1945 году в замке Иммердорф
— Потрясающе, Густав, а они все просто дураки, — вот что предпочла сказать Эмилия.
Со стороны казалось, что теперь между ней и Климтом царит полная гармония, но это было совсем не так. Эмилия испытывала все нараставшее напряжение и даже страх: ей казалось, что в последнее время Климт помешался на женском теле и что он давно вышел за границы художественных интересов.
Однажды она увидела его этюдник: он был полон зарисовок самых разных обнаженных женских тел — много десятков, откуда только он брал их? Впрочем, со временем ей стало это ясно, ведь он совершенно перестал стесняться своего «друга». На улице, где традиционно стояли девушки легкого поведения, Климт, оказывается, давным-давно был постоянным клиентом. Завидев его, девицы выстраивались перед ним в ряд, как солдаты перед генералом, а он шел мимо, моментально выхватывая из строя тех или иных счастливиц — как правило, длинных, тонких, с мальчишескими фигурами. «Опять селедок набрал!» — с сожалением вздыхала, затягиваясь папироской, ветеран этой улицы — Герда, чьи груди вываливались из черного корсета. «Селедки» ликовали: маэстро художник шедро платил за работу, а всего-то делов — смирно стоять пару часов, и дремать можно... ну а потом, если ему вздумается, так почему бы и нет...
Как-то случилось, что Густав послал Эмилию за своей любимой моделью — прачкой Мицци. Ее крутой зад, который он называл «величайшим произведением искусства, созданным природой», Густав усмотрел, прогуливаясь однажды в пригороде. Домишко Мицци оказался тесным, шатким и пропахшим хозяйственным мылом.
— Густав приглашает тебя прийти к нему сегодня поработать, Мицци, — робко произнесла Эмилия.
— Пусть сначала за мальчишку расплатится, сучий кот! — грубо огрызнулась прачка. — Или ты отдай мне денежки.
Оказалось, чумазый трехлетний мальчонка, околачивающийся во дворе, — сын Климта. Мицци распустила длинный язык и терзала слух ошарашенной Эмилии рассказами о том, что если бы Климт не научил ее всем тем штучкам, которые знают только шлюхи, как не залетать каждый месяц, у нее вот по этому двору, где место есть только для бельевых веревок, бегал бы уже целый выводок сопливых малолеток. Эмилия в ступоре дрожащими руками вытащила портмоне и отдала Мицци пять гульденов. Дома она прямо спросила у Густава, сколько у него детей, — но тот, надо заметить, ни капельки не смутился, лишь хмыкнул, что, кажется, три пацана точно имеется, об остальных он не знает.
Собственно, вот тогда-то, ослепленная и сбитая с толку этим невероятным количеством обнаженных женских тел, Эмилия решилась обратиться за советом к знаменитому доктору Фрейду. Врач полистал принесенный Эмилией этюдник Климта и безапелляционно заявил:
— Тяжелый сексуальный невроз, фиксация на матери, Эдипов комплекс.
И отеческим тоном добавил:
— Вам, милая фрейлейн Флеге, надо бежать от него.
Климт совершенно не выносил критику, в публичных местах называл Австрийскую империю провинциальным отхожим местом и мог появиться в опере в своей знаменитой длинной рабочей рубахе. С Эмилией.
Эмилия не на шутку перепугалась: она поняла, Климт рано или поздно кончит сумасшествием. Сама она согласилась на несколько сеансов с Фрейдом в надежде, что вдруг это поможет ей хотя бы вернуть давно пошатнувшееся уважение к самой себе. Доктор настоятельно советовал клиентке порвать с художником и найти себе занятие, погрузиться в собственную жизнь. В тот момент Эмилия еще не была к этому готова. Она все еще слишком беспокоилась из-за того, что каждый шаг Климта по-прежнему сопровождался скандалом.
Он швырнул университетским заказчикам в лицо деньги за не устроившие их картины и забрал полотна себе; он разругался со всеми членами «Сецессиона», и в 1906 году группа развалилась; он совсем перестал выносить критику, в публичных местах называл Австрийскую империю провинциальным отхожим местом и мог запросто появиться в опере в своей знаменитой длинной рабочей рубахе. С ним не раз уже разбиралась полиция. Вместе с ненавистью к «отсталой», «прозябающей на задворках современного искусства» стране в Густаве росла и непримиримость к самому себе: ему чудилось, что он теряет мастерство, не может выразить то, что хочет, стареет...
То, что Климт хотел «зарезать» свою, без сомнения, лучшую картину «Поцелуй», заставило Эмилию не на шутку перепугаться и вспомнить предсказания Фрейда. Особенно eе беспокоило высказывание доктора о том, что контраст золотистого, теплого, яркого колорита картин Густава с его мрачным, раздраженным состоянием наводит на мысль, что картины словно пишет его другое, скрытое «я».
Эмилия последовала совету Фрейда и открыла
собственное дело. Они с сестрами создали
свой модный салон — «Сестры Флеге».
Эмилия в салоне, 1910 г.
Как все-таки правильно сделала Эмилия, что последовала наконец совету Фрейда и некоторое время назад завела собственное дело: на базе школы для портних Паулины они с сестрами создали свой модный салон — «Сестры Флеге», и Эмилия с радостью отдалась тому, что всегда любила и в чем оказалась одарена, — дизайну одежды. Иногда сам Климт придумывал для нее эскизы и рисунки платьев. Свой салон-магазин сестры обустроили в очень выигрышном месте — на первом этаже респектабельного кафе «Каса пиккола» в центре Вены, где любили собираться аристократы и весьма состоятельные буржуа. Дела почти сразу пошли превосходно, и Эмилия про себя всегда думала, что если женщине не везет в любви, то уж в бизнесе повезет наверняка.
В 1915 году умерла мать Климта, та самая крошечная старушка с пучком, которая когда-то так боялась, что ее сын обесчестит маленькую барышню Флеге. Дней десять спустя после похорон Густав Климт стоял у ее конторки в темном с иголочки костюме, в голубом галстуке, с охапкой роз в одной руке и неловко прижимая бутылку шампанского с тортом другой. Хелена Климт, сидевшая у стола приема заказов, взглянув на Эмилию, недоуменно подняла брови.
— Эмилия, — неуверенно начал ГУстав, но у него предательски задергался правый глаз. — Я...
Он предлагал ей руку, сердце и торт с шампанским в придачу. Эмилия видела, как у ее сестры Хелены вспыхнули глаза, зато у нее самой сердце безнадежно рухнуло вниз. Нет. Она не может. Или не хочет. Уже не хочет. Ей ведь под сорок, она привыкла быть одна, ей поздно учиться быть женой. Она и так смертельно устала нянчиться с Климтом, а уж превратиться в его няньку с проживанием... Нет.
Вытирая слезы, Эмилия наблюдала из окна, как Климт швырнул роскошный букет в помойку и яростно раздавил ботинком крышку торта. Наверняка марципанового...
Время от времени они все же общались. У Климта после смерти матери развилась тяжелая депрессия, но советы Эмилии заглянуть к доктору Фрейду он по-прежнему игнорировал.
6 февраля 1918 года Густава Климта поразил инсульт, из комы художник так и не вышел. Его новаторские заслуги в искусстве все-таки признали: посмертно сделали почетным членом Венской академии художеств, а незадолго до кончины Климт стал
почетным членом Венской и Мюнхенской академий изящных искусств.
...Однажды Густав заметил Эмилии, что после его смерти она получит по завещанию его картины — то сеть, в сущности, только тогда и заполучит его всего целиком. И наконец станет гораздо счастливее. Поразительно, но это оказалось правдой. Климт умер, и у Эмилии невыносимый внутренний разлад исчез, она осталась с детищами Густава, и они уже не могли ей изменить или сделать больно. Она тряслась над ними, как мать над живыми детьми.
Любопытно, но под конец жизни фрау Флеге во всех интервью категорично заявляла, что ни одной женщины, кроме нее, у Густава Климта никогда не было. «А как же 14 детей, заявивших, что они дети Климта, и четверо, доказавших это?» — изумлялись журналисты. «Самозванцы...» — вздыхала в ответ Эмилия Флеге.
Она умерла 26 мая 1952 года.
Когда Климт умер, у Эмилии исчез невыносимый внутренний разлад.
Она осталась с его картинами, а они не могли ей изменить или сделать больно
Картина-ответ Климта критикам
сейчас называется «Золотые рыбки»
Свежие комментарии