Тема присутствия тюркских этносов в казачестве уже поднималась на сайте. Но в данном конкретном случае, выкладывая пост, я руководствовался ее локализацией.
Автор -- Олег Юрьевич Куц
Татары на казачьем Дону (по материалам 1630-60-х гг.)
Из исторической литературы о донских казаках XVII в. известно, что, кроме людей русского происхождения, среди казаков было немало представителей различных народов, выходцы из которых зачастую даже не были православными[1]. В этом отношении показательно, что в 1632 г. донские казаки, отказываясь давать присягу Москве, одним из аргументов своего отказа называли тот факт, что среди них живет много "бусурман" (мусульман), которые не могут "целовать крест" (присягать) по христианскому обычаю[2]. А в казачьей отписке (донесении) в Москву от 1658 г. видим такие слова: "А которые <...> у нас в Войске живут переезщики иноземцы - турки, и татаровя, да и греки, и иных розных земель люди, которые переезжают к нам, к Войску, на Дон <...> - и служат они, живучи у нас в Войске <...> государевы службы с нами вместе"[3]. И хотя среди казаков были люди совершенно разного этнического происхождения - встречались даже арапы[4], тем не менее татар в этом перечне следовало бы поставить на первое место, ибо только они выделяются в документах в особую группу донского населения под названием "донские татары".
Историография проблемы довольно бедна. Из серьезных работ можно назвать лишь статью С. В. Черницына "Некоторые аспекты этнических процессов в Войске Донском в XVII в. (на примере тюркоязычных переселенцев)"[5]. Отмечая неоднородный этнический состав населения донских ка (с. 398) зачьих городков (о чем сообщают различные источники XVI-XVII вв.), автор предпринимает попытку рассмотреть этнические процессы на Дону. С. В. Черницын констатирует, что процессы эти отнюдь не ограничивались ассимиляцией казаками восточнославянского происхождения (в первую очередь русскими) представителей неславянских народов. Среди последних автор подчеркивает преобладание на Дону тюркоязычных выходцев - в первую очередь, ногайских и крымских татар, а также турок, поскольку именно с этими народами казаки жили в соседстве и имели постоянные контакты. И хотя по большей части именно русские определяли политическое развитие Войска и основные черты культуры донского казачества, уже в источниках XVII в. упоминаются донские татары, несшие казачью службу. В документах, продолжает С. В. Черницын, эту группу называют также "наши татарове", "донские", "юртовые" татары, тем самым отделяя ее от враждебных казакам представителей тюркоязычных народов. Данному историческому феномену и уделяется главное внимание в рассматриваемой статье.
Как пишет С. В. Черницын, специальных исследований о донских татарах нет. Автором рассматриваются основные источники формирования данной группы. Это: добровольные "переезщики", плен, а также бегство из России на Дон новокрещенных татар из числа холопов (часто по подговору донских казаков). Впрочем, второй и третий пути чаще вели к ассимиляции, поскольку принятие христианства в этих случаях было правилом. Что касается "выходов" к казакам из окрестных земель, то автор приводит конкретные примеры таких переходов. Например, в войсковой отписке от февраля 1638 г., присланной в Москву из занятого казаками Азова, говорилось, что "прибежали де к ним в Азов из Нагай (из ногайских улусов, кочевавших "под Крымом". - О. К.) татарове..." и дали сведения о военных приготовлениях крымского хана. Частью эти примеры относятся ко времени пребывания казаков в Азове (1637-1642 гг.), но имеются они и за более поздний период времени. Например, в войсковой отписке от ноября 1646 г. сообщалось о трех "переещиках" из Азова 2 октября и называлось имя одного из них: "...А зовут Токмаметком Абызко, Шамаметев сын, родства Кипчаскова, азовские были жильцы". Подобные выходы автор делит на одиночные (или малыми группами) и групповые, когда к казакам "могли переходить и крупные коллективы, имевшие свою организацию и предводителей". По мнению автора, пример тому - перекочевка под Азов ногайских мурз в конце 30-х гг. XVII в.[6]
На основании данного материала С. В. Черницын делает ряд выводов. Так, он отмечает этническую неоднородность донских татар, поскольку они приходили на Дон из разных мест. При этом преобладал ногайский элемент - среди тех, кто переходил в Войско, констатирует автор, чаще всего упоминаются именно ногайские татары. С другой стороны, как мы видели, (с. 399) упоминаются и выходцы из Азова (после оставления его казаками). И это не только татары, но и турки. Донские татары-мусульмане иногда присутствуют в казачьих станицах, отправлявшихся Войском с донскими отписками в Москву, - впервые они упоминаются, по данным С. В. Черницына, в 1636 г. (это Олиманко Татарин и Сенчурко Татарин)[7]. От себя добавим, что подобные примеры можно привести и для более позднего времени, хотя они не так уж часты, да к тому же в составе станиц, когда последние насчитывали более десятка казаков - это один-два, максимум три человека, что отражает, безусловно, роль и значение донских татар среди казаков Дона. Последняя была, как представляется, не очень большой.
Следует сказать, что выводы автора не всегда убедительны. Так, верен, на наш взгляд, вывод о преобладании среди донских татар ногайского элемента (поскольку, по словам С. В. Черницына, среди тех, кто переходил в Войско, чаще всего упоминаются именно ногайские выходцы), однако данный вывод, думается, неверно аргументирован. В частности, выходы в конце 30-х гг. XVII в. на Дон из-под Крыма ногайских татар следует в большинстве случаев рассматривать как перекочевку (или перемещение) их к Астрахани, а вовсе не переход к казакам на житье. О переходах же на Дон "крупных коллективов" ногайских татар вообще говорить не приходится - низовья Дона были для них лишь перевалочным пунктом на пути к Астрахани. Когда переехавший из Крыма на Дон представитель крымской знати (он был из крымских ногаев) Адил-мурза захотел кочевать под Азовом и по данному поводу отправил в Москву своих людей с прошением об этом, ему ответили, что "то дело не статочное (невозможное. - О. К.): в Азове живут казаки своим казацким обычаем, а мурз и татар никово нет[8], и служить ему не с кем (т. е. нет такого примера. - О. К.). А казачья служба ему служить не пригож: человек чесной (честный, то есть знатный. - О. К.)"[9]. Наконец, С. В. Черницын пишет о компактном якобы проживании донских татар "в низовьях Дона при главном Войске", и ему неизвестны сведения об их проживании в других казачьих городках[10]. Как увидим далее, о "компактном проживании" донских татар только при казачьем центре говорить не приходится. В значительной степени эти ошибки вызваны скудостью сведений о донских татарах - последнее отмечает и сам автор. К тому же статья написана только на основе опубликованного материала[11]. (с. 400)
Таким образом, насущной задачей представляется поиск и разбор по данной теме неопубликованных материалов. Однако сначала, думается, необходимо понять, какие обстоятельства привели к тому, что на Дону особой социальной группой жили некрещенные татары-"бусурмане", с которыми, казалось бы, казаки вели непримиримую борьбу. Что за международная обстановка заставляла этих татар пребывать на стороне казаков? Чтобы ответить на эти вопросы, мы постараемся, насколько это возможно, на основе тех же неопубликованных документов коротко осветить положение в самом татарском мире.
Прежде всего следует отметить, что татары как ранее, в конце XVI - начале XVII в., так и в рассматриваемый период времени не представляли собой в политическом отношении единого целого. Они были расколоты на ряд политических объединений, зачастую враждовавших друг с другом. На юге существовало два главных политических объединения татар. Прежде всего это была Крымская орда ("Крымский улус"), занимавшая Крымский полуостров и Причерноморские степи. С другой стороны, близ Астра-хани с 1640-х гг. кочевали остатки Большой Ногайской орды, пребывавшие в русском поддан-стве и находившиеся под руководством астраханских воевод. Большая Ногайская орда еще в начале XVII в. являлась крупным политическим объединением татар, однако после перехода улусов Больших Ногаев в 30-е гг. XVII в. в Крым и возврата к началу 1640-х гг. обратно под Астрахань их силы оказались подорванными. Основу Большой Ногайской орды составляли улусы мурз трех основных родовых кланов этого объединения - Тинмаметевых, Урмаметевых, Иштерековых. Большая часть улусов Урмаметевых, правда, так и не вернулась под Астрахань, сохранив крымское подданство. "Под Крымом" они обычно кочевали по р. Молочные Воды, Бердам, а также близ Перекопа.
Между Азовом и р. Кубанью ("Кубой") кочевали улусы Малой Ногайской орды ("Казыев улус"), части которой временами принимали русское подданство и уходили на кочевья к востоку - в предгорья Кавказа (к Кабарде) и к р. Куме. Малые Ногаи традиционно подчинялись Крыму, однако, находясь в удалении от него, часто действовали на свой страх и риск. Существовала также немногочисленная группа азовских татар, живших в Азове или кочевавших близ него.
Ситуация политической разобщенности приводила к вражде и непрекращающимся набегам татар друг на друга. Конфликты усиливались и тем обстоятельством, что враждовавшие стороны принадлежали к разным государствам. Поэтому походы татар Большой Ногайской орды "под Крым", а также их нападения на Малых Ногаев и азовцев, и наоборот были вполне обычным делом.
В отписках астраханских воевод в Москву нередко встречаются известия о подобных набегах татар друг на друга. Иногда отряды татар отправлялись из-под Астрахани в набеги "под Крым" по распоряжению астраханских властей и подробно отчитывались перед ними по возвращении. Поэтому из отписок в Москву астраханских воевод можно почерпнуть немало сведений (с. 401) о практике таких набегов. Думается, лучше, чем говорить своими словами, привести несколько примеров из архивных источников. Вот два характерных эпизода.
В конце декабря 1637 г. из Астрахани "под Крым и под ногайские улусы" (последние кочевали тогда "под Крымом") для "проведыванья крымских, и нагайских, и всяких вестей, и для языков (т. е. с целью получения информации о недругах. - О. К.)", а также для "кон-ского отгону" был отправлен отряд из 50 "охочих" едисанских татар. Позднее, во время расспроса, они показали следующее. Отряд переправился через Дон в районе казачьего Есаулова городка[12], откуда направился в поход "под Крым". В Крымской степи "на урочище Ерклые"[13] (в другом месте - "Еркелы") астраханские татары подметили ногайских "зверовщиков" (т. е., как пояснено в документе, татар, которые "выезжают из улусов своих для зверовья" - охоты на зверя), у которых они "ночью украдом" отогнали "с полтараста лошадей". "В языках" захватить никого не удалось. После этого едисанский отряд тем же путем вернулся с добычей обратно в Астрахань[14].
В конце января 1638 г. из Астрахани было отпущено в новый набег 70 юртовских и едисанских татар[15]. Вернулись они в марте, и также были подвергнуты расспросу. Подробности данного похода таковы. При переправе через Дон опять же в районе Есаулова городка к татарскому отряду присоединилось 60 донских казаков, отправившихся вместе с ним в набег "под Крым". С пути, однако, казаки вынуждены были вернуться обратно, поскольку у них "пристали лошади". Астраханские же татары в Крымской степи на р. Бузане ("Бузуне") "наехали <...> на зверовье" (охоте) "нагайских татар в трех местах со сто с шездесят (сто шестьдесят. - О. К.) человек", отогнав у них "изгоном" (то есть внезапным нападением) четыреста лошадей и захватив в плен одного татарина. С этой добычей они и вернулись обратно к Есаулову городку[16]. Подобные примеры можно продолжать.
Совершались подобные экспедиции и на Ногайскую степь. Так, в апреле 1650 г. под Азов был отправлен отряд из 40 юртовских и ногайских татар. Любопытно, что в поход татары вызвались сами, подав воеводам в съезжей избе челобитную с просьбой разрешить им идти "из Астарахани <...> для поиску крымских людей и для проведывания вестей". За полтора дня пути от Азова на р. Ее астраханский отряд "съехал" (встретил) на дороге, шедшей из Азова к улусам Малого Ногая, "казыевских татар двадцать человек (с. 402) конных". С ними же было две телеги "с полоном" (православными пленниками). Нападение было предпринято внезапно ("безвестно") днем, "в обедную пору". В ходе боя несколько казыевцев было убито на месте, прочие же, "покиня полон и телеги, розбежались врознь"; в ходе преследования было убито еще несколько человек.
Из расспроса освобожденных астраханскими татарами "полоняников" выяснилось, что все они были "белорусцы" (украинцы) из-под Киева, в плен же попали в ходе совместных действий запорожских казаков и крымских татар против поляков. "Полоняников" этих было восемь человек, в том числе три девушки и пятеро подростков - последние в возрасте от 10 до 14 лет. Возвращавшиеся из похода "в Литву" татары везли их к себе в улусы[17].
Подобные эпизоды нередко можно встретить в отписках в Москву астраханских воевод. Так, в 1644 г. небольшой отряд татар из Астрахани напал под Азовом на азовских татар, захватил у них лошадей, но на обратном пути был настигнут превосходящими силами и разгромлен. В 1636 г. значительный отряд русских и татар напал на шедшие в Азов из-под Кабарды кочевья Казыева улуса, отогнал у татар "конские табуны", но на преследовании был разбит, потеряв всю добычу[18], и т. д. Все это были будни Ногайской степи.
С другой стороны, такие же нападения совершались на кочевья Большой Ногайской орды казыевскими и азовскими татарами. В качестве примера приведем только один подобный эпизод. 29 мая 1651 г. из улусов кочевавших под Астраханью ногайских Эл-мурзы Янмаметева и Ислам-мурзы Чубармаметева в поход на Ногайскую степь отправилось тридцать пять человек. Как значится в воеводской отписке, поход был предпринят татарами "для проведыванья о приходе под улусы их крымских, и азовских, и темрюцких, и казыевских воинских людей, чтоб <...> (они. - О. К.) под улусы их безвестно не пришли, и <...> конских и животинных табунов не отогнали". На второй и третий день, однако, ушедшие в поход "прибежали <...> в улусы врознь на лошедях, а иные пеши", сообщив мурзам, что "в днище" (в дне пути) от улусов они встретились с отрядом азовских татар, которые их "на степи <...> розгоняли, а иных переграбили, и лошади, и ружье (оружие. - О. К.) отбили", после чего направились обратно в Азов.
Из ногайских улусов была немедленно организована погоня во главе с упомянутыми мурзами. Азовцев удалось "сойти" (настигнуть) лишь в четвертый день "на урочище Таллыгуе". Основные силы астраханских татар остались при этом в засаде ("в прикрыте"), послав от себя "в подъезд <...> для поманки (приманки. - О. К.) к азовским татаром" пять человек. Погнавшись за ногайцами "всеми людьми", азовцы попали в засаду. В ходе боя восемь азовских татар было убито, четверо захвачено "в языках", остальные разогнаны[19]. Было захвачено значительное количество лошадей, (с. 403) а также походное имущество азовцев - как сказано в документе, ногайцы "коши их все поимали".
Из расспросов пленных выяснилось, что азовский отряд насчитывал тридцать три человека, все татары были "азовских улусов", кочевавших в тот момент под Азовом на р. Кагальник. В поход под Астрахань они ходили "для конского и животинного отгону" по своей инициативе. Примерно в дне пути от Астрахани на азовцев наткнулся "вневеды" (т. е. неожиданно для себя) упомянутый выше отряд ногайских татар. Не приняв боя, астраханские татары бросились бежать, потеряв во время бегства семнадцать лошадей и десять человек пленными. Выяснив от захваченных ногайцев, что их "конские и животинные табуны ходят против (около. - О. К.) Астарахани в ближних местех, и в улусах де у них, и в табунах сторожи крепкие, и опасенье (от набегов. - О. К.) болшое", азовские татары направились обратно в Азов. По пути они встретили и ограбили в степи еще несколько небольших групп астраханских татар (одна из них, в частности, возвращалась в Астрахань с Дона), пока не были настигнуты и разгромлены сами. Характерно, что захваченных астраханских татар азовцы, ограбив, отпускали[20].
Однако набеги друг на друга совершали не только Малые Ногаи и азовцы, с одной стороны, и Большие Ногаи - с другой. Уже примерно со второй трети XVII в. Большая Ногайская орда находилась в состоянии распада. Кланы мурз Тинмаметевых, Урмаметевых, Иштерековых часто враждовали друг с другом, при этом дело доходило и до кровавых конфликтов. После возвращения к 40-м гг. XVII в. основной части ногайских улусов из-под Крыма к Астрахани Урмаметевы мурзы остались в крымском подданстве, и набеги из Астрахани на Крымскую степь были направлены в первую очередь против них. (Еще ранее набеги "под Крым" остававшихся под Астраханью юртовских и едисанских татар совершались против кочевавших там Больших Ногаев в целом - см. выше.) Однако вражда существовала и внутри кланов ногайских мурз, вернувшихся из Крыма под Астрахань, и при обострении этой вражды усобицы и взаимные набеги становились обычным делом в Большой Ногайской орде. Случалось, что в конфликты мурз Большого Ногая вмешивались мурзы Ногая Малого, а также едисанские и юртовские татары, и тогда распутать клубок взаимных набегов, обид и счетов между мурзами было не под силу и астраханским воеводам.
Вот, к примеру, лишь некоторые эпизоды взаимных набегов ногайских татар в 1645-1646 гг. Осенью 1645 г. в кочевавшие под Кабардой казыевские улусы Девой-мурзы Канмурзина из Астрахани был послан "с листом" (грамотой) сын боярский Яков Есипов. Сам Девой-мурза, отколовшись в ходе вооруженного столкновения от прочих мурз Ма-лого Ногая, перешел со своими улусами в русское подданство (прочие казыевские мурзы кочевали в тот момент "под Крымом"). Характерно, что во время пребывания в улусах Девой-мурзы сына боярского Я. Есипова татарские мурзы и их "улусные люди" (с. 404) жаловались ему, что "им де обида от Болшого Нагаю от татар", которые "приходят под их улусы, и лошади у них отгоняют". Интересно, что во время пребывания самого Я. Есипова у татар неизвестные люди "приходили" (нападали) под казыевские улусы, и "лошеди отгоняли трожды (трижды. - О. К.)". Казыевцы поясняли, что это были ногайские татары. Тогда же к Девой-мурзе из ногайских улусов приезжал татарин для сыска угнанных у него лошадей. Ему действительно было оказано содействие в этом деле.
В татарской грамоте, отправленной из улусов Девой-мурзы в Астрахань, также звучали жалобы на бесчинства ногайцев. В частности, Большие Ногаи обвинялись в том, что они под казыевскими улусами "худо делают" - "лошеди емлют, и людей <...> проезжих грабят" (т. е. нападают на людей, выезжающих из улусов). В ответной грамоте из Астрахани, однако, казыевцам напоминали об их неоднократных набегах под Астрахань на улусы Больших Ногаев, а также сообщали о постоянных жалобах на них ногайских мурз по поводу того, что казыевские мурзы и татары, "приходя" под ногайские улусы, "лошади и животину крадут, и улусы громят". Воеводы приводили примеры конкретных набегов казыевцев. В конце грамоты звучала угроза послать из Астрахани на улусы Девой-мурзы "государевых ратных людей".
Грамота из Астрахани, тем не менее, успеха не возымела, и уже в конце марта 1646 г. на кочевавшие под Астраханью улусы кейкувата Янмамет-мурзы и его сына Ямгурчей-мурзы был совершен крупный набег казыевских мурз во главе с Девой-мурзой. Кочевавшие близ Астрахани Большие Ногаи в спешном порядке бежали под город; против казыевцев было выдвинуто даже несколько "приказов" (полков) пеших и конных астраханских стрельцов. Ходили слухи, что казыевский набег был совершен с ведома ногайского Чебан-мурзы Иштерекова, кочевавшего в тот момент в районе Терека и враждовавшего с Янмамет-мурзой и его детьми.
Конфликт между тем продолжался. Летом 1646 г. кейкуват Янмамет-мурза со своими "улусными людьми" ходил в поход на Чебан-мурзу. В ходе столкновения "на обе стороны" были "побиты <...> многие люди", в том числе погиб сын Янмамет-мурзы Ян-мурза. Тем не менее в ходе набега нападавшим удалось отогнать "ло-шеди многие". Впоследствии выяснилось, что в походе к Тереку на стороне Янмамет-мурзы участвовали также астраханские юртовские татары, не имеющие прямого отношения к конфликту.
Подвергшаяся нападению сторона, жалуясь в Астрахани на учиненное в ее улусах "разорение", потребовала сыскать и вернуть отогнанных лошадей. Однако, когда воеводы попытались осуществить это мероприятие, к ним поступила встречная челобитная со стороны Ямгурчей-мурзы. Тот, в частности, указывал, что набег был совершен в отместку за неоднократные набеги на их улусы Чебан-мурзы Иштерекова совместно с казыевским Девой-мурзой. Что же касается отогнанных лошадей, продолжал Ямгурчей-мурза, то ходившие в набег "те лошеди розпродали, и друзьям своим роздали". И если этих лошадей воеводы будут сыскивать и возвращать прежним владельцам, то "им де то будет в большое оскорбленье", тем более что за них был убит Ян-мурза, брат Ямгурчея. В результате сыскные мероприятия были прекра (с. 405) щены, чтобы, как писали в Москву воеводы, "меж их (татар. - О. К.) болшие ссоры не учинить"[21]. На этом, думается, можно остановиться - мы отнюдь не ставим перед собой цель пересказать все перипетии конфликтов в Большой Ногайской орде середины 40-х гг. XVII в. Наша задача более скромна - показать, насколько непро-стыми были взаимоотношения в татарском мире даже в пределах одной "орды", а также по возможности проследить тактику взаимных татарских набегов.
Итак, как видим, беспокойной и тревожной в военном отношении в 40-е гг. XVII в. была обстановка даже в подконтрольных Русскому государству степях. Конфликты в Ногайской орде происходили еще с XVI в., поэтому упомянутые события нельзя представлять себе как что-то из ряда вон выходящее[22]. Взаимные набеги производились даже несмотря на угрозу сыска и возврата "погромного" имущества. Тем более естественны были набеги на "чужих" татар, имущество которых сыску и возврату не подлежало вовсе.
В этом отношении важно отметить, что набеги донских казаков на подобном фоне оказываются лишь органичной частью беспокойной жизни степи, отнюдь не представляя собой чего-то необычного. На основе приведенного материала можно сделать вывод о сходстве казачьих и татарских приемов ведения степной войны. Это и малая численность отрядов, направлявшихся в набег, и нападения "украдом", "изгоном" (внезапно), нередко - ночью, и традиционная для степи цель набегов - лошадиные табуны и скот ("животина")[23]. Не случайно "донские татары" неплохо чувствовали себя среди казаков, а использование их опыта в ходе набегов под татарские улусы только придавало казакам дополнительные шансы на удачу[24]. Казачий быт Дона, целиком ориентированный на походы за добычей, весьма привлекал татар, многие из которых шли сюда "с бедности", в надежде (причем вовсе не призрачной) разбогатеть.
Безусловно, между казачьими и татарскими походами были и существенные отличия. Татары обычно не любили идти на жертвы, стараясь по возможности уклониться от боя. Казачьи же ватаги, вооруженные огнестрельным оружием и не боящиеся потерь, были в состоянии действовать более дерзко по сравнению с татарами. Тем не менее шансы на скорое обогащение, которые предоставляла "лихая" степь своим не менее "лихим" сынам[25], широко использовались как казаками, так и татарами. (с 406)
Как уже вскользь упоминалось, и татары Большой Ногайской орды, и казачий Дон находились под властью московских государей. Это, по-видимому, и стало главной причиной той исторически сложившейся ситуации, что Дон для татар, кочевавших под Астраханью, был в какой-то степени "своей" территорией. В частности, в источниках нередко встречаются случаи, когда татары, у которых донские казаки в ходе "воровских" (разбойничьих) походов на Волгу и каспийское взморье захватывали с целью получения выкупа родственников, ездили выкупать последних прямо в казачьи городки. Между тем, совсем по-иному обстояло дело с татарами улусов Малых Ногаев, перешедших под "руку" московского царя. Эти татары продолжали сохранять традиционные для них связи с турецким Азовом, и что это было именно так, хорошо видно из следующего эпизода.
В апреле 1652 г. из Астрахани на Ногайскую степь на правой стороне Волги с целью "проведывания вестей" про крымских татар был отправлен сын боярский Алексей Казанцев. С ним в поход пошло пятьдесят стрельцов-добровольцев и двое астраханских едисанских мурз с татарами (последних было 88 человек). После примерно двухнедельного следования по степи отряд остановился недалеко от Азова у р. Еи в "крепких местах" (т. е. в урочище), откуда были отправлены разъезды по ближайшим степным дорогам. "Ратные люди" стояли в засаде четыре дня, пока не подметили на "темрюцкой дороге" (в двух днях пути от Азова) ехавших со стороны этого города неких "азовских людей" в количестве около сорока человек, ставших в полдень на стан ("на коши"). Отряд А. Казанцева всеми силами ударил на них. В ходе боя двадцать человек "тех азовских людей" было убито, девять захвачено в плен, прочие бежали. Кроме того, в руки нападавших попало четверо "белорусцов"-полоняников - "баба, да девка" и двое "робят", три женщины-татарки, а также все татарское имущество и лошади. После этого отряд вернулся в Астрахань. Правда, троих татар на обратной дороге пришлось "побить" (убить), так как они от ран "были болны" и везти их с собой было "никоторыми делы нелзе", одному удалось бежать. Весь поход продлился с 28 апреля по 2 июня.
В ходе допросов пленников в Астрахани выяснилось следующее. Татарский отряд состоял из азовских и казыевских татар, которые ехали из Азова в улусы Малого Ногая Арсланбек-мурзы Каспулатова, находившиеся в русском подданстве, всего татар было сорок два человека. Из взятых в плен один оказался торговым человеком из Крыма (г. Кафы), ехавшим в Малый Ногай "с товаром для торга". Он возил оттуда через Азов "масло коровье", причем уже не первый год. Другие пленники были из улусов Арсланбек-мурзы Каспулатова, ездившие в Азов для покупок. Купив в Азове кумача, сапог и пр., они возвращались в свои улусы, кочевавшие под Пятью Горами и на р. Куме. Еще двое ездили в Азов для выкупа из плена своей сестры, захваченной донскими казаками под Азовом. Они возили в Азов на продажу в счет выкупа коровье масло и гоняли "животину" - коров. Любопытно, что сестра этих татар оказалась уже до их приезда выкупленной азовскими "турскими людьми"; оставалось лишь вернуть сумму выкупа "с наддачею" (с. 407) (прибавкой). Вместе с казыевскими татарами в их улусы ехали и азовские татары - одни с "продажными полоняниками", другие с товарами. Из захваченных женщин-татарок двое были женами казыевских татар, одна - упомянутая выкупленная пленница. В итоге казыевские татары и женщины были отправлены в Малый Ногай по челобитной посла Арсланбека-мурзы (посол в тот момент находился в Астрахани), а крымский торговец был брошен в тюрьму. Отбитые православные пленники были отданы на время "для исправленья веры" в монастырь[26].
Итак, как видим, татары Малого Ногая, даже перейдя "под руку" московского царя, продолжали поддерживать отношения (в том числе торговые) с Азовом и более отдаленным "бусурманским" миром, у астраханских же татар был свой политический ареал, в котором донские казаки занимали определенное место, и выкупать пленников ездили уже непосредственно к ним.
Перейдем к вопросу о происхождении основной части живших на Дону татар (или так называемых донских татар), которые в одной из небольших статей по истории казачества были даже названы "неведомыми"[27]. В действительности, думается, никакой загадки в этих татарах нет. В большинстве своем они были такими же "сходцами" из окрестных территорий, как и другие жители казачьих городков. В данном отношении характерны слова цитировавшейся во вступлении к данной статье войсковой отписки от 1658 г., где говорится о "переезщиках-иноземцах" на Дон как о людях, присоединившихся к казакам под влиянием различных обстоятельств. В связи же с прекращением подвоза на Дон хлеба из южнорусских городов, продолжают казаки, из-за ложных известий о моровом поветрии в казачьих городках, "те <...> иноземцы, от <...> великого голоду и нуж (нужды. - О. К.) хотят розбрестися многие по своим землям, а наша братья (т. е. сами казаки. - О. К.) по твоим государевым украиным городом розбрестися хотят многие..."[28]. Как видим, большая часть этих "иноземцев" (если не все они) не составляла постоянного населения края; упомянутые люди могли при необходимости вернуться на родину - впрочем, это же можно сказать и о значительной, если не основной части русского населения Дона[29]. То же самое, думается, касается и донских татар, поскольку они составляли значительную часть населения казачьего Дона, занимая в рассматриваемый период времени второе за восточными славянами место среди представителей различных народов, населявших его. (с. 409)
Вот несколько судеб "донских татар", встретившиеся нам в документах за указанный период времени. Так, приехавший в январе 1637 г. в Астрахань едисанский татарин Кожай ("Кожайко") Елманов показал в расспросе, что "тому де ныне лет с восмь сшел он Кожайко из Астарахани на Дон от бедности", оставив жену и детей в ногайских улусах и прожив все это время на Дону. Другой, юртовской татарин Бектемир Кульмаметев, приехавший в Астрахань в июле 1639 г. из занятого казаками Азова, показал, что семь лет назад он "поехал из Астарахани на Дон для добычи", все это время жил там и "на Дону живучи женился". Зимой этого года он привез в Астрахань свою жену, а затем ездил на Дон "для долгового взятку" (то есть чтобы получить с кого-то долг)[30].
В декабре 1639 г. с Дона приехало в Астрахань "донских татар з женами и детми человек з десеть". Один из них, едисанский татарин Нуржувтуркей Абызов, показал следующее. Около десяти лет назад "воровские казаки" во время нападения на татарские улусы под Астраханью на р. Бузане ("Бузуне") захватили его жену и "свезли на Дон". Для выкупа ("окупа") у казаков своей жены он и поехал на Дон, однако обратно под Астрахань казаки его почему-то "не отпустили". В результате он остался жить на Дону, прожив там "лет з десеть" и вторично там женившись. Некоторое время назад он "прислал з Дону в Астарахань жену свою", а ныне приехал сам "з другою женою" "в Астарахань на житье". Как видим, и у этого татарина пребывание на Дону было весьма удачным (содержать двух жен мог позволить себе только состоятельный человек). Похожа и история другого едисанского татарина, Кинкинея Аллабердеева. У него десять лет назад "воровские казаки" захватили сноху (похоже, во время того же самого набега, о котором сообщал Н. Абызов), и К. Аллабердеев также ездил на Дон для ее "окупа" и тоже не был отпущен казаками обратно. Живя на Дону, он также женился и теперь вернулся обратно вместе со снохой и женой[31].
В том же декабре 1639 г. в Астрахань приехал татарин едисанского улуса Байда Юмашев с матерью, который показал, что вместе с другими едисанскими татарами он "отходил" от Астрахани в 1633/34 г. с улусами Больших Ногаев, но после переправы последних через Дон на Крымскую сторону в районе Азова он отстал от ногайцев и "с матерью своею пришел в казачей городок Эпок (Ебок. - О. К.)", в котором и жил все время до возвращения в Астрахань. Теперь он собирался жить, как и прежде, в едисанском "Борис-мурзине улусе Янарсланова". Такова же и история Элдибея Базаева, ногайского татарина улуса Адил-мурзы Каракельмаметева. После перехода татар его улуса через Дон он, отстав от ногайцев, с женой и сыном перешел к казакам и жил "в казачье городке в Маначе". Вернувшись под Астрахань, он (с. 409) собирался жить в одном из едисанских улусов[32]. Можно привести и другие подобные примеры[33].
Все это, конечно, единичные факты, дошедшие до нас лишь вследствие того, что упомянутые люди были привлечены в Астрахани к расспросу. Большинство же татар, приезжавших с Дона в улусы под Астрахань, не попадало в поле зрения астраханских властей, да и расспросы упомянутых татар были вызваны не самим фактом их приезда с Дона, а интересом астраханских воевод к положению дел у казаков на Дону - рассказ о последнем и составляет основное содержание расспросных речей.
Турецкий путешественник Эвлия Челеби, проезжавший в середине 1660-х гг. по Дону, отметил, что в казачьих городках живет вместе с казаками немало татар (речь идет о городках, располагавшихся между излучиной Дона (Переволокой) и низовьями Дона)[34]. Путешественник называет их представителями народа "хешдек". Данным термином, согласно наблюдению А. П. Григорьева - автора предисловия ко второму выпуску извлечений из труда Эвлии "Книга путешествия", последний обозначал поволжских (астраханских) татар[35].
В источниках русского происхождения также упоминается о татарах, живших в "верховых" казачьих городках. Вот характерный пример, частично уже приводившийся выше. Отправленные из Астрахани в январе 1638 г. для "конского отгона" и захвата "языков" (пленников) в поход "под Крым" татары Ажимбет Мурзагельдеев и Досай ("Досайка") Эшимов с отрядом из 70-ти юртовских и едисанских татар во время расспроса после возвращения рассказывали следующую историю.
Упомянутый отряд, переправившись через Дон в районе казачьего Есаулова городка, отправился в поход на Крымскую степь по правой ("Крымской") стороне Дона. Характерно, что из этого городка к татарам присоединилось шестьдесят донских казаков, отправившихся вместе с ними в набег под Крым. С дороги, правда, эти казаки, не доехав до неприятельских улусов, "воротились назад в Ясаулов городок", потому что у них "пристали (с. 410) лошади". Вместе с казаками в Есауловский городок вернулось и пятеро татар по той же причине.
Оставшиеся татары напали в трех местах на р. Бузуне на кочевавших "под Крымом" ногайских татар, отогнав у них "лошадей с четыреста" и одного татарина захватив "в языцех". Со своей добычей они вернулись обратно к Есаулову городку и просили донских казаков "перепустить их через Дон под Астарахань". Однако в этот момент "ис того де Ясаулова городка вышед едисанские татаровя, которые живут на Дону для добычи (курсив наш. - О. К.), лошадей у них и взятого языка отбили". Ограбленные пытались жаловаться есауловским казакам, чтобы они "отгонные их лошади и взятого языка велели им Ажимбетю и Досаю отдать назад", казаки попытались восстановить справедливость, но "те де едисанские татаровя донских казаков не послушали, лошадей и взятого языка не отдали"[36].
Как видно из приведенных сообщений, на Дону жили, в первую очередь, астраханские та-тары, причем жили они здесь, как и казаки, "для добычи" - т. е. с целью участия в военных предприятиях. Известия о контактах между астраханскими татарами и донскими казаками нередко встречаются в источниках. Так, во время осады казаками Азова в 1637 г. к ним подошел отряд юртовских татар из трехсот человек, посланных из Астрахани "для языков". Присоединясь к казакам, они приняли участие во взятии Азова, осуществляя функцию караула "от степи" во время решающего штурма города, беспощадно преследуя и убивая ("побивая") азовцев, выбравшихся из него во время боев внутри городских стен и пытавшихся скрыться в степи. В результате эти татары получили соответствующий пай при разделе захваченной в Азове военной добычи
В целом контакты донских казаков с татарами Нижнего Поволжья, находившихся в рассматриваемое время в русском подданстве, в значительной степени напоминают отношения первых с населением южных русских городов. Особенно тесным общение казаков с татарами Нижнего Поволжья было в начале 30-начале 40-х гг. XVII в., когда в ходе грандиозного перехода Большой Ногайской орды с астраханских кочевий из русского подданства в Крым и обратно немало татар осело в казачьих городках по Дону. Прекрасно зная ситуацию в степях и хорошо разбираясь в тонкостях татарской психологии, казаки охотно принимали на Дон татар, создавая при этом, по-видимому, психологически приемлемую для них обстановку.
Косвенным подтверждением последних слов может служить свидетельство вернувшихся в 1639 г. (благодаря активным усилиям казаков) в русское (с. 411) подданство трех ногайских мурз, писавших в своей челобитной во время приезда в Москву во главе татарской делегации, что после перехода их улусов через Дон они видели от казаков (в частности, от войскового атамана Ивана Каторжного) столько "доброты" (добра), сколько не видели от своих отцов и матерей[37]. Особенно эта казачья "доброта" выделялась на фоне тех репрессий, которым подверглись ногайские татары от еди-новерных крымцев. Ногайцы, как правило, возвращались из Крыма ограбленныыми; казаки, "оскужая себя" и собирая между собой деньги, предоставляли татарской верхушке "корм", а улусных татар ссужали телегами, юртами и прочими предметами татарского обихода, приобретавшимися казаками в ходе военных действий и использовавшихся, по-видимому, в казачьем быту[38].
Конечно, среди "донских татар" могли быть и выходцы из крымских улусов, но преобладание среди них представителей Большой Ногайской орды, а также юртовских и едисанских татар, на наш взгляд, не подлежит сомнению. Правда, случались среди "донских татар" и измены (особенно в тех случаях, когда опасность казачьего нападения угрожала их родному улусу), однако "изменники" встречались и среди донских, и среди запорожских казаков.
В документах нередки упоминания об участии донских татар в казачьих походах на Крымскую степь, однако о преобладании их в таких походах говорить не приходится. Предпринимались донскими татарами и самостоятельные военные предприятия. Так, в 1638 г. в поход на Крымскую степь ходило с Дона сорок татар[39]. Это самый крупный самостоятельный поход донских татар, встретившийся нам в источниках.
Случалось, совершали донские татары и подвиги во имя своей новой православной родины. Источники донесли до нас следующий удивительный эпизод. На рубеже 1653-1654 гг. в ходе сложных дипломатических игр в четырехугольнике Польша - Крымское ханство - украинское казачество - Россия из Москвы в Крым были отправлены посланники Тимофей Хутынский и подьячий Иван Фомин. Перед ними была поставлена цель - добиться участия татарских войск на русской стороне в связи с открывшимися военными действиями между Русским государством и Польшей. Предполагая одновременно - при учете перехода Б. Хмельницкого и Войска Запорожского в русское подданство, - что Крым не примет подобного предложения, а выступит на стороне Польши, в марте 1654 г. из Москвы на Дон был отправлен указ: если к казакам поступят известия о выступлении крымских войск против России или Украины, идти в морской поход на Крым.
В одной из стычек с татарами последними было захвачено два донских казака, показавших во время допроса в Бахчисарае, что они были посланы с Дона по государеву указу "под Крым" "для языков" и признавшихся о намерении донских казаков идти морем на крымских татар по указу из Мо (с. 412) сквы. Показания казаков, включая одного из них самих, сразу же были представлены русским посланникам, которые оказались в замешательстве. Однако пленник неожиданно объявил, что никакого указа из Москвы на Дон не поступало. Русские посланники приободрились и стали развивать прежнюю версию, что казаки "воруют" самовольством, о самом пленнике заявив крымцам: "...а тот казак - ваш же ногайской татарин, и вы своих татар унимайте, чтоб они на Дон не ходили и с донскими казаками заодно не воровали!" Крымцам ответить было нечего; пленника тут же было приказано убить. Трудно сказать, какие мотивы двигали этим человеком. Не исключено, что он был крещенным и происходил, насколько можно судить по данному отрывку, из крымских ногаев. К сожалению, мы не знаем даже его имени.
Между тем казаки уже вышли в море и начали "погром" крымского побережья. Крымцы хотели все-таки изобличить русских посланников и привели к ним еще одного донского казака, захваченного под Кафой. Тот подтвердил, что казаки действительно вышли в море по царскому повелению. Впрочем, посланники на этот раз заявили, что под угрозой смерти можно сказать что угодно[40].
Участвовали донские татары, по-видимому, и в морских походах казаков. Так, документы донесли до нас следующий эпизод. В 1657 г. во время погрома казаками крымского побережья между Кафой и Керчью крымскими татарами было схвачено двое донских казаков, один из которых назвался переводчиком из Москвы. После наведения русскими послами в Крыму Р. Жуковым и Л. Пашиным о нем справок оказалось, что это астраханский татарин, действительно бывавший в Москве и знавший много языков. Впоследствии он был посажен крымцами на кол[41].
Любопытно, что жившие на Дону татары время от время ездили с Дона к своим родственникам, как это делали и донские казаки, выезжая "к Руси". Так, зимой 1638 г. в кочевавшие "под Крымом" ногайские улусы с войсковой грамотой к ногайским мурзам, призывавшей их возвращаться в русское подданство, были отправлены с Дона трое донских татар. Во время пребывания в ногайских улусах они были схвачены крымцами и доставлены к крымскому хану, но в ходе допроса сумели скрыть истинную цель своей поездки, сказав, что приехали "повидатца с родимцами". Характерно при этом, что хан поверил данному объяснению и отпустил этих татар обратно в те же улусы[42]. (Об этом же факте упоминает в своей статье и С. В. Черницын.)
Следует отметить, что жившие на Дону донские татары были "бусурманами". Они имели своих "абызов" (священнослужителей), и, по-видимому, места для исполнения религиозных ритуалов. Так, в конце 30-начале (с. 413) 40-х гг. одним из наиболее видных и влиятельных среди донских татар людей был Чепай-абыз, неоднократно упоминающийся в документах и выполнявший ответственные войсковые поручения во время дипломатических переговоров казаков с ногаями о переходе последних в русское подданство в конце 30-х гг. XVII в.
Итак, в целом можно сказать, что связи казаков (а также донских татар) с татарскими улусами (прежде всего, кочевавшими под Астраханью) были характерны для рассматриваемого периода и очень напоминают (правда, в значительно меньшем масштабе) взаимодействие казаков с населением южнорусских городов, включая процессы ухода на Дон. Однако отношения донского казачества с астраханскими татарами имеют и существенные особенности. Так, мы не видим развитых торговых связей (хотя, возможно, они были), да и отношение казаков к татарам очень сильно отличалось от их отношения к "руским людям" - для православного казачьего населения Дона астраханские татары-"бусурмане" все-таки оставались, по-видимому, чужими людьми. Как уже отмечалось, в документах нередко упоминаются случаи, когда татары Нижнего Поволжья ездили на Дон для "окупа" (выкупа) из казачьего плена своих родственников (отцов, жен, сестер и т. д.), захваченных "воровскими казаками" во время нападений под Астраханью на татарские улусы. Подобное отношение к русскому населению со стороны казаков было просто немыслимо, хотя на Волге "воровские казаки" грабили и русских.
И все же, как представляется, Дон для кочевавших под Астраханью татар был во второй трети XVII в. в некотором роде своей территорией, что стало итогом перехода в более ранее время Большой Ногайской орды "под высокую руку" русского царя, а также результатом той непростой военно-политической ситуации, которая сложилась в степях между Волгой и Днепром в рассматриваемый период времени. Все это привело к массовому взаимодействию донских казаков и астраханских татар, постоянному пополнению казачьего населения Дона людьми, прекрасно знающими и саму степь, и приемы ведения войны в ней. Думается, это в значительной мере дает ответ на вопрос, откуда донские казаки так хорошо знали степные пространства. Мы, разумеется, не отрицаем здесь того, что смешение казаков русского происхождения и татар могло происходить (и происходило) и в более раннее время, но приходится констатировать, что указанный временной промежуток дает нам образец именно массового взаимодействия татар и казаков. Ведь нападать на татарские улусы, расположенные в расстоянии дней пути (иногда многих), да еще небольшими группами, было не так просто, если к тому же учесть, что неприятель постоянно остерегался таких нападений. Данная ситуация вызывает невольное удивление на фоне характерных для казаков беспощадных расправ с "бусурманами", но она же говорит о том, что расовая ненависть сама по себе была чужда казакам. Таково было своеобразие отношений донских казаков и татар во второй трети XVII в. (с. 414)
-----------------------------------------------------------------------------
(с. 398) - конец страницы
Исследования по истории средневековой Руси. Сб. статей, посвященный 80-летию Ю. Г. Алексеева. М.; СПб., 2006
С. 398-414. Ссылки постраничные
[1] См., например: Мининков Н. А. Донское казачество в эпоху позднего средневековья (до 1671 г.). Ростов н/Д, 1998. С. 135 и далее.
[2] РГАДА, ф. 210 (Разрядный приказ), столбцы Белгородского стола. N 39, л. 463.
[3] Донские дела. Петроград, 1917. Кн. 5. Стб. 371-372.
[4] Так, арап был захвачен крымцами у донских казаков в 1662 г. во время казачьего нападения морем под Керчь. См.: РГАДА, ф. 123 (Сношения России с Крымом), кн. 43, л. 10 об. "Арап" - негр, чернокожий.
[5] Черницын С. В. Некоторые аспекты этнических процессов в Войске Донском в XVII в. (на примере тюркоязычных переселенцев) // Дон и Северный Кавказ в древности и средние века. Ростов н/Д, 1990. С. 72-82. Н.А. Мининков в данном вопросе следует за С. В. Черницыным. См.: Мининков Н. А. Донское казачество... С. 135-136.
[6] Черницын С. В. Некоторые аспекты... С. 72-76.
[7] Черницын С. В. Некоторые аспекты... С. 78, 77.
[8] Речь здесь идет не об отдельных татарах, а об улусах - татарских обществах в полном составе во главе с мурзой (о чем как раз и пишет С. В. Черницын) и с кочевьями.
[9] РГАДА, ф. 127 (Сношения России с ногайскими татарами), 1639 г., N 12, л. 73-74.
[10] Черницын С. В. Некоторые аспекты.... С. 79.
[11] Материалы и выводы данной статьи повторяются и частично дополняются в других работах этого же автора. См., в частности: Черницын С. В. 1) Донские татары: некоторые вопросы этнической истории и расселения // Историческая география Дона и Северного Кавказа. Ростов н/Д, 1992. С. 106-114. 2) Донское казачество: этнический состав и этнические процессы (XVIII-XIX вв.): Автореф. дис. ... канд. ист. наук. М., 1992.
[12] Переправа через Дон в районе Есаулова и других казачьих городков была характерна для татарских отрядов, отправлявшихся из-под Астрахани в набег "под Крым".
[13] Урочище - речка в степи с обильной растительностью и богатым животным миром.
[14] РГАДА, ф. 127 (Сношения России с ногайскими татарами), 1638 г., N 1, л. 5-6.
[15] Едисанские и юртовские татары традиционно жили под Астраханью; первые вели кочевой образ жизни, вторые - полуоседлый. См.: Новосельский А. А. Борьба Московского государства с татарами в первой половине XVII в. М.; Л., 1948. С. 56.
[16] РГАДА, ф. 127 (Сношения России с ногайскими татарами), 1638 г., N 1, л. 61, 63-64. Река (или урочище) Бузан (Бузун, Бузук) находилась за Молочными Водами (считая от Крыма). См.: Там же, ф. 119 (Калмыцкие дела), 1663 г., N 1, л. 228.
[17] Там же, ф. 127 (Сношения России с ногайскими татарами), 1650 г., N 1, л. 3-6, 9.
[18] Там же, 1644 г., N 1, л. 7-8; 1637 г., N 1, л. 26.
[19] По-видимому, здесь видим заимствованный у татар известный казачий боевой прием вентерь.
[20] РГАДА, ф. 127 (Сношения России с ногайскими татарами), 1651 г., N 1, л. 177-182. Казыевские татары - татары Малой Ногайской орды.
[21] РГАДА, ф. 127, 1646 г., N 1, л. 144-147, 153-157, 245-248. Кейкуват - почетный титул в Большой Ногайской орде.
[22] Неурядицы и взаимные набеги между Большими Ногаями и находившимися в русском подданстве Малыми Ногаями улуса Арсланбек-мурзы Каспулатова продолжались и в 1650-е гг.
[23] Поход с Дона отряда в 100-200 и более человек являлся уже довольно крупным для донских казаков военным событием. В повседневных же походах с Дона под татарские улусы обычно принимало участие от десяти человек до нескольких десятков их.
[24] Характерно в этом отношении, что в 1649 г. в Астрахани стрельцы подавали че-лобитную, в которой писали, что им "без татар в подъезд ездить не мочно". См.: Новосельский А. А. Исследования по истории эпохи феодализма. М., 1994. С. 45.
[25] "Лихой" (в знач. того времени) - опасный, недобрый.
[26] РГАДА, ф. 127 (Сношения России с ногайскими татарами), 1652 г., N 1, л. 64-70, 74. "Крепкие места" - урочище.
[27] Слава тебе, Господи, что мы - казаки! Памятка / Автор-сост. Б. А. Алмазов. СПб., 1996. Вып. 8. С. 7.
[28] Донские дела. Кн. 5. Стб. 372. В действительности "моровое поветрие" было лишь в Астрахани и Черном Яру.
[29] См. об этом: Куц О. Ю. О связях населения южнорусских городов с донскими казаками (по материалам второй четверти XVII в.) // Очерки феодальной России. М., 2000. Вып. 4. С. 157.
[30] РГАДА, ф. 127 (Сношения России с ногайскими татарами), 1637 г., N 1, л. 49; 1639 г., N 1, л. 114.
[31] Там же, 1639 г., N 1, л. 22.
[32] РГАДА, ф. 127, 1639 г., л. 23.
[33] В частности, в июле 1644 г. ногайский Юнус-мурза Тинмаметев привел в Астрахань к воеводам для расспроса пять человек едисанских и ногайских татар, приехавших к нему в улус с Дона. В ходе расспроса они рассказывали похожие истории. Некоторым своеобразием отличается лишь рассказ одного из них, едисанского татарина Эшкулая Агымова, хотя и данная история была, безусловно, также весьма характерной для своего времени.
Упомянутый татарин показал, что осенью 1632 г. он поехал к казакам на Дон "для сыску брата своего", однако, когда "приехал на Дон в городок в Торновой (Терновый. - О. К.)", у него "под тем городком отогнали лошеди азовские татаровя". После этого происшествия Э. Агымов из Тернового перебрался в Черкасский городок, где и "жил все (это время. - О. К.) в Черкасском городке у брата своего". Теперь он вернулся обратно, а "брат де <...> его с ним в Астарахань не приехал, потому что коней нет, ехать не на чем". (Там же, 1644 г. N 1, л. 170-171.)
[34] Эвлия Челеби. Книга путешествия. Вып. 2. М., 1979. С. 181, 189.
[35] Григороьев А. П. Предисловие. // Там же. С. 18.
[36] РГАДА, ф. 127 (Сношения России с ногайскими татарами), 1638, N 1, л. 61, 63-64. Конечно, дело тут вовсе не во всесилии "есауловских" татар. Скорее всего, казаки просто не очень хотели добиться выполнения своего требования (по принципиальным вопросам донские казаки не боялись идти на серьезные столкновения даже с запорожскими казаками, что было действительно делом опасным); вполне возможно, что после ухода ограбленных татар в Астрахань они вместе с татарами из Есаулова разделили их добычу. К тому же свои татары были для казаков намного ближе, и обижать их, вмешиваясь во внутритатарские распри, не имело для казаков большого смысла.
[37] РГАДА, ф. 127, 1639 г., N 13, л. 137.
[38] Там же, л. 123 (войсковая отписка от ноября 1639 г.).
[39] Там же, 1637 г., N 1, л. 57.
[40] Сухоруков В.Д. Историческое описание земли Войска Донского. Новочеркасск, 1903. С. 215-216. Цитата дана по примеч. 302 (С. 216). Возможно, детали эпизода местами не точны.
[41] РГАДА, ф. 123 (Сношения России с Крымом), кн. 40, л. 421-422, 425.
[42] Донские дела. Кн. 1. СПб., 1898. Стб. 643 (войсковая отписка от декабря 1637 г.).
Опубликовано на http://samlib.ru/k/kuc_oleg_jurxewich/tatarynadonu2006doc.sh...
Свежие комментарии