На информационном ресурсе применяются рекомендательные технологии (информационные технологии предоставления информации на основе сбора, систематизации и анализа сведений, относящихся к предпочтениям пользователей сети "Интернет", находящихся на территории Российской Федерации)

Этносы

4 455 подписчиков

Свежие комментарии

  • Эрика Каминская
    Если брать геоисторию как таковую то все эти гипотезы рушаться . Везде где собаки были изображены с богами или боги и...Собака в Мезоамер...
  • Nikolay Konovalov
    А вы в курсе что это самый людоедский народ и единственный субэтнос полинезийцев, едиящий пленных врагов?Женщины и девушки...
  • Sergiy Che
    Потому что аффтор делает выборку арийских женщин, а Айшварья из Тулу - это не арийский, а дравидический народ...)) - ...Самые красивые ар...

«Срок годности русской литературы»: Александр Невзоров - Олег Кашин

Дискуссия в рамках проекта «Диалоги». Центральная городская публичная библиотека имени В.В.Маяковского. Санкт-Петербург, 27 сентября 2014 года.

Поскольку дискуссия между двумя весьма яркими (возможно одиозными) медийными личностями напрямую касается части Русской культуры, я счёл уместным создание данной темы.

 

У русской литературы вышел срок годности. (интервью 4 мая 2013)

Александр Невзоров рассказал журналисту Сергею Князеву о причинах популярности в нашей стране женских детективов; объяснил, почему Толстой и Достоевский устарели и отчего он классической русской литературе предпочитает труды по физиологии и анатомии И. П. Павлова и его учеников.

— Александр Глебович, какое место в вашей жизни занимает чтение, и в частности чтение художественной литературы?

— Художественную литературу я не читаю ни в каком виде, и, наверное, уже не могу читать. Я к этому уже не способен физически.

— Давно?

— Подозреваю, что гораздо давнее, чем я думаю. Вся художественная литература, как известно, имеет строгий возрастной ценз. То, что казалось нам блистательным в двенадцать лет, в двадцать пять уже читать невозможно. Уже лет десять, наверное, как я осознал, что не могу читать книги, в которых ничего не написано. К таковым я отношу всю художественную литературу. Это произошло под воздействием настоящих книг, настоящих научных работ. Сегодня у меня стойкое и непобедимое отвращение к художественной литературе. Но, разумеется, это не значит, что мой опыт надо всем перенимать и вообще на него ориентироваться. Вполне возможно, что для кого-то художественная литература представляет большой интерес, но вряд ли это литература русская. У русской литературы как у мирового культурного явления срок годности вышел.

Русская литература была либо дремучим мракобесием либо дерзким ответом на него. Она всегда была следствием и реакцией на всё это отечественное месиво, на уродливость, хамство, холуйство, жестокость, предельное пренебрежение человеческой жизнью, абсолютную тоталитарность так называемой императорской России — петровской, елизаветинской, павловской — какой угодно. Литература была целиком в ту жизнь инсталлирована.

Жизнь сменилась в результате нескольких существенных исторических событий, начиная с Октября 1917-го и кончая событиями 1991 и 1993 годов и сегодняшней реальностью. Сегодня политические воззрения Достоевского своей дикостью просто отдаляют нас от мировой цивилизации. Сочинения Льва Николаевича Толстого исторически очень поверхностны. Дуб, Пьер, Андрей — это всё замечательно, но мы сегодня понимаем, до какой степени картина, предлагаемая Толстым в «Войне и мире», далека даже не от реальности, а от качественной фантазии. Какая «дубина народной войны»? Не было никакой партизанской войны. Специальной партизанской медалью «За любовь к отечеству», отчеканенной для простонародья, было награждено 26 или 27 человек. Русские войска проиграли все сражения этой войны, даже битву под Березиной — и ту проиграли, потому что французы, пусть с большими потерями, но добились главного, чего хотели — вышли из окружения и спасли штандарты и главнокомандующего.

Лев Николаевич предложил нам в «Войне и мире» лубочную и совершенно неинтересную версию событий той войны. Но понятно, что какое-то время интерес к этой литературе будет теплиться. А для меня, повторюсь, неинтересна вообще всякая художественная литература, не только русская. Очень трудно после Шеррингтона, после Шмальгаузена, после Ивана Ивановича Северцева, после Ивана Петровича Павлова читать выдуманные истории о выдуманных людях.

— Леонид Парфенов страницами наизусть цитирует нелюбимого вами Толстого, Набокова, Гоголя; Татьяна Москвина говорит, что училась строить фразу у Александра Островского и Щедрина. Вам как журналисту разве неинтересны писатели как специалисты по словам, у которых можно позаимствовать какой-то композиционный прием, фигуру речи?

— При всем уважении к упомянутым вами талантливейшим людям, в одной странице Сеченова могут разместиться семьдесят девять тысяч Толстых. Иван Петрович Павлов чёткости и красоте изложения мысли учит лучше, чем все Лесковы и Мережковские. Художественная литература — это штука развлекательная и безответственная. Это не та информация, которая делает нас существенно более подготовленными к жизни. Это касается и философии тоже. Когда Ивану Петровичу Павлову году в тридцать втором принесли «Феноменологию духа» Гегеля, он, ознакомившись, сказал, что это писал умственно неполноценный человек. В этом не было типичного для Павлова троллинга, как сейчас сказали бы, притом что он сильно переживал случившееся с Чарлзом Скоттом Шеррингтоном, который, будучи гениальным ученым, попал под влияние гегельянцев и примкнул в конце жизни к каким-то картиноведам или поэтам. У него эта карьера, кстати, не задалась — после латыни тяжело переходить на язык малоразвитого племени с отсутствием числительных и падежей. Выразительные средства подлинной, то есть научной литературы и художественной, — несопоставимы.

— Последние лет пятнадцать государство закачивает в книжную отрасль колоссальные средства: гранты, субсидии, книжные ярмарки, финансирование переводов, десанты писателей в Китай, в Европу, в Америку, многомиллионные литературные премии. Да и возглавляет Российский книжный союз бывший премьер-министр, а ныне Председатель Счетной палаты Сергей Степашин — не баран начихал. Государству это зачем?

— Значимость художественной литературы в России была подорвана ещё в шестидесятые годы XIX века, когда студентов, которых застукивали с романом, обзывали институтками, когда модно было читать Фохта, Молешотта, Бюхнера, передавать друг другу рукописные переводы Дарвина. Тогда был нанесен первый удар по русской литературе. Усилиями советской пропагандистской машины литературе удалось вернуть себе некий статус, она держалась на плаву, но где-то к 1990 году она затонула окончательно и бесповоротно. То, что мы сейчас видим — это монстр, обросший ракушками и тиной и представляющий интерес только для одиночных аквалангистов. Почему нынешняя власть играется с литературой? Наверное, потому же, почему она играется со всем остальным — потому что у неё отсутствует какая бы то ни было стратегия. Кроме того, мы тут сидим и рассуждаем, но не знаем, как на самом деле всё это функционирует, возможно, это просто вариант элегантного попила.

Свиньин говорил о пушкинском времени, что тогда книги не читались, а выучивались наизусть. Эта эпоха безнадежно прошла. Никакого влияния так называемой великой русской литературы на последние три поколения — уже нету, какие бы деньги государство в неё не вливало.

— Возможно, вы правы, но тираж книги рассказов о. Тихона Шевкунова «Несвятые святые» уже превысил два миллиона экземпляров.

— Весь секрет — альтернативная сеть распространения, через церковные лавки. Гриф Патриархии обеспечил этой книге возможность продажи по всей стране. Только от этого она стала лидером продаж. Ни по каким другим причинам. В любом светском книжном магазине эта книга продается хуже, чем сочинения Блаватской или открывателей третьего глаза.

— Среди других лидеров книжных продаж — женские любовные романы, женские детективы и прочие дамские произведения, в церковных лавках уж точно не продающиеся. Вы как естествоиспытатель и любитель точных ответов как это объясняете?

— Женщина всегда была главным читателем.

— Но не писателем.

— Женщины всегда хотели иметь собственную литературу. Я вам гарантирую, что на Борнео большим успехом будет пользоваться свой автор. Точно так же эта очень упрощенная, очень «художественная», очень грёзогенерирующая так называемая женская проза пользуется спросом на территории женщин. Вы можете быть сколь угодно талантливым, вы можете просидеть двадцать лет, шлифуя фразу, но вы никогда не создадите дамского романа, потому что нужно думать, как дама, иметь месячные, офигевать от новой кофточки, хотеть шубу, нужно много того, чего не умеете делать вы. Вы никогда не напишите нормальный роман про сантехников, если ничего про них не знаете. Но в сантехники вам дорога открыта, а в дамы вас не пустят.

— Самый популярный у русских дам зарубежный писатель — красавец мужчина Януш Леон Вишневский.

— Мы не знаем, что там на самом деле в штанах.

— Многие ваши коллеги, вполне состоявшиеся и успешные, вдруг бросаются писать художественные произведения…

— Журналист всегда продаёт фамилию, а с известной фамилией можно продать даже справочник сварщика. Журналист полагает — и часто это справедливо, что у него есть референтная группа, состоящая из людей, которые на него запали и обеспечат ему продажи.

— Зачем Сергею Доренко, тележурналисту с многомиллионной аудиторией, человеку, который своими передачами перераспределял миллиарды, сочинять роман «2008», чей тираж — 30 000, и тот полностью не продан?

— Я подозреваю, что из нормального корыстолюбия, не более того. Предположить, что очень неглупому Сергею Доренко нравится, когда его называют «романист» — это все равно что плюнуть в адрес этого достойнейшего человека. Я надеюсь, что им двигали исключительно грязные меркантильные соображения, как и всеми остальными.

— Вы много общались и общаетесь с теми, кого называют элитой: политиками, бизнесменами, чиновниками класса А. Какое у них отношение к литературе и книге в частности?

— Никакого. Серость и дремучесть — необыкновенные. Притом что эти люди могут оказаться экспертами в современном искусстве и полтора часа рассказывать вам, чем попачканность на этом холсте отличается от попачканности на другом. Но при этом они и понятия не имеют, кто такой Герман Людвиг Фердинанд фон Гельмгольц и кто такой Леон Абгарович Орбели, не держали в руках ни одного тома русских летописей — и не хотят этого делать. То есть интеллектуалов там вообще нет.

— А литератор Владислав Сурков и библиофил Константин Эрнст?

— Особая история. Это те самые исключения, которые подтверждают правило.

— Вы назвали среди высоких образцов научной прозы труды Сеченова и Павлова. Кого бы вы еще выделили?

— А всех представителей русской физиологической школы, которая была лучшей в мире. Всех учеников Павлова от Иванова-Смоленского до профессора Быкова, Еремеевой, Федора Петровича Майорова, чей архив я недавно приобрел и теперь разбираю. Эзрас Асратович Асратян. Я уж не говорю про западных классиков: упомянутого Шеррингтона, Горация Уэллса, Уайлдера Грейвса Пенфилда. Это всё безупречно ответственно, безупречно доказательно. Из современных авторов Стивен Хокинг пишет столь блистательно, что он понятен и тем, кто не очень хорошо разбирается в космологии. Знать — это уметь рассказать даже ребенку. Хокинг демонстрирует эту присказку Аристотеля в великолепном совершенстве. Есть отличные российские авторы — Александр Марков, например. Его «Рождение сложности» — превосходная книга, аккумулирующая массу биологических знаний.

— Книги Стивена Хокинга, Александра Маркова, равно как и другие научно-популярные сочинения по естественным наукам, и по биологии в первую очередь, выпускаются у нас при поддержке частного фонда «Династия» основателя «Билайна» Дмитрия Зимина. Вас не удивляет, что частное лицо, пусть и очень богатое, для пропаганды науки делает больше, чем все государственные структуры вместе взятые? Государство могло бы издавать, например, памятники научной мысли…

— Эти издания вполне доступны. В крайнем случае, есть этот ваш интернет, где давно всё выложено. Важно же не только напечатать тираж, но и сделать так, чтобы это не пылилось на даче у издателя. Как вы оцениваете интерес нынешнего общества к геологии? К физиологии? На нуле, правда же? В Советском Союзе научные знания были престижным делом и гарантировали успешность. Советское общество было не атеистическим, оно было глубоко сциентическим, наукофильским. Юрий Гагарин и Королев не от потирания пальцев друг о друга взялись. Сегодня в самом престижном вузе профессор блистательно читает лекцию по гистологии, допустим. Восхищенный студент идёт провожать профессора, почтительно беседует с ним и видит, что уважаемый профессор садится в гнилую «четверку». Труд всей жизни эквивалентом имеет ржавую «четверку», и студенты это видят, и в какую науку они пойдут? А вас возмущает, что государство не те книги издает.

Беседовал Сергей Князев

http://krupaspb.ru/piterbook/author.html?nn=17&ord=5&sb=&np=1

 

Мнение автора темы может не совпадать с содержанием темы.

 

Картина дня

наверх