На информационном ресурсе применяются рекомендательные технологии (информационные технологии предоставления информации на основе сбора, систематизации и анализа сведений, относящихся к предпочтениям пользователей сети "Интернет", находящихся на территории Российской Федерации)

Этносы

4 455 подписчиков

Свежие комментарии

  • Эрика Каминская
    Если брать геоисторию как таковую то все эти гипотезы рушаться . Везде где собаки были изображены с богами или боги и...Собака в Мезоамер...
  • Nikolay Konovalov
    А вы в курсе что это самый людоедский народ и единственный субэтнос полинезийцев, едиящий пленных врагов?Женщины и девушки...
  • Sergiy Che
    Потому что аффтор делает выборку арийских женщин, а Айшварья из Тулу - это не арийский, а дравидический народ...)) - ...Самые красивые ар...

" Черные археологи" Сибири Петровской и допетровской эпохи.Сибирская коллекция Петра.Кладоискательские раскопки в Сибири предшествовали появлению в России археологии — науки, воссоздающей историческое прошлое человечества по вещественным памятникам.

 

Некоторые золотые предметы, найденные в сибирских курганах попали к уральскому горнозаводчику Никите Демидову, который в 1715 году преподнес их Петру I, в подарок новорожденному царевичу «на зубок». Своеобразные памятники заинтересовали Петра I. В 1721 г. появился царский указ (первое в истории России распоряжение по охране памятников старины), предписывавший собирать «старые вещи», делать чертежи «как, что найдут» и пересылать их в Петербург: «Предметы, находщиеся в Сибири, покупать губернатору или кому надлежит настоящей ценой и, не переплавляя, присылать в Мануфактур коллегию, и об оных докладывать Его Величеству». Вслед за этим указом в столицу начали поступать все новые и новые находки. Так возникло уникальное собрание золотых художественных изделий VI—I веков до н. э., известное под названием Сибирской коллекции Петра I. В 1726 году коллекция, содержавшая ок. 250 золотых предметов, относящихся к середине I тысячелетия до н.э., была передана в Кунсткамеру — первый российский музей, основанный в Петербурге. В 1858 году эта Сибирская коллекция Петра I поступила в Эрмитаж. Ее основу составили художественные изделия VII-II веков до н.э., обнаруженные в курганах Западной Сибири.

 

 

СИБИРСКАЯ КОЛЛЕКЦИЯ Петра I

 

Сибирская коллекция Петра I

 

СИБИРСКАЯ КОЛЛЕКЦИЯ Петра I

 

Сибирская коллекция Петра I

 

СИБИРСКАЯ КОЛЛЕКЦИЯ Петра I

 

Сибирская коллекция Петра I

 

Сохранилось более двухсотпятидесяти великолепных украшений — ажурные парные пряжки и застежки, спиральные пружинящие гривны (шейные обручи) и браслеты, перстни и серьги, а также бляхи от конской сбруи. Все эти изделия, поражающие бесконечным разнообразием форм, оригинальностью художественного решения и применением сложных технических приемов, свидетельствуют о высоком уровне мастерства их творцов. Большинство застежек, блях — литые с дополнительной обработкой поверхности изделий резцом. Браслеты и гривны сделаны из проволоки, полученной путем равномерного вытягивания, или пластинчатых трубок со спаянными краями. В мелких ювелирных украшениях широко использована зернь — напаивание на поверхность предмета крохотных капелек золота. Инкрустация из цветной пасты и самоцветов — бирюзы, сердолика, кораллов, жемчуга — придает изделиям красочность и нарядность.

Среди декоративных мотивов преобладают образы различных животных, в том числе и фантастических, являвшихся в представлении их создателей могучими властителями всего сущего.

Одним из лучших изделий является ажурная застежка с рельефами, изображающими крылатого львиного грифона, напавшего на лошадь (рис. справа вверху). Произведение захватывает остротой сюжета, живостью сцены, выразительностью фигур. Удивительно верно передан разъяренный хищник, энергичному движению которого противопоставляется безжизненное тело поверженного коня. Вместе с тем обращает на себя внимание условность поз животных и орнаментальная стилизация деталей: уши коня и грифона с завитком, хребет выделен веревочным шнуром, плечи и бедра подчеркнуты цветными вставками в фигурных ячеях. Все эти изобразительные приемы составляют своеобразие и оригинальность так называемого сибирского звериного стиля.

 

 

СИБИРСКАЯ КОЛЛЕКЦИЯ Петра I

 

Сибирская коллекция Петра I

 

СИБИРСКАЯ КОЛЛЕКЦИЯ Петра I

 

Сибирская коллекция Петра I

 

Особо большой интерес вызывает пара блях-застежек с воспроизведением сцены, являющейся как бы иллюстрацией к одной из древнейших алтайских поэм, сохранившейся до наших дней в тюрко-монгольском эпосе. В ней рассказывается, что богатырь Козын-Эркеш был убит врагами под тополем и изрезан на мелкие части. Однако его жене и другу удалось вернуть ему жизнь. Отражение старинной народной поэмы в искусстве ранних кочевников свидетельствует о том, что она возникла и была распространена уже в те далекие времена. Золотые застежки примечательны и в художественном отношении. При всей статичности композиции в целом живая острая наблюдательность мастера проявилась в точной детальной передаче местного этнического типа людей (монголоидного) и характера их одежды.

Сцены борьбы зверей — волки, терзающие горных баранов и лошадь, — составляют основу трех фризовых композиций массивного ажурного браслета с несомкнутыми краями. Это украшение отличается от большинства браслетов Сибирской коллекции не только своей формой, но и техникой исполнения. Все три фриза отлиты отдельно, а затем спаяны посредством тонких витых проволочек.

 Практически все попавшие в музей предметы были добыты ..." сибирскими черными археологами". Да иначе в ту пору и быть не могло.
 
 
Проклятие гробниц
В конце 1708 года, незадолго до Полтавской баталии, Петр I разделил Россию на восемь губерний и распределил по ним своих управителей. Это был цвет тогдашней аристократии. Губернатором Санкт-Петербургским был назначен князь Александр Данилович Менщиков, Киевским – князь Дмитрий Михайлович Голицын, Смоленским – боярин Петр Самойлович Салтыков, Азовским – адмирал Федор Матвеевич Апраксин… Руководить самой крупной и отдаленной частью Государства Российского выпало особо доверенному лицу – московскому коменданту князю Матвею Петровичу Гагарину.
Прибыв в губернский стольный град Тобольск 8 октября 1712 года и разобравшись в делах, новый назначенец вскоре понял, чем он может потрафить всесильному монарху. В том же 1712 году по распоряжению князя Гагарина шадринский воевода князь Мещерский послал во владения Успенского монастыря, что на реке Исеть, «как знатоков, отставного драгуна Михаила Слободчикова и крестьянина Макара Лобова с товарищами для прииску, при вспоможении бобылей монастырских, золота, серебра, меди и иных вещей в недрах насыпей для казны государевой». Наверняка сведения о подземных богатствах князю доставили именно монахи Успенского Далматова монастыря. В их межевых документах указания на древние захоронения встречаются постоянно: «…И с той ямы в ту же сторону на чудские могилы, а с тех могил прямо на озеро Атяшь».
Мы вправе предположить, что этот «источник» пополнял и казну самого монастыря. В 40-е годы XIX века епископ М. В. Флоринский свидетельствовал о значительной коллекции древнего татарского оружия в стенах крепости.
В первые дни 1716 года Петр I получил от Гагарина первые десять золотых вещей. Губернатор доносил, что найдены они в древних курганах, многим числом расположенных по рекам Тобол, Тура, Исеть, Куртамыш.
В ответ из Петербурга последовал наказ о дальнейшем приобретении подобных древностей. Князь Гагарин
12 декабря 1716 года направил вторую, значительно более крупную партию золотых художественных изделий. Реакция Петра на поступление «бугрового» золота не заставила себя долго ждать. По-
явился письменный указ о покупке в государственную казну древних золотых и серебряных вещей. «По именному Его Царского Величества указу, который писан рукою Его Царского Величества, — сообщал Гагарин в письме тюменскому коменданту Воронецкому, — древние золотые и серебряные вещи, которые находятся в земле древних поклаж, всяких чинов людям велено объявлять в Тобольску и велено брать те вещи в казну великого государя и отдавать им затем взятые из казны деньги».
Осенью новая партия «бугровых» вещей была приобретена М. П. Гагариным. Он сообщал 28 октября 1717 года в письме Петру I об отправке в Петербург третьей посылки, в которой находились два серебряных и около 60 золотых предметов. По-видимому, по тому же пути отправилась и еще одна посылка, прибывшая в столицу весной 1717 года и содержавшая «четыре круга серебряные старинные, в том числе два больших, на которых слоны, другие два малых, на которых подписи китайские или другие азиатские». Она, надо полагать, оказалась последней.
Именно под влиянием этих посылок Петр I подписал свой знаменитый Указ о покупке редкостей для Кунсткамеры: «Ежели кто найдет в земле или на воде какие старые вещи, а именно: каменья необыкновенные, кости человеческие или скотские, рыбьи или птичьи, не такие, какие у нас ныне есть, или такие. Да зело велики или малы перед обыкновенным; также какие старые подписи на каменьях, железе или меди, или какое старое и ныне необыкновенное оружье, посуду и прочее все, что зело старо и необыкновенно, — такожь бы, приносили, за что будет довольная дача».
А князь Матвей Петрович – он плохо кончил. Не спасло его сибирское золото. Говорили исетские и тобольские первопоселенцы, что лежит на кладах заклятье: кто прикоснется – тому они лютую смерть принесут и проклятье всему роду. Учрежденная еще в 1717 году комиссия приступила к расследованию дела о злоупотреблении властью первого сибирского губернатора. По указу Петра I он был арестован, вывезен в Петербург. Присланный в Тобольск для исследования дела гвардии майор Лихарев составил солидный перечень грехов бывшего губернатора: утаил хлеб, купленный в Вятке для отпуска за море; брал взятки за винный и пивной откупа; взял у купчины Карамышева казенные товары и заплатил за них казенными же деньгами, а переводных писем в сибирском приказе записывать не велел; удержал три алмазных перстня и алмаз в гнезде, купленные на деньги, взятые в китайский торг из комнаты императрицы Екатерины Алексеевны…
В ходе следствия князь Гагарин показал, что далеко не все, добытое в курганах, пересылалось им для Кунсткамеры. «…И то покупное золото, — свидетель-ствовал он, — которое куплено в 1717 году, которое фигурное послал ко дворе царского величества с денщиками и подьячими в разные посылки. А которое не фигурное и ломаные вещи переделывал я в другие вещи. Делал судки, и ножи, и вилки, и ложки, выслал к великой государыне царице Екатерине Алексеевне в том же 1717 году». Это был его последний аргумент в борьбе за жизнь. В повинном письме государю князь просил: «Сотвори надо мною, многобедным, милосердие, чтоб я отпущен был в монастырь для пропитания, где б мог окончить живот свой, а за преступление мое на движимом и недвижимом моем имении, да будет воля вашего величества».
Петр решил иначе, и его волей суд приговорил Матвея Петровича к смерти. В назидание другим, чтоб не расхищали казну. 16 марта 1721 года состоялась публичная казнь князя через повешение.
А с коллекцией золотых вещиц Петр обошелся весьма деликатно: в 1718 году поместил их в Кунсткамеру, дабы ее посетители могли видеть древние сокровища и диву давались. Относятся они к продолжительному периоду с VII века до нашей эры по II век нашей эры и насчитывают более 200 украшений. Находки и сейчас частью выставлены там, в музее Российской Академии наук. А частью в Эрмитаже, хранилище художественных сокровищ. Ибо научная и художественная ценность старинных находок неизмеримы.
Дело князя Гагарина с его гибелью однако не умерло. В 1721 году в ответ на запрос из Тобольска князя А. М. Черкасского, сменившего М. П. Гагарина на посту сибирского губернатора, было разъяснено: «Куриозные вещи, которыя находятся в Сибири, покупать сибирскому губернатору, или кому где надлежит, настоящею ценою и, не переплавляя, присылать в Берг и Мануфактур-Коллегию, в оной потому же не переплавляя, об оных докладывать Его величеству».
 
 
 
 
Коллекция
голландского
старца
В действительности же первые упоминания о бугровании встречаются как минимум за 20 лет до рождения Петра. В 1662 году в Тобольске были биты кнутом татарин Канайко Бачиев и русский служилый Левко Хворов за то, что они ходили «на татарское кладбище в Саускан-скую луку грабить могилы». Знакомство с «Описанием Тобольского наместничества», составленным в 1784 – 1790 годах, показывает, что Саусканская лука – не что иное, как излучина Иртыша ниже устья Вагая в пределах современного Тобольского района Тюменской области. В донесении 1669 года царю Алексею Михайловичу из Тобольска сообщалось, что «в Тобольском уезде, около реки Исети во окружности оной русские люди в татарских могилах или кладбищах выкапывают золотые и серебренные всякие вещи и посуду».
К 60-м годам XVII века относится и посещение Сибири членом голландского посольства в Москве Николаем Корнелием Витсеном. 4 ноября 1705 года в частном письме он напишет: «Много лет тому назад в Сибири, близь Тобольска, Тымени, Верхотурья… и в других местах на ровной степи были вскрыты курганы, сначала случайно, а впоследствии умышленно, и в них были найдены склепы… Находились там останки покойников, со всякого рода утварью, ушными привесками, браслетами, идолами, цепочками и металлическими кубками, серебряными и медными. Сначала крестьяне сохраняли это в тайне, но затем воеводы тамошнии, из москвитов, стали собирать эти вещи и, не находя в них ничего редкого, расплавляли их ради ценности материала». В вышедшей в том же году книге «Noord en Oost Tartarye» Витсен добавил: «Недалеко от Тобольска встречаются под горами особого рода весьма древние могилы, в которых, кроме костей покойников, была находима металлическая утварь из серебра, меди и железа. Г. Салтыков из такого найденного в могилах серебра велел сделать себе саблю, на память об этом замечательном обстоятельстве». Уже из этих сведений следует, что богатство курганов в конце XVII века было хорошо известно.
Николай Корнелий Витсен не мог пройти мимо российских сокровищ. В одном из недатированных писем Витсена есть воспоминание о давнем разговоре с тобольским воеводой, который сообщил об имевшейся у него шпаге с серебряным эфесом, отлитым из найденных «бугровщиками» предметов. Голландец с сожалением констатирует, что «русские не любят древностей» и тут же добавляет: «Но я могу указать на остатки целых городов и постройки в дебрях, где теперь нет ни людей, ни домов, а находятся только дикие звери и покинутые остатки зданий». В другом письме, от 10 января 1715 года, Витсен прямо указывает, что «место находок сибирских редкостей — приблизительно под 60-м градусом северной широты».
Однако на современных картах 60-я параллель проходит по тем таежным западносибирским районам, где курганы не встречаются. Неужели ученый что-то перепутал? Нет, ведь Николай Корнелий Витсен известен не только как собиратель сибирских древностей, но и как картограф. Его руке принадлежит ряд «чертежей» европейских и азиат-ских владений России, среди которых наибольшей известностью пользуется так называемая «карта 1687 года» с широтно-меридианальной сеткой. Ее изучение заставляет нас более внимательно отнестись к сообщению ученого. Все дело в том, что во времена Витсена 60-я параллель проходила значительно южнее, чем на современных картах. В Зауралье она пересекла Тобол значительно южнее Ялуторовска, Синары, Исети.
Вещи, аналогичные предметам из сибирской коллекции Петра I, доставлялись к Витсену в Голландию. Посылки шли на протяжении многих лет вплоть до 1716 года.
Сходство вещей, поступивших в Голландию и Кунсткамеру, указывает на принадлежность тех и других к одному времени и одной области. Об этом говорит не только их общее стилистическое сходство, но и почти полная тождественность ряда предметов из разных коллекций. Золотая проволочная серьга из собрания Витсена с напаянным на нее щитком, имеющим круглое гнездо для инкрустации, украшенное такими же пирамидками из зерни, как и расположенное под ним кольцо, в точности повторяет пару эрмитажных серег. «Иные из витсеновских вещей, — писал русский ученый Я. И. Смирнов, — могли происходить даже из тех же самых могил, что и эрмитажные».
Судьба сокровищ Витсена после 1717 года, когда ученый скончался в возрасте 97 лет, не ясна. Они остаются известными нашим современникам лишь по гравюрам, опубликованным в третьем издании его книги «Noord en Oost Tartarye», вышедшем в Амстердаме в 1785 году. При этом очевидно, что на иллюстрациях представлена лишь небольшая часть коллекции предприимчивого голландца.
 
Подданные
«белого царя»
На рубеже XVII и XVIII веков на Урале и в Зауралье разразилась настоящая «золотая лихорадка». Документ, датированный 1799 годом, свидетельствует: «В Тобольском уезде по Исети и около Исетского острогу раскапывают русские люди татарские тризны и находят всякое серебро и золото в сосудах и слитках». Население целых деревень предпочитало зарабатывать расхищением древних могил в ближайших окрестностях. Иностранные ученые, путешествовавшие по Сибири, свидетельствовали: местные жители «занимаются хлебопашеством и торговлей мехами…, но главным образом зарабатывают много денег раскопками в степях». С приближением весны собирались с нескольких деревень ватаги в 200 – 300 человек. С последним санным путем отправлялись они на 20 – 30 дней езды в степь. «Затем эти отряды расходятся в разные стороны, но лишь настолько, чтобы иметь всегда между собою сообщения и в случае прихода калмыков или киргизов быть в состоянии защищаться. Найдя такие насыпи над могилами язычников, они иногда, правда, копают напрасно и находят только разные железные и медные вещи, которые плохо оплачивают их труд, но иногда им случается находить в этих могилах много золотых и серебряных вещей, фунтов по пять, шесть и семь, состоящих из принадлежностей конской сбруи, панцирных украшений, идолов и других предметов».
Методика раскопок была примитивна, чудовищна и …эффективна. В центральной части насыпи небольших курганов крестьяне выкапывали колодец, более крупные земляные сооружения рассекались траншеей. Результатом этих грабительских раскопок было полное или частичное уничтожение могильника.
В те годы в наших краях ходило много преданий о кладах. Легенда о Царевом кургане, давшем имя нашему городу, гласит, что здесь была погребена дочь знаменитого татарского хана Кадыра с несметным количеством сокровищ. Она, оскорбленная разорителями могилы, покинула усыпальницу в золотой колеснице, запряженной двумя белыми лошадьми, пронеслась на запад и скрылась вместе с сокровищами в водах Чухлом-ского озера.
Неоднократно раскапывался в те годы и крупный Першинский курган (на территории нынешнего Белозерского района), где, по преданию, похоронен татарский хан Першик с женой. Все попытки отыскать сокровища, утверждали ме-стные жители, были неудачны. Говорят, довелось увидеть их крестьянину Пантелею. В Иванов день появилась на кургане золотая карета с сидящей девушкой. Словно завороженный, наблюдал Пантелей за невиданным зрелищем и не успел крикнуть, как было положено: «Чур, моя!». Карета на его глазах исчезла в речке Богатик.
Российские первопроходцы пытались на свой манер объяснить происхождение древних памятников. Обычно курганы и городища связывались ими с неким мифическим народом. Называли его чудью. Это были сильные и богатые люди. Согласно преданию, береза появилась в Сибири только после прихода сюда первых русских людей и стала быстро распространяться. Изумленные «чудаки» восприняли это как знак, что они скоро будут покорены белым царем. Многие из них будто бы стали рыть себе могилы и хоронили себя в них заживо вместе со всем своим имуществом. Среди крестьян также ходили упорные слухи о бедствиях, которые подстерегают разрушителей гробниц. Не решались они и строить что-либо на курганах – ни мельницу, ни дом.
«Бугрование» в этот период не только не пресекалось властями, но, напротив, в ряде случаев ими же и санкционировалось. Ф. И. Страленберг писал об этом времени в 1730 году: «Могилы, могильные холмы… (русские называют их «буграми»…) встречаются в большом количестве в Сибири и в степях, находящихся к югу от Сибири. Из них выкапывают различную утварь, урны, разные предметы, служившие для украшения тела и одежды, сабли, кинжалы, конские уборы, ножи, различные маленькие идолы и медали из золота и серебра. Находили даже в таких могилах целые золотые шахматы и большие пластины.., на которых лежали трупы, равно как сложенные в складки одежды, в которые трупы были завернуты. В могилах бедных людей находят подобные же предметы из красной и желтой меди, наконечники стрел из меди и железа, стремена большие и маленькие, полированные металлические пластинки и зеркала с письменными знаками, маленькие и большие глиняные урны… Одним словом, из этих могил добывают большое количество куриозных древностей… 20 или 30 лет тому назад, когда об этом Русское правительство еще ничего не знало, начальники городов Тары, Томска, Красноярска.., Исетска и других мест, отправляли вольные отряды… из местных жителей для разведки этих могил и заключили с ними такое условие, что они должны отдать определенную либо десятую часть найденного ими золота, серебра, меди, камней и пр. Найдя такие предметы, отряды эти разделяли добычу между собой и при этом разбивали и разламывали изящные и редкие древности, с тем, чтобы каждый мог получить по весу свою долю».
В фондах бывшей Императорской публичной библиотеки сохранился рукописный сборник, содержащий небольшую писаную скорописью XVIII века заметку о раскопках в 1702 году капитаном Федором Матигоровым по приказу дьяка Андрея Виниуса кургана у слободы Бачанки при впадении Исети в Тобол. Из нее следует, что здесь были найдены: «кувшинец медной… да яшмовой стаканец, еще ж китайское метальное зеркальце, в диаметре шириною вершка на три …», у последнего с одной стороны «еще места явились чистые, знатно что было зеркало…, а на другой стране в первом округе травки, в другом каркатеры подобно китайским».
В 1720-х годах поток могильного золота из Западной Сибири начинает ослабевать. По-видимому, к этому времени большинство курганов на прочно обжитой русскими территории края уже было разграблено, и успех продолжал сопут-ствовать только тем, кто не страшился ради ценной добычи выйти за границы Сибири, в степь, рискуя в любой момент повстречаться с реальной опасностью. В это время в пограничных районах участились случаи столкновения «бугровщиков» с кочевниками. Эти трагические события послужили основанием для издания Тобольской губернской канцелярией указа от 27 сентября 1727 года, который строго запрещал «бугровщикам» выход за границу, а ослушавшихся повелел «бить батогами нещадно за то, что они ездили в степь без отпуска». На него ссылался новый сибирский губернатор И. Д. Чичерин, отвечая на запрос императрицы Екатерины II о том, почему прекратилось поступление в казну сибирских золотых вещей.
В 1770 году по югу Западно-Сибирской равнины пролег путь академика Петра Симона Палласа. Им отмечены курганы у деревни Тютриной и озера Песьяного («Пещанного») на реке Тобол, ряд могильников на реке Ишим. «Многие сказывают, что земли сии потому только так многолюдны стали, что жители соседственных уже издавна населенных областей, слыша пользу, какую другие при взрытии могил находили, за оною сюда перейти польстились да при том и не ошиблись, потому что сверх всего нашли и плодоносную землю, и прекрасные луга, и рыбою богатые ручьи, и озера, и столько места, сколько каждому потребно было. Здесь почти и самой последний курган не остался в целости, хотя мне некоторые и казались быть невредимыми; но как я приказал смотреть, то увидел, что все в оных взрыто и кости мертвых лежали по поверхности земли рассеяны. Сказывают, что в здешних могилах нередко находили около головы и груди плющенное золото и серебро, что мне уже у Тобольска слышать удалось».
К концу XVIII века древние сокровища были полностью исчерпаны. Поэтому даже самые знаменитые в прошлом курганы не привлекали теперь ничьего внимания. Красноречиво свидетельствует об этом уже упоминавшееся «Описание Тобольского наместничества», составленное в 1784 – 1790 годы по специальной правительственной программе. И хотя в ней содержались вопросы: «Нет ли таких урочищ, кои знамениты по каким ни есть историческим происшествиям?» и «Не обносятца ли среди жителей уездов какие предания, относящиеся к древним произсшествиям?», уездными землемерами, непосредственными авторами «Описания…», и чиновниками губернской канцелярии, редактировавшими уездные материалы, не приведено никаких данных об археологических памятниках.
Так закончился столетний период страстей, романтики, трагедий и алчности.
 
А курганы остались
Ученые XVIII – XX веков в своих исследованиях постоянно встречаются с последствиями «бугрования». Первым описал Царев курган Петр Симон Паллас. Вот как он выглядел в 1770 году. Имел коническую форму, тогда как все окрестные курганы были круглыми. Его размеры в окружности при подошве около 80 саженей, в вышину четыре сажени. Отступив 8 аршин, участники погребения соорудили вокруг кургана земляной вал со рвом и со входом с северной стороны. Во время поездки Палласа вышина вала не превышала полутора саженей.
Пытливый журналист XIX века Капитон Голодников, служивший, кстати говоря, в 30-е годы чиновником в Курганском окружном суде, скрупулезно описал все значительные курганы, какие он знал в окрестностях города. Он упоминает древние захоронения у села Падеринского, между деревнями Камышной и Станичной, близ деревни Новотроицкой, между деревней Волостниковой и селом Усть-Суерским, на восточном берегу озера Слободчиково, у села Шмаковского, близ устья Суери, близ деревень Менщиковой и Кузнецовой, у озера Ермакова, у деревни Хохловатинской… Только в пределах Курганского округа Капитон Михайлович насчитал и изучил 51 курган. А сколько их по рекам Исеть, Куртамыш, Юргамыш, Миасс, Теча! На каждом кургане Капитон Голодников видел следы проникновения. Вот одно из таких наблюдений: «На вершине … видна яма глубиною полтора аршина. А от нее идет продолговатый шурф, кругом же ямы и шурфа заметно семнадцать небольших ям».
Учеными-археологами изучено около 30 курганов, расположенных на территории области. О саргатах, строителях древних сооружений, мы еще расскажем. А полную перепись этих древних памятников еще предстоит провести.
 
Степан Шилов,
кандидат исторических наук,
преподаватель Курганского
госуниверситета.

 

++++++++++++++++++++++++

 

«В Сибири есть неизвестные могилы древних скифов, на которых уже выросли кустарники или лес. Разыскать их можно не иначе, как с помощью колдовства. С этой целью некоторые люди отдаются чернокнижию и, найдя таковые могилы, иногда вырывают из них немного серебра. Я сам видел серебряные сосуды, вырытые таким образом», — писал хорватский книжник Юрай Крижанич, волею судьбы заброшенный в 1659 году в Сибирь и проведший там долгих пятнадцать лет.

Русские первопоселенцы в Сибири, наслушавшись рассказов о сибирских богатствах, сразу обратили внимание на изобилие здесь древних городищ и курганов — «бугров», и уже с первых лет русской колонизации края превратили кладоискательство в чрезвычайно выгодный промысел. По свидетельству первого историка Сибири Миллера, численность сибирских кладоискателей не уступала количеству охотников за соболями.

Первыми занялись кладоискательством русские поселенцы на реке Ишим. Оттуда золотая лихорадка начала распространяться все далее и далее, добравшись, наконец, до Оби. Ставший популярным промысел раскопок «бугров» именовался «бугрованием», а кладоискателей прозвали «бугровщиками».

Слухи о сокровищах сибирских курганов, все чаще доходившие до Европы, начали материализоваться в 1710-х годах. Одним из первых свидетельств стали «золотые бугровые сибирские вещи», преподнесенные известным уральским промышленником Никитой Демидовым жене Петра I, Екатерине, в подарок по случаю рождения царевича Петpa Петровича. А в 1715 году сибирский генерал-губернатор князь Матвей Гагарин привез Петру I десять золотых предметов, найденных в «буграх». Искусно выполненные древними мастерами изделия так понравились царю, что он отдал распоряжение еще «приискать старинных вещей». Тогда на следующий год Гагарин прислал ему более сотни новых золотых «бугровых вещей», составивших впоследствие так называемую «Сибирскую коллекцию Петра I», ныне хранящуюся в Государственном Эрмитаже.

В 1720—1727 годы по поручению Петра I в Сибири побывал доктор Мессершмидт, который воочию увидел масштабы деятельности бугровщиков. По его наблюдениям, русские, жившие по верхнему течению Оби, регулярно отправлялись на промысел — «за откалыванием золота и серебра, находимого в могилах. Они зарабатывают много денег раскопками в степях. Найдя насыпи над могилами язычников, они копают и среди железных и медных вещей находят иногда много золотых и серебряных вещей, фунтов по пять, шесть и семь, состоящих из принадлежностей конской сбруи, панцирных украшений, идолов и других предметов». На бугрование собирались артели по 200—300 и более человек. Весной, с последним санным путем, они уходили на поиски «бугров». Нередко находились в пути двадцать и более дней, потом разбивались на отряды и расходились по местности.

Сибирские гробокопатели имели «особенный навык и искусство» — их поиски, как правило, были не напрасны. Многие из «бугров» были до того богаты золотом и серебром, что на жаргоне бугровщиков назывались «золотарями». Только в одном кургане, находившемся на левом берегу реки Алей, впадающей в Иртыш, бугровщики нашли до 60 фунтов (около 24 килограммов) золота в изделиях, среди которых находились «конный истукан» и какие-то золотые «зверьки».

Прямо-таки промышленные масштабы бугрования привели к тому, что к середине XVIII века редкие из сибирских курганов остались не разрытыми. В поисках новых «бугров» кладоискатели уходили все дальше к югу, в степь, где нередкими были столкновения бугровщиков с кочующими ордами киргиз-кайсаков и калмыков. В 1727 году одно из таких столкновений в Барабинской степи, имевшее весьма серьезные последствия, вызвало резкую реакцию властей. В сентябре того же года канцелярия сибирского генерал-губернатора издала указ, «дабы никто, под жестоким наказанием, в степь для бугрования не ездил».

Однако, принимая грозные постановления, власть смотрела на деятельность бугровщиков сквозь пальцы, иногда тайно поощряя их промысел. Секрет этого отношения был прост: львиная доля найденных сокровищ оседала в карманах местных властей. Свои находки бугровщики продавали, пускали на «подарки» воеводам и приказным и только очень редко сдавали законно в кассы и приказы. Тайная скупка могильного золота или сбор «подарков» местными властями были организованы не хуже, чем сам поиск сокровищ. В результате, например, только у красноярского воеводы Д.Б. Зубова в 1724 году имелось в личной собственности могильного золота более чем на несколько тысяч рублей. У нарымского воеводы Ф.Е. Каменского Мессершмидт видел золотого «красивого шайтана в виде полу-зверя, полу-человека», найденного в «буграх». Огромные сокровища могильного золота скопил известный генерал-губернатор Сибири Матвей Гагарин — «расканалья-господин», обвиненный впоследствии в чудовищных злоупотреблениях и казненный. По преданию, уезжая в Москву, Гагарин зарыл свои сокровища в одном древнем городище на правом берегу реки Пышмы, недалеко от Тобольска. В конце XIX столетия кладоискатели срыли это городище до основания, но ничего не нашли.

Практика скупки могильного золота полицейскими и гражданскими чиновниками сохранялась в Сибири до середины прошлого столетия. И сами власть предержащие не гнушались брать в руки лопату. Например, в 1853 году судебный заседатель Туринского округа лично вскрыл старинный курган с серебряными вещами.

На всякое дело нужен талант, а уж кладоискателям — особенно. Одним бугровщикам сокровища сами шли в руки, другим же — и таких было большинство — приходилось по многу лет бродить от кургана к кургану, а в итоге вся их добыча не превышала стоимости сношенных ими в поисках кладов сапог. Сохранился рассказ одного бугровщика, в середине прошлого века искавшего сокровища в степных курганах к югу от Омска, который весьма достоверно повествует о повседневности сибирских искателей сокровищ:

«Спервоначала, как только прошла весна, я раскапывал мары (могильные курганы). В них, по сказкам, можно было найти и деньги, и разные дорогие вещи, примерно серебряные чашки, миски, тарелки, кольца, серьги и прочее такое. Эти клады не опасны, около них нет чертовщины, а если при которых и есть, то самая малость, одной воскресной молитвы достаточно, чтобы оборониться. Молод я тогда был, в голове ветер ходил, думал без труда разбогатеть.

Принялся за это дело очень усердно. Изрыл-ископал маров довольно, но ничего путного не нашел. Кроме маров раскапывал и Маринкин Городок, что около Кулагиной крепости. Там отыскал не то печь, не то горн из нежженых кирпичей, да ушат деревянный — весь сгнил, с железными обручами, и обручи-то все ржа съела, ни на какое дело негодны были. Да еще глиняный горшок нашел — этот, проклятый, цел, но пустой. Я тут же с досады разбил его.

И под Дуванный Яр подкапывался, что повыше Маринкина Городка. Там нашел не то человечью, не то слоновую кость, твердую, словно камень — эту в воду забросил. Да вырыл еще один кирпич большущий, не такой, как обыкновенные наши кирпичи: наши длинны и узки, а тот совсем отличный, плоский, что в длину, то и в ширину. На кирпиче том была отпечатана рука, то есть истовая ладонь человеческая, со всеми пятью пальцами, да такая большущая, что ужас, вдвое больше верблюжьей лапы! Значит, в старину великан какой-нибудь делал его. Когда кирпич сыр, тогда значит, великан нарочно отпечатовал на нем своей рукой: «знайте-де нас, вот-де какие мы были!» Для редкости, кирпич я этот взял, привез домой и показывал соседям, и все дивились огромнеющей руке. После кирпич этот каким-то манером извелся.

Еще за Багырдаем, в мару, нашел лошадиный остов, с седлом и со всей седельной сбруей, да остов человека, старинного лыцаря должно быть, весь был в железном уборе. Только все, что было на лыцаре и что было на лошади, все это истлело, изоржавело. Уцелели кое-какие медные бляшки, да колечки, да шлычка (шлем) на лыцаре не совсем изоржавела, похожа была на воронку. Медные штучки я подобрал, и они по дому извелись, а железную шлычку бросил там же, где и нашел — на кой шут эна годна!

Одно слово, изрыл-ископал маров довольно, но ни черта не нашел путного, кроме человечьих костей, да угольев, да глиняных кувшинов, да ржавых копьянок (наконечников стрел), да разной, с позволения сказать, фунды, ни к чему для нашего брата негодной.

Однажды пробовал рыть такое место, где, по приметам, чаял найти деньги ильбо другое что, окроме костей и угольев — но и там ничего путного не нашел. Это было вот как. Раз шел я из степи домой, лошадь пропащую отыскивал, и, не дошедши форпоста версты полторы, против Пыжкиной Луки, сел отдохнуть на маленький марочек. Сижу и закусываю калач с огурцами. Закусываю, поглядываю и вижу: близехонько от меня роет суслик нору и мордочкой высовывает наружу землю. Я смотрю на суслика, не пугаю его — сижу, не шевелюсь. И суслик нет-нет, да и взглянет на меня, однако не пугается, дело свое делает: то выскочит из норы и задними ножками начнет отгребать землю, то скроется в нору и мордочкой почнет высовывать землю — одно слово, дело свое делает. Забавно было на него смотреть. Главное, видит человека — и не боится.

Долго я любовался на суслика. Напоследок пришло мне в голову покормить его, бесенка. Взял, отщипнул кусочек калача и бросил к норе. Суслик сначала обнюхал кусочек, а потом схватил в зубы и скрылся в нору. Через минуту иль-бо две, гляжу — суслик тихонько выкатывает из норы, вместе с землей, серебряную копеечку, за ней другую, третью, четвертую... «Батюшки-светы! — думаю, — чудо!» И впрямь чудо было — в самое короткое время суслик накатал из норы целую горсть серебряных копеечек. Вот где, думаю, клад-то! Сам дается! Творя молитву, сгреб я эти копеечки, завязал в платок и пошел домой, как ни в чем не бывало. А суслику, в благодарность за его услугу, оставил на месте пол-калача.

С следующей же ночи принялся раскапывать мар. Сряду три ночи работал, от вечерней до утренней зари. Напоследок дорылся до кирпичного свода. Кирпичный свод был мне не в диковину, не один раз я дорывался до сводов. Но что под сводом-то? — вот запятая! Разломал я свод: там выход. Хорошо. Спустился я в выход — это уже было утром на четвертый день — и вижу: на кирпичном полу лежит что-то длинное, словно тридцатипудовая белуга — накрыто кожей, на лодку похожа. Взялся я за кожу, хотел, значит, приподнять, а она тлен-тленом, так и рассыпается, словно зола. Я ну по ней колотить палкой, а сам, на всякий случай, читаю «Да воскреснет Бог, да расточатся врази его!» Кожа вся разлетелась, словно ее и не было. • Открылись два человечьих остова, лежат друг к дружке головами. Видал я вас много, думаю, да корысть от вас небольшая! Стал шарить в выходе — ничего нет путного, дребедень одна, что и в прежних марах. Одна только вещица похожа была на стать: красной меди топорик с толстым длинным обухом, похожий на киргизский чекан. Топорик этот я взял и после продал разносчику-коробейнику за семь гривен ассигнациями. А серебряные копеечки, что суслик накатал из норы, променял на корову Кильдибеку, киргизскому дархану (кузнецу), а тот извел их на насечку стремян, нагрудников и прочего. Копеечки были не круглые, а продолговатые, аляповатые, на иных и слова были видны, но не наши, а какие-то мудреные, с закорючками».

На фоне многочисленных богатых находок в курганах, в среде бугровщиков абсолютно правдоподобными казались предания об «исторических кладах», связанных в первую очередь с периодом покорения Сибири. Автор «Описания Сибирского царства» историк Миллер приводит, например, два реальных случая, основанных на исторических источниках, когда Ермак приказал зарыть клады. Первый такой случай имел место весной 1581 года, когда после победы над татарами, одержанной при впадении Туры в Тобол, Ермак «столько получил добычи, что не можно было всего с собою на судах везти, но некоторую часть принужден был закопать в землю». А во время своего последнего похода из Искера вверх по Иртышу, закончившегося гибелью Ермака, русские вступили в сражение с татарским князем Бегишем. Здесь, около Бегишевского озера, Ермак также «получил в добычу множество богатства, которое он до своего возвращения приказал закопать в землю». Возвращение, как известно, не состоялось...

Молва указывала на еще один клад Ермака. На реке Чусовой, на устье речки Ермаковки возвышается известняковая скала высотой 25 саженей. Эта скала называется Ермак-камень, а в глубине ее находится обширная пещера, разделенная на несколько гротов. Предание говорит, что во время своего похода в Сибирь Ермак зимовал в этой пещере и зарыл в ней часть своих сокровищ. Известны еще два «Ермаковых городища» с зарытыми на них богатыми кладами — одно на реке Серебрянке, при впадении в нее ручья Кокуй, а другое на реке Тагил при устье речки Медведки.

Немало преданий о кладах связано с золотом противника Ермака — хана Кучума. Еще историк Миллер в своем «Описании Сибирского царства» (1750 г.) упоминает о поисках «сокровищ Кучума» на месте бывшей столицы Сибири — Искера. По свидетельству Миллера, «окольные российские жители, ищущие закопанных в земле пожитков, везде глубокие ямы покопали, из которых некоторые недаром трудились». На городище Искера долгое время можно было видеть загадочный провал, который, вероятно, в старину был всего-навсего колодцем. Легенды утверждают, что в этом «подземном ходе» укрыта частъ сокровищ Кучума. По рассказам местных жителей, этот провал некогда был выложен каменными плитами, но в 1880-х годах крестьяне разобрали их на печи, «да видно, зарок был у татар наложен: все перемерли, которые плиты-то взяли... Не приведи Бог и богатство его (Кучума) искать».

По преданиям, «золото Кучума» скрыто в нескольких старых городищах в окрестностях Тобольска, но самая значительная часть находится в могиле хана, на реке Кучу-Мында. Здесь насыпано три кургана, средний побольше, два боковых поменьше. В среднем похоронен сам Кучум, а в боковых находятся его сокровища.

Еще один «исторический клад» — «золото калмыков» — по преданию, укрыт на реке Калжир. В десяти верстах от ее устья расположено старинное укрепление, обнесенное стеной из необожженного кирпича, а в 20 верстах от него, по направлению к реке Карамодон, в обрывистой скале в пещере сохраняется «калмыцкая поклажа» — дорогие металлы и камни на большую сумму. Этот клад схоронен в то время, когда калмыки бежали в русские пределы от преследований китайского вассала — джунгарского князя. Место, где находится клад, называется «кайма» — то есть «поклажа».

А в марте 1889 года Тобольск взбудоражила неожиданная находка. В архиве полицейского управления, в числе «вещественных доказательств», в разное время изъятых по разным уголовным делам, был обнаружен каменный крест с вырезанной на нем кладовой записью на «клад пугачевского атамана».

На восьмиконечном кресте длиной около 6 вершков (26,5 сантиметра) была вырезана с обеих сторон длинная надпись: «Сей крест заветный. Кладена сия поклажа сибирским пугачевским воинам 25 человекам, есаулом Змеюлановым свидетельствована казна и положена в сундук счетом: империалами сто тысяч, полуимпериалами пятьдесят тысяч, монетами тоже пятьдесят тысяч. Да кто сей крест заветный счастливым рабом найдет, тот и казну нашу возьмет. Нашу казну возьмите, и по себе делите, друг друга не обидьте. Но вместо нашей казны по завету нашему положите в ту яму двух младенцев, то во избавление их положите за каждую голову по двести монетов, но не звонкой, а бумажной царской для вечной потехи стражам нашим. А без исправного завета и к казне нашей не приступайте, ибо наши стражи страшны и люты, чего делают, рабам противно. Их не видно, а за свое будут стоять крепко. По вынятии сего заветного креста и завета готового, ищите отговорщика, а отговорщик должен знать, как показано на семи главах сего креста, как сделан завет. Потом завещано, и как нашим сторожам управляться. По зделании завету к вынятию поклажи приступать в шестую полночь, а когда казну нашу вымете, то сей крест... и засыпьте свой завет. Слушаться отговорщика, как сказано выполнит и казну нашу получите. Аминь». На семи концах креста («на семи главах») находился и сам «завет» — зашифрованное заклинание, которое должно было помочь специалисту-«отговорщику» справиться с невидимыми бесами — «сторожами» клада. «Завет» состоял из вырезанных на концах креста букв К, Б, ТП, Н, ЦД, О и М. Буквы были обрамлены множеством точек, поставленных по обеим сторонам букв, то впереди, то позади их.

Выяснилось, что в свое время, много лет назад, этот крест был найден крестьянами одной из деревень на меже, отделявшей их земли от земель другой деревни. Соседние мужики тоже предъявили свое право на крест с кладовой записью, в результате на меже началась жестокая драка — стенка на стенку, в ход пошли колья... Полиция прекратили побоище, завела дело, а крест конфисковала как «вещественное доказательство».

В среде сибиряков вера в клады основывалась в большинстве случаев не на мифических кладах Степана Разина, питавших воображение великорусских искателей сокровищ, а на вполне реальных, часто — совершенно случайных, но оттого не менее ценных находках.

...28 июня 1893 года крестьянка деревни Терехово Тарского округа Акулина Полынская, спускаясь с горы вблизи деревни, заметила в склоне горы торчавший из земли глиняный черепок. Женщина потянула его, земля посыпалась. Акулина вдруг вытащила вместе с черепком... две серебряные чаши, два серебряных ковша с рельефными изображениями зверей, два слитка серебра и штук двадцать мелких серебряных «бухарских» монет.

Нет, не все сокровища выкопали «бугровщики».

 

 

Картина дня

наверх