ЗАМЕТКИ ОБ ЭСКИМОСАХ В РУССКОЙ АМЕРИКЕ

КАШЕВАРОВ А. Ф.

 ¹

В № 208 Северной Пчелы помещена статья: «Искусства и мануфактуры Эскимосов». Статья эта, составленная, как видно, из сведений об Эскимосах, живущих на восточной половине, северного берега Америки, мало знакомит нас с жителями западной половины этого же берега, принадлежащею России. На столь обширном разстоянии, как от Залива Принца Виллиама (Чугатского), на Тихом, до Лабрадора, на Атлантическом Океане, естественно встречаются различия в климате, в местности и в средствах пропитания. Все это имеет важное, если только не главное влияние как на нравы и обычаи диких народов, так на искусства и мануфактуры их.

Такое влияние местных особенностей ясно видно в Российско-Американских Колониях. Там приморские туземцы, говорящие языком одного корня с Эскимосским, разнствуют между собою во многом. Так, например: Чугачи и Коняги, обитающие между Заливом Принца Виллиама и полуостровом Аляксой, на материке и на островах лежащих на Тихом или Великом Океане, имеют море, никогда не замерзающее, землю гористую, каменистую, покрытую хвойным лесом, и не имеющую значительных рек. Здесь зимою мороз редко превышает 15° по P:, и часто снег сменяется проливным дождем. Море, лайда ² и морския птицы доставляют жителям главные средства существования. И потому Чугачи и Коняги преимущественно моряки и рыболовы. На берегу они вялы и неловки; на море искусны и отважны. На своих чудных байдарках, доведенных ими до совершенства, удаляются они от берега далеко в море, переезжают широкие проливы, и когда на быстром проливе внезапно разыграется сулой, или буря разведет в море большую волну, и необходимость заставить приставать к открытому берегу в страшных бурунах, они умно владеют веслом, пользуются законами волны, практически ими дознанными, и преодолевают такия морския опасности, для которых недостаточно одной отваги. У поморцев Берингова Моря, от полуострова Аляксы до Берингова Пролива, страна орошается множеством рек больших и малых; прибрежье не имеет леса, низменно и одето тундрою, как и горы, находящияся в некотором отдалении от моря. Сие последнее три четверти года бывает покрыто носящимся льдом, смерзающимся зимою плотно и крепко. Морозы доходят до 30° по Р., и снег лежит там во всю зиму. Оттого у здешних жителей промысел разделяется на зимний и летний, на сухопутный и морской, и потому они сделались столько же звероловами, сколько и рыболовами, имея изобилие для того и другого рода промышлености. Но они не моряки: их плоскодонные байдарки устроены для плавания по рекам и вдоль отмелого берега, вообще для тихой воды. Затем следуют обитатели полярной части Российско-Американских Владений. С этою-то частью и с жителями, почти неизвестными Европейцам, я намерен несколько познакомить, благосклонного читателя ³.

На всем вышесказанном пространстве число приморских жителей простирается до 2400 душ обоего пола. И эта горсть людей, подобно многим диким народам, занимающим обширные пространства, не смотря на свою одноплеменность, делится на несколько родов, находящихся между собою в дружеских или неприязненных сношениях. Каклигмюты и Силалинагмюты населяют северную часть, от Мыса Врангеля до Мыса Ледяного. От сего последнего до Мыса Лисбурна нет ни каких жителей. От Мыса Лисбурна до Острова Шамиссо живут Тыкагагмюты, Кивалинагмюты и Кыктагагмюты. Все это народонаселение вообще рослое, сильное и воинственное, по своим физическом свойствам подходит к Чукчам, говорит языком одного корня столько же с эскимосским, сколько и с Чукотским ⁴.

Местность здешнего края, при всей суровости климата, имеет свои особенности, и разнообразится, так сказать, постепенным омертвением природы. Она делится на гористую и плоскую. Первая от — Зунда Коцебу До Мыса Бофор (шир. 69° 5'); наибольшая высота гор около 900 футов. Последняя идет [908] к северу, ровно сохраняя высоту между 6 и 12 футами, до Мыса Франклина. Отсюда берег как бы приподнять до 50-ти футов, и образует скалы, состоящия из смеси глины и чистого льду. Весь Берег Князя Меншикова понижается почти до уровня моря, и представляет саванну.

Севернее гор, на плоской части, почва земли везде тундра, лежащая корою на чистом, твердом льде. Толщина этой коры постепенно уменьшается, и от одного фута доходит до двух дюймов (на Берегу Князя Меншикова).

Южнее 69 N широты растут ягоды: шикша, голубика, брусника, морошка в некоторые мне неизвестные, и грибы. Из растений, тальник достигает высоты от половины до трех аршин (в Зунде Коцебу). Есть травы и цветы. Последняя ягода на севере — шикша (Empetrum nigrum L.), попадается на Мыс Лисбурн. Еще на полградуса широты далее к северу растут некоторые из трав, и кустарник изредка возвышается до полутора дюйма. Затем кое-где являются, на самой поверхности тундры, трех видов цветы: белые, желтые и синие. Трава, подобно толщине тундры, постепенно уменьшается в высоте от одного фута до двух дюймов.

Природа цепенеет на севере, но человек живет тем и, повидимому, не знает нужды. Множество оленей, волки и лисицы, и единственное домашнее животное, собака, верно и безбедно обезпечивают потребности полярного жителя в течение круглого года. Море, разбивая, во время короткого лета ⁵, свой ледяной покров, допускаете к нему китов, моржей и тюленей. Перелетные птицы, плодясь на здешних негостеприимных берегах, доставляют лакомство. Даже осенния бури, случающияса здесь ежегодно, служат с большою пользою здешнему жителю: оне приносят с моря лес, который оставался бы там за льдами, и выбрасывая его высоко на берег, или через кошки в лагуны, тем обезличивают сохранность его на все остальные времена года.

К югу от Мыса Лисбурна средства эти летом еще усиливаются морскими птицами, плодящимися на каменных утесах, ягодами и рыбою. На Берегу Князя Меншикова, в реке Фрейганга (устье реки в шир. 71° N, в долгот 155.° 10' W от Гринвича), севернейшей из Американских рек, и впадающей в Залив Купреянова, водятся сиги. У Мыса Франклина мы заметили из периодических морских рыб горбушу, более сонную, нежели живую; она, едва шевелясь, в наклонном положении плавала почти на поверхности холодного моря (1 1/2°, по Реомюру), в исходе Июля.

Мелки киты и моржи, которых здесь много, плавая на небольшой глубине, в некоторых приглубых местах подходят близко к берегу. Это обстоятельство дает возможность здешним жителям производить китовый и моржовый промыслы, не удаляясь на байдарах далеко от берега, что иногда, при напоре большой массы льда, во все лето бывает не только опасно, но и вовсе невозможно. Нерпы водятся круглый год; зимою оне выходят на лед чрез продушины, сделанные ими сквозь толстый лед или чрез полыньи.

Вот, повидимому, все, что Провидением назначено в удел Эскимосу для его существования. Олень, волк и лисица, кит, морж и нерпа не легко достаются в добычу. Мороз достегает здесь страшной силы, невыносимой для человека. И Эскимосу, в буквальном значении, определено бороться с холодом и голодом.

Все это умел победить дикарь, и конечно путем тяжкого испытания и опыта, создать себе те средства, при помощи которых он спасает себя от холода, и все, что только увидит его глаз, делается почти верною его добычей. Этими средствами он ставит себя на степень человека. По преимуществу этих средств, Эскимос сделался звероловом, да и как иначе можно существовать в суровом климате, как не звероловством? При море же поселился он потому, что на его долю не осталось более ни больших рек, ни рыбных озер, занятых уже другими, хотя и одноплеменными, но враждующими с ним народами. Житье на тундре, где нет ни леса, ни земли, ни рек и ни озер — невозможно.

Не наклонность к кочевой жизни, но простые и естественные причины ввели в быт Эскимоса два рода жилищ: зимния и летния, т. е. постоянные и переносные. Переселение из зимнего жилища в летнее неизбежно здесь, в суровом климате, для всякого дикаря, потому что летом в зимних барабарах сыро, и вода выступает туда сквозь пол и стены от льда, тающего в земле, кругом барабары. Перекочевка совершается ежегодно в известное время, и почти всегда на одни и те же места для промысла оленей. Торговые связи с соседями и приглашения к ним в гости, также причины передвижения дикарей. Все это исполнять им необходимо, как необходим воздух и пища для жизни.

Зимния селения строятся обыкновенно не бугристом месте, где можно глубже выкопать землю. О воде для питья полярный дикарь не заботится. Летом он копает на кошке колодезь; в ней обыкновенно бывает солодковатая, неприятная на вкус вода; ее пьет он со льдом, которого всегда бывает очень много в здешнем море. Зимою для этого же употребления тают снег. От того, что на севере слой земли тоньше, зимния барабары кажутся здесь выше с наружной стороны, чем у южных Эскимосов. За всем тем эти барабары издали похожи на кучки, и только по вешалам, имеющимся при каждом селении, можно догадываться, что подъезжаешь к жилому месту. Вешала эта делаются из выкидного леса, и всегда имеют фигуру П. На них вешают оленье мясо, шкуры моржей, ремни и проч. По числу вешал, тотчас видно и многолюдство селения. Около селения вырывается множество ям, и в них как в погребах, снабженных от природы ледяным дном, хранят мясо моржей и китов.

На Мысе Лисбурне удалось мне, в отсутствие диких, всегда недоверчивых к чужеземцу, в подробности осмотреть зимнюю барабару. Вот ее устройство и размерения.

На небольшом возвышении вырыта земля в глубину до четырех футов. Устроенная в этом углублении барабара, с наружной стороны кругом обложена, в несколько слоев, тонким дерном. В одной сажени от барабары к западу, небольшое отверзтие служит спуском в корридор, вырытый в земле, длиною в 8, глубиною и шириною по 3 1/2 фута. В нем, по сторонам углубления, должны быть кухня и кладовая. Корридор ведет к люку в полу барабары; ширина люка едва достаточна пролезть человеку; чрез этот люк вход в барабару. Стены, пол и крыша барабары сделаны из колотого в грубо отесанного выкидного леса. В передней стороне, во всю ширину барабары, нары в пять футов ширины, из колотых горбылей. В правой стене, между нарами и заднею стеною, вырыто в бок правильное углубление, шириною в четыре, вышиною в два с половиною фута. На крыше, служащей и потолком, на правой ее покатости, окно квадратное, в полтора фута. На обоих углах задней стороны полки, секторами; на них лежат ночники, выдолбленные из камня, также наподобие сектора. Все люки или отверзтия имеют крышки; также к обоим концам корридора приставляются двери. Величина барабары в длину четырнадцать, в ширину семь, в вышину по средине шесть, по бокам с небольшим три фута. В барабаре было все в исправности, чисто и сухо, хотя соседния были наводнены водою.

 

 

Летния жилища устраиваются очень скоро и просто. Три или четыре шеста, какой угодно длины, связываются на одном конце ремнем, продетым в дыры. Потом ставят и расширяют, другие концы шестов на столько, чтобы ко внутренней стороне привязать один или два обруча разной величины. Наконец, начиная от низа к верху обматывают эти шесты выделанными и сшитыми вместе оленьими шкурами, шерстью на внешнюю сторону. Таким образом составляется какой угодно величины палатка, имеющая фигуру конуса. Для пропуска света, вшивают в оленью шкуру лоскут, сшитый из моржевых кишек.

В больших зимних селениях число жителей самое большое, около 300 человеке обоего пола. Но число это иногда удвоивается пришельцами из соседних селений для ловли китов (весною и осенью или для торговли, и нередко по приглашениям на так называемые в наших колониях игрушки, состоящия в безпрестанной еде, пении и пляске, и обыкновенно оканчивающияся совершенным разорением, хозяина чрез такое пышное угощение приобретающего громкую славу.

В летних селениях число жителей бывает не определенно, потому что Эскимосы летом расходятся в разные прибрежные места, где надеются добыть более оленей, составляющих существенную их потребность. Олень доставляет Эскимосу все: пищу, одежду, обувь и палатку. Оленей промышляют они круглый год. Для этого употребляют стрелы и копья. Стрелою они убивают оленя в разстонии около двадцати шагов: эта же самая стрела, пушенная из лука, пролетает более восьмидесяти сажень.

Летом, когда, от множества комаров в тундрах олень не знает куда деваться, он бежит к морю искать прохлады, и тогда большими табунами подходить к летовьям Эскимосов. Случается, что олени сами заходят в небольшия озера, которых на тундрах много, или бывают загнаны в них Эскимосами; тогда эти последние подъезжают к оленям в байдарках, и колют их копьями. На мелкой воде олень неповоротлив.

Байдарки, употребляемые Каклигмютами и Силалинагмютами особенной конструкции, и сделаны красиво и чрезвычайно отчетисто до последней мелочи. Оне однолючки. Передняя сторона люка приподнята, задняя опушена. От этой стороны люка верхняя часть байдарки на корме идет плоско. К носу от передней стороны люка круглая решетка, постепенна суживается так, чтобы ловко было сесть в байдарку, и протянуть ноги. Байдарка, как обыкновенно, обтягивается нерпичьим лавтаком. Когда Эскимос плывете в такой байдарке, то кажется, что он сидит на воде; и часто от рефракции столь обыкновенной в полярных странах, нельзя различить что движется по воде, олень или Эскимос на своей байдарке. Длина байдарки около двенадцати футов; весит не более двадцати фунтов. И для Эскимоса эта байдарка нужнее в тундре, на озерах чем на море, потому что она чрезвычайно вертка, и наши Алеуты, вечные ездоки на байдарках, не умели даже сесть на Эскимосскую байдарку.

Замою промысел оленей нисколько затруднителен для Эскимоса. Он должен удаляться в тундру, и там устроивать себе жилище из снега. Но обыкновенно это делается так: на глубоком снегу вырывается обширная яма; она покрывается снежною же крышею, сколько можно возвышенною сводом, чтобы была заметна в некотором отдалении. Иногда по неволе Эскимос проводит в этой яме бурное, или жестоко-холодное время. Эскимосы завидя оленей, стараются загнать их к яме. И когда олень, обманутый выпуклостью крыши, проваливается в яму, то делается легкою добычей Эскимоса. Он тогда закалывает оленя копьем.

Эскимос ничего не теряет из оленя: шкуру его он превосходно выделывает; из костей делает наконечники к своим стрелам; из жил нитки; а остальное все, без исключения, пожирает.

После оленей — нерпы, моржи в киты составляют важные статьи продовольствия Эскимосов. Нерпы и моржи выходят на большия льдины, и тогда колоть их не трудно. Но для промысла китов Эскимосы собираются в большом числе, Каклигмюты на Мыс Кибаллю осенью, а южные весною, в разных местах, смотря по возможности. К сожалению, я ничего не могу сказать более о промыслах китов.

Зимою, когда караулят нерп, строят на льду ледяную барабарку. Она необходима, чтобы укрываться в ней от пронзительного ветра, а иногда спастись от белого медведя, который, по временам, хотя и не так часто, как это ожидается, судя по полярности края, навещает здешних Эскимосов. Они сказывали, однако ж, что жить в ледяных барабарках очень холодно.

Шкуру нерп очищают от шерсти, и употребляют для байдары и байдарок. Мясо и жир этого зверя идет в пищу; горло и кишки на разные употребления. Из моржа тоже нечего не теряют. Из его кожи режут ремни и делают подошвы, из кишек шьют камлеи, из клыков делают разные орудия и безделицы; мясо идет в пищу. Кит доставляет лакомое кушанье и жир, которого употребление всеобще составляет лучшую приправу всякой пище. Так называемые китовые усы, необходимы в рукомесле Эскимоса, некоторым образом заменяют ему клей: этими усами дикарь связывает или сшивает свою работу, как нельзя плотнее.

Птицы довершают средств пропитания северного Эскимоса. Но он ими пользуется кратковременно с мимоходом, бьет их более для удовольствия, чем по необходимости. Для этого он употребляет просто камень, которым метко попадает в птицу пуская с руки или с праща. Кроме сего употребляет еще небольшия кости, обделанные шарообразно или цилиндрически. На каждой кости есть ушко, в которое привязывается жиленная нитка, длиною от двух до трех футов. Шесть или семь таких ниток с костями, связываются на других концах вместе, и тут же прикрепляется небольшой пучок перьев. Когда стадо уток летит над берегом довольно низко, что часто случается в здешнем туманном климате, берут правою рукою за пучок, а левою за кости, и разсчитав полет птиц, бросают это орудие вверх. На лету кости разлетаясь попадают в две или в три птицы, оглушают их и те падают вниз, где тотчас же их убивают.

Южные Эскимосы промышляют морских птиц на утесах петлями, и шкуры этих птиц употребляют на свои платья. Впрочем этим промыслом занимаются не многие.

Кормовые припасы, назначенные для зимы, Эскимос хранит в скалах возвышенного берега для того вероятно, чтобы звери или собаки не расхитили этого запаса.

Кроме животных, составляющих единственную, пищу северного Эскимоса, он промышляет еще волков и лисиц. Быть может, есть еще здесь и другие звери, но мне не удалось видеть более. Шкуры лисиц и волков служат предметом торговли. От звериных промыслов Эскимос переходит к своим рукомеслам, и так же старательно занимается ими, как и звероловством.

В умеренном, климате, дикарь довольствуется вместо платья, простым одеялом, накинутым на плечи. Но в глубоком севере, где пять шестых года продолжается зима, такое одеяние недостаточно для жителя, как бы он ни был дик, груб и безчувствен. Ему, так же как зверолову, нельзя связывать себя и неловкою одеждою — длинною, широкою, тяжелою. Эти условия удачно выполнил Эскимос. Он придумал себе парку, брюки, сапога, или торбаса, и перчатки — все из оленьей шкуры, которую, как я уже сказал, он умеет выделывать превосходно.

Парка похожа на мешок, только с рукавами и с вырезкою для шеи. Вокруг вырезки пришивается шапка, которая, в случаи надобности, стягивается шнуром, чтобы лучше закрыть голову, уши и подбородок. Шапка оторачивается каким нибудь мехом с длинною шерстью, например волчьим, росомашьим, заячьим и другими, какие имеются на месте, или приобретаются торговлею. У богатых эта опушка составляется довольно красиво, из двух и даже из трех разноцветных мехов. Пышная оторочка необходима для того, чтобы защитить лице — зимою от мороза, а летом от комаров, которые боле садятся на эту опушку, и бывают легко отгоняемы руками ⁶. Длина парки до колеи. Брюки несколько длиннее, или бывают и с сапогами. Сапоги подвязываются под коленками. Парку подвязывают ремнем. У перчаток пальцы выкраиваются особо, и потом пришиваются. Женское платье отличается от мужского только тем, что на парках делаются с боков небольшия круглые вырезки в такие же выпуски спереди и сзади. Зимою надевают по две, даже по три парки. Тогда у нижних парок не бывает шапок или кулей, которые вообще делаются не больше, как сколько нужно, чтобы накрыть голову до лба и защитить уши.

В сырую погоду, сверх парки надевают камлею, сшитую из моржевых кишек, и выкройкою похожую на парку. Сверх того, из кож морских животных делаются непромокаемые сапоги и перчатки. Последния употребляются во время гребли на байдаре, или на промысле в море. Впрочем здешние Эскимосы не любят в проливной дождь выходить из своих жилищ без крайней надобности.

Наряд свой дополняют мужчины одним или двумя хвостами, волчьими или лисьими, привязанными сзади к поясу (волчьими хвостами отличается только тот, кто сам упромыслит этого зверя). К поясу же прикрепляются у некоторых разные мелочные костяные изделия, и у каждого нож и оселок (ножи стачиваются круто и всегда только с одной стороны). Как у мужчин, так и у женщин непременная принадлежность небольшой мешок, привязанный также к поясу. В этом мешке хранятся трубка, огниво, трут и другой небольшой мешочек с табаком. Многия из детей носят также подобные мешки на поясе. Детей одевают точно так же, как одеваются взрослые. Некоторые из мужчин стригут волоса только на верхушке головы, а ниже обрезывают в кружок; другие оставляют небольшую косу, распущенную до плеч. Иные стригут волоса и не в кружок, а как случится; у тех у которых есть на голове короста ⁷, волоса как будто выбриты. Женщины плетут две косы и обвивают их вокруг головы. Мужчины убирают свою голову бисерами, или корольками, нанизанными на нитку. Некоторые употребляют для того же кольцеобразные вырезки из оленьей шкуры. Женщины ни чем не украшают своей головы, по крайней мере летом. Наконец мужчины носят еще род запонок, из моржевой кости, вставляемых в нарочно проколотые места на нижней губе. К наружной стороне этих запонок, у богатых прикрепляется какой нибудь, редкий для дикарей, горный камень, купленный у соседей дорогою ценою, или большой королек, расколотый пополам. Для такого безобразного украшения молодые люди должны, в известном возрасте, подвергаться операции прокалывания губы, совершаемой торжественно, чтобы в последствии иметь удовольствии носить в этих дырочках запонку, величиною в диаметре, во внутренней стороне, до полудюйма, а во внешней до дюйма. Женщины же татуируют подбородок, или двумя узкими полосками, проведенными посредине с верху к низу, или также одною широкою, с двумя узкими по бокам.

Кроме платья и украшений для своего наряда, Эскимосы искусно составляют из плоских костяных [912] штучек, или из китовых усов латы, для защиты тела от стрелы неприятельской.

Оружие Эскимоса составляют лук, стрелы и копья. Стрелы у северных Эскимосов не так разнообразны, как у жителей при Беринговом Море или как у южных Эскимосов. Копья бывают из моржевой кости или железные. Эскимосы искусные стрелки. Чтобы защитить левую руку от тетивы, они всегда носят на этой руке род браслета, сделанного из моржевой кости или китового уса. Каждую свободную минуту Эскимос посвящает деланию ила исправлению оружия. Куда бы он ни пошел, всегда берет с собою лук и колчан со стрелами.

Байдары у северных Эскимосов лучше, чем у южных, и поднимают до двадцати человек. Байдарки у Каклигмютов хотя красивы и придуманы остроумно, но вовсе неудобны даже для небольшого волнения. Летом, Каклигмют, уходя в тундру, несет на плече байдарку, а в руках имеет лук и палку, или копье. Каклигмют ходит бойко и долго, и держит себя прямо. Если же отправляется в байдаре на летовье, то в байдару грузит и большия сани, чтобы, в случае невозможности возвратиться водою, привезти назад байдару на санях, и наоборот , отправляясь рано весною куда нибудь подальше, разумеется, по льду, везет на санях и байдару.

Домашняя утварь Эскимоса очень проста и незатейлива деревянные ведра, чашки; мешки из шкур морских животных, каменные ночники и у некоторых, приобретенные торговлею, железные котлики. Ведра четыреугольные, гнутся из одной доски, кроме дна. Сверх этого есть еще лопаты, крючья, большия сани и прочия мелочные принадлежности домашнего быта. Крючья делаются из моржевого зуба; к лопатам нашивается кость.

Ныне, когда торговля Русских распространилась так далеко на север Америки, не мудрено найти и на Берегу Князя Меншикова железные инструменты, доставленные туда из Колымы или Российско-Американских Колоний. Инструменты эти состоят из топорика, похожего на шляхту, сверла, ножа, гвоздей, употребляемых вместо шила и долота, и из иголок. Они еще дополняются костяными, местного изобретения инструментами.

Каждый Эскимос приучатся сам делать и употреблять все орудия, необходимые для промыслов на берегу и на море. Только решетки для байдары и байдарки делаются и связываются особенными мастерами, имеющими в этом искусстве навык и верный глаз. Правильность построения гребных судов удивительна. Женщина обязана уметь выделывать звериные шкуры и кожи, сучить нитки , шить платье и байдарные лафтаки. Вот главных обязанности того и другого пола.

Хозяйство Эскимоса не требует много забот. Мясо убитых зверей летом вешают на воздух, или кладут в ямы, а зимою запас свой хранят в кладовых, вырываемых в некоторой высоте на отвесе крутого морского берега. Потому, что но везде удобно устроивать такие кладовые, зимний запас Каклигмюта хранится часто в большом отдалении от его селения. Пищу употребляют без разбора, и почти всегда сырую; в этом случаи Эскимосы ни сколько не отличаются от животного. Однако ж, отведывая пшеничные сухари и сахар, они морщились и выплевывали.

Эскимос любит песни и пляску. Где бы он ни встретился, и в какое бы то ни было время, по первой просьбе, особенно же за листок табаку, он тотчас поет и пляшет до упаду. Жители Ледяного Мыса особенно славятся искусством своим в пляске, и действительно, я там видел и грациозность, и мимику, каких нельзя было бы ожидать от дикарей: слышал песни со словами и с приятным напевом, тогда как у прочих, и в особенности у южных Эскимосов я слышал песни, состоящия только из одной фразы, чаще импровизированной, с напевом чрезвычайно неприятным, грубым и монотонным. Любимейшая пляска северных Эскимосов — сильное, частое переступание с одной ноги на другую, при быстром движении обеих рук во все стороны, — сопровождается, по временам, под такт песни и бубна, высокими скачками. Женщины же при этом только переваливаются, приседая, с бока на бог, и руками медленно и жеманно движут около лица. Бубен, сделанный из пузыря морского животного, был единственный, виденный иною музыкальный инструмент. Он круглый, с рукояткой, и по нем бьют тонкою палочкой.

Обычаи эскимосов дозволяют отличным стрелкам и вообще хорошим промышленикам иметь по две, и даже, как мне сказывали, по три жены. Родители нежны и попечительны к своим детям. Заметно, что отец имеет влияние и на взрослого сына, холостого. Общее уважение к искусному промышленику не простирается далее его личных достоинств. Некоторые старики и старухи пользуются таким же общим личным к себе уважением. Только в Заливе, Тутагвик (Wainwright, у Бичи) я заметил, что Эскимосы оказывали двум, одному молодому, и другому пожилому, особенное почитание. Эти два человека явно имели влияние на Тутагвигмютов, отличавшихся от других Эскимосов более дерзким с нами обращением и наклонностью к краже. Воровство, общая страсть диких народов, не почитается Эскимосами за порок; это своего рода добыча, которою он хвалятся перед своими, и даже готов достигать ее через убийство. Суеверие придает всякой вещи, поражающей грубый ум Эскимоса, свойство иметь на него таинственное влияние. Разительный этому пример я видел на Берегу Князя Меншикова, при встречах с Эскимосами: из них многие носили на груди, в роде амулета, мешечки, в которых заботливо хранили писанный лоскуток бумаги, доставшийся им случайным и замечательным образом ⁸, в 1836 голу.

У южных Эскимосов есть большия общественные барабары, кажимы, в которых происходят все совещания, торжества, и зимою пляски. Северные же, не имея возможности устроивать у себя большия жилища, исполняют подобные общественные обычаи на открытом воздухе. Пляска не только потребность удовольствия, но даже и необходимость для полярного жителя, в гигиеническом и нравственном отношениях. Это упражнение доставляет ему спасительное движение и занятие тогда, как суровая зима и продолжительная ночь приводит Эскимоса в невольное, но гибельной бездействие, имеющее пагубное влияние и на праздный ум дикаря.

Жизнь Эскимоса, подобно жизни всех дикарей, проходит правильно, однообразно, как заведенная машина. Он действует, не выходя из предела, в черте наследованного им круга; нынче здесь, завтра там — и все от одних и тех же причин, для одной и той же цели: существовать животно, как существовали его предки. Знает и делает все то же, что знали и делали его предки, ничего не изобретая, не усовершая и не теряя. Он находит себе, на поприще дикой общественной жизни, защиту от других, в личном самоохранении и в кровавой мести. Не имея убеждения, руководимый в жизни единственно опытом, дикарь безусловно раболепствует перед обычаями своих предков. И нарушение этих обычаев, даже и в следствие просвещения, повело бы его к погибели, когда это просвещение, разочаровав полудикаря в его прошедшем, в то же время оставило бы его самому себе, бороться с новыми понятии и потребностями