САМУРАИ ВОСТОЧНОЙ СТОЛИЦЫ, ИЛИ СОРОК СЕМЬ ПРЕДАННЫХ ВАССАЛОВ В гравюрах Итиюсая Куниёси и биографиях Иппицуана ИСТОРИЯ ПРЕДАННЫХ ВАССАЛОВ, ИТИЮСАЙ КУНИЁСИ И ЯПОНСКАЯ ГРАВЮРА 1840-Х ГОДОВ Пятнадцатого дня последнего месяца 15 года эры Гэнроку (1702 год) столицу Японии Эдо (современный Токио) потрясла в высшей степени необычная новость: в седьмую стражу — в четыре часа утра — дом высокопоставленного правительственного чиновника, церемониймейстера при дворе сёгуна (военного правителя Японии), подвергся нападению. Это произвело ошеломляющее впечатление: за сто лет правления династии Токугава Япония основательно привыкла к мирному и законопослушному существованию. А потому событие, завершившееся смертью правительственного чиновника, было воспринято как нечто из ряда вон выходящее, хотя и не вполне неожиданное. В Эдо хорошо было известно, что послужило его причиной. За один год девять месяцев до этого события -14-го дня третьего месяца 14 года эры Гэнроку (1701) — в так называемом «Сосновом коридоре» замка сёгуна в Эдо тридцатипятилетний Асано Такуми-но ками Наганори с мечом в руке атаковал престарелого Кира Кодзукэ-но сукэ Ёсинака — главу знатного аристократического рода и церемониймейстера при дворе сёгуна — и ранил его. Обнажать меч во дворце было строжайше запрещено, никакие причины во внимание не принимались. Обстоятельства нападения в настоящее время детально исследованы в японской литературе, выявлены разнообразные ( первоисточники, на основании которых можно в точности восстановить ход событий. Наиболее авторитетным признан «Дневник Кадзивара» («Кадзивара-си никки»), оставленный свидетелем и прямым участником происходившего. Развивались события так. [6] Каждый год сёгунское правительство (бакуфу) в первом месяце нового года посылало представителей военного правителя в Киото ко двору императора для принесения поздравлений с началом Нового года. Ответный визит к сёгуну осуществлялся в третьем месяце: в Эдо направлялись императорские послы и посол от экс-императора. Для правительства это была церемония чрезвычайной важности, и даймё (крупные феодалы), назначаемые для приема императорских послов, тщательно инструктировались во избежание малейшей оплошности. В 14 году эры Гэнроку в Эдо прибыли три посла: два от правящего императора Хигасияма-тэнно (1674-1705) — Янагихара саки-но дайнагон Сукэкадо и Такано саки-но тюнагон Ясухару, и один от экс-императора Рэйгэн-дзёко (1654-1732) — Сэйкандзи саки-но дайнагон Хиросада. Для приема первых двух послов был назначен Асано Наганори, а посла экс-императора встречал Датэ Кикё-но сукэ Мунэхару — глава клана Ёсида в провинции Иё. Императорские послы прибыли в Эдо 11-го дня третьего месяца. На следующий день они имели аудиенцию у сёгуна, на третий день присутствовали на спектакле театра Но, устроенном в честь гостей, а в последний день их пребывания в Эдо предполагалась благодарственная церемония, а также процедура поднесения послам из Киото ответных подарков от сёгуна и его супруги в признательность за их труды. Все это должно было происходить в десять часов утра в Сиросёин — Белом Кабинете сёгунского дворца. «Инцидент Ако» произошел незадолго до этой церемонии. По случайному стечению обстоятельств на месте трагедии именно в это время оказался Кадзикава Ёсобэй Ёритэру, ведавший внутренней охраной замка. В тот день он был ответственным за доставку подарков от супруги сёгуна в Белый Кабинет. Белый Кабинет в эдоском замке соединялся с Залом Приемов специальным Сосновым коридором т-образной формы. Фусума (раздвижные перегородки, образовывавшие стены коридора) были расписаны пейзажами, где изображался морской берег, поросший соснами, — отсюда и название коридора. Б то утро в помещениях, прилегающих к коридору, царили оживление и озабоченная суета. Между девятью и десятью часами утра по этому коридору как раз проходил начальник дворцовой охраны Кадзикава Ёритэру, направляясь в Белый Кабинет, где должна была происходить церемония вручения подарков. Навстречу Ёритэру из Белого Кабинета в это время шел Кира Ёсинака. Встретившись, они остановились, вступили в [7] разговор. Не успели они переброситься двумя-тремя словами, как вдруг за спиной Кира появился Асано Наганори и с возгласом: «Помнишь ли ты про мою ненависть к тебе за давешнее?!» — ударил его мечом. Удар пришелся по лбу, но оказался не смертельным: Кира был лишь легко ранен, пустился бежать, и, хотя Асано еще дважды ударил его мечом (оба удара пришлись в правое плечо Кира), все раны оказались незначительными. Само по себе это, конечно, странно: всем ведь известно мастерство японских самураев во владении мечом (оно неоднократно превозносится и в текстах серии Куниёси). Возможно, неудача покушения связана с тем, что удары были нанесены малым мечом, а не большим, боевым — ведь в покоях сёгуна ношение боевого оружия строго запрещалось. Так или иначе, когда Кира упал, начальник охраны Кадзикава обхватил Асано сзади и повалил. На шум сбежались другие посетители замка. Асано был обезоружен и отведен в «Ивовую комнату» (Янаги-но ма), а затем по приказу сёгуна Цунаёси под конвоем отправлен под арест в особняк Тамура Укёдаю. Таким образом, Кира Ёсинака уцелел, хотя в тот момент Асано этого не знал. Когда его вели под конвоем с места покушения, в возбуждении он выкрикивал: «Вот теперь отомстил!» Асано был уверен, что отмщение его удалось. Итак, инцидент произошел между девятью и десятью часами, а в одиннадцать часов Асано уже находился в особняке Тамура. В эдоском замке было собрано экстренное совещание во главе с самим сёгуном для избрания меры наказания Асано. После полудня наказанием было выбрано сэппуку — ритуальное вспарывание живота. Вечером того же дня оно было осуществлено в особняке Тамура по всем правилам. Приговор был суров, но и преступление Асано, по нормам того времени, было тяжко. Если бы Асано напал на Кира в припадке безумия, наказанию подвергся бы только он сам. Но в данном случае речь шла о заведомо продуманной мести, поэтому наказание распространялось на весь клан: владения Асано были конфискованы. По традиции перед самоубийством Асано оставил предсмертные стихи (дзисэй): Кадэа сасоу Хана ёри мо нао Варэ ва мата Хару о нагори о Икани то ка сэн Под порывом весеннего ветра Цветы опадают Я еще легче С жизнью прощаюсь. И все ж — почему? [8] Из столичного особняка Асано были отправлены экстренные послы в замок Ако. Послов было двое: Хаями Тадзаэмон и Каяно Сампэй (оба позже вошли в число 47 вассалов и участвовали в штурме). Путь их пролегал по тракту Токайдо — от Эдо до Киото, и далее — по дороге Санъёдо (в направлении современного города Кобэ) — до замка Ако в провинции Харима (современная префектура Хёго). Посланцы ехали в особых «скоростных паланкинах» (хаяка-го), но даже для них скорость передвижения была необыкновенной. Первым прибыл Хаями Тадзаэмон — около шести часов утра 19-го дня 3-го месяца (по другой версии — около 10 часов вечера 18-го дня). Таким образом, весь путь он прошел за 3 дня и приблизительно 10 часов. На полдня позже прибыл Каяно Сампэй. Скорость поистине удивительная для тех времен: чтобы преодолеть только тракт Токайдо (на нем располагалось 53 станции), обычно требовалось не менее пятнадцати дней. Было собрано совещание вассалов во главе с Оиси Курано-сукэ Ёсио — каро (главным управляющим замка). Послы известили всех находившихся в замке Ако о случившемся: господин покончил жизнь самоубийством, клан расформирован, владения конфискованы, а все самураи, служившие Наганори, теперь лишались источника существования и превращались в ронинов — вассалов без хозяина. И опротестовать решение суда было невозможно. Для всех, теперь уже бывших, вассалов Асано непонятными, однако, оставались причины нападения на Кира Ёсинака. В этом вопросе и в настоящее время полной ясности нет. Существуют различные точки зрения. Одни исследователи предлагают считать причиной нападения Асано внезапную вспышку гнева, другие указывают на некие недоразумения вокруг секрета добычи соли, которым владел клан Ако, третьи считают поводом соперничество соляных производств Ако и Кира. В большинстве современных событию источников (в том числе и в упомянутом уже «Дневнике Кадзикава») причина нападения не называется. Впрочем, в одном из документов той поры — в дневнике самурая Асахи Бундзаэмона из клана Овари «Ому ротю ки» («Записки из клетки попугая») — приводится достаточно подробное освещение произошедшего. В соответствии с этими «Записками», все происходило так. По установившейся традиции каждый даймё, когда наступала его очередь руководить приемом императорских послов, получал от Кира Ёсинака наставления о порядке церемониала. В благодарность за урок даймё обычно преподносили Кира подарки. Однако [9] Асано не пожелал угождать Кира и никаких подношений не сделал. Ёсинака был человеком весьма алчным, и все, кто к нему обращались с просьбой о наставлениях, заранее об этом знали. Но Асано считал сложившийся обычай отвратительным — именно так охарактеризовал Асахи Бундзаэмон мотивы поведения Асано. Вероятно, именно поэтому никаких наставлений Асано не получил, Кира демонстративно не уделил ему никакого внимания. Конечно же, принимая послов, Асано допустил немало ошибок, и это мучило его. В роковой день Кира отозвался о подготовленности Асано в самых уничижительных и оскорбительных выражениях, утверждая, что Асано способен лишь обидеть императорских послов — настолько он груб и неотесан. Все это до крайности раздражало Асано, и, не в силах сдержать гнев, он выхватил меч... Именно эта версия о причинах нападения Асано получила наибольшее распространение в тот период. Она нашла отражение и в официальных источниках, например, в «Токугава дзикки» («Подлинные записки о доме Токугава»), она же проникла и в драматургию театра Кабуки. Этот театр, без преувеличения, был у горожан самым любимым видом искусства, в частности, и потому, что откликался на громкие, злободневные события жизни, хотя и в весьма своеобразной форме. «Инцидент Ако» и история мести сорока семи ронинов наделала так много шума, что Кабуки не мог оставаться в стороне. (Может быть, именно благодаря Кабуки эту версию впоследствии признали исторически достоверной.) В данном случае реакция театра была мгновенной. Уже через десять дней после того, как «преданные вассалы» по приказу бакуфу совершили сэппуку, на сцене столичного театра Накамурадза была поставлена пьеса «Акэбоно Coгa ёути» («Атака братьев Сога на исходе ночи»). В пьесе рассказывалось об инциденте Ако, но события были перенесены в более древние времена — к началу периода Камакура (конец 12 века) — и закамуфлированы под издавна известное событие истории времен правления Минамото Ёритомо — месть братьев Сога обидчику их отца. Следует отметить, что такого рода исторический (или псевдоисторический) камуфляж стал обычным, в той или иной форме, для интерпретации истории сорока семи ронинов. Впрочем, несмотря на камуфляж (писатели, драматурги или художники вынуждены были прибегать к такому приему, чтобы обойти запрет правительства на изображение всех современных событий в искусстве), публика сразу сумела разобраться, о чем действительно идет речь. Поэтому [10] представление пьесы прошло всего два раза: на третий день спектакль был запрещен. Однако интерес к этой теме не угас: в шестом месяце третьего года эры Хоэй (1706) в Осака, в театре Такэмотодза, была поставлена пьеса самого знаменитого драматурга периода Токугава — Мондзаэмона Тикамацу (1653-1724). Исторический камуфляж был использован и здесь: само название пьесы как бы говорит о том, что в ней изображены события, взятые из исторической хроники «Тайхэйки» («Сказание о Великом мире», около 1368-1375), в которой рассказывается о событиях междоусобной войны времени Намбокутё (II половина XIV века), хотя в действительности речь идет об инциденте Ако. Несмотря на то, что эта пьеса была написана знаменитейшим драматургом, особой популярностью она не пользовалась и на сцене продержалась недолго. Тем не менее, именно эта пьеса стала основой для позднейших драматических произведений на эту тему. В частности, в ней используются так называемые хэммэй — «измененные имена» персонажей, которых выводить на сцену в открытую по тем или иным причинам было запрещено. Позже этот прием стал традиционным, и даже за многими историческими персонажами были закреплены раз и навсегда выбранные хэммэй. Так, например, Нобунага превращен в Харунага, Хидэёси — в Хисаёси, Като Киёмаса — Сато Масакиё и т.п. То же относится и к именам 47 ронинов. Впервые здесь Оиси Кураносукэ выведен под именем Обоси Юраносукэ, Асано Такуми-но ками Наганори — под именем Энъя Ханган Такасада и т.д. Самой же знаменитой пьесой на эту тему стала «Канадэхон Тюсингура» («Сокровищница самурайской верности»). Пьеса была написана в 1748 году Такэда Идзумо (1691-1756), Намики Сэнрю (1693-1749) и Миёси Сёраку (1693-?). В ней тоже события переносятся в XIV столетие и, как и в произведении Тикамацу, собственно «инцидент Ако» «обставляется» другими событиями, персонажами и антуражем. Здесь впервые появляется еще одна версия причины покушения Асано Наганори на Кира Ёсинака: будто бы чиновник домогался жены Асано и тому стало известно об этом. Пьеса «Канадэхон Тюсингура» имеет сложную, искусно зашифрованную форму, что видно уже в самом ее названии: слово «кана» здесь может быть понято двояко. С одной стороны, буквально: кана — слоговая японская азбука-ироха (канадэхон — учебник, предназначенный для скорейшего изучения азбуки кана), ироха состоит из 47 слогов, с каждым слогом ассоциировался один из 47 ронинов. Но есть у этого [11] слова и другой смысла: кана, исходя из иероглифической записи этого слова, может быть понята и как хэммэй, «заимствованное имя». Собственно о мести вассалов в пьесе говорится не много, главная ее тема — тема человеческих чувств. Помимо Оиси Кураносукэ (на сцене это Обоси Юраносукэ), в пьесе преданных вассалов всего двое: Тэрадзака Китиэмон (Тэраока Хэйэмон) и Каяно Сампэй (Хаяно Кампэй), вынужденный совершить самоубийство до штурма и потому в нем не участвовавший, но причисленный к «преданным вассалам». Следует отметить, что, по всей вероятности, создание этой пьесы носило юбилейно-мемориальный характер: не случайно первое ее представление состоялось на 14-й день 8-го месяца первого года Канъэн (1748) — через сорок семь лет (что соответствует числу «преданных вассалов») после событий в «Сосновом коридоре». Пьесы, посвященные этой теме, продолжали появляться и в дальнейшем. Например, к 1766 году относится «Тюсин косяку» («О преданных вассалах») — совместное произведение Тикамацу Хандзи (1725-1783), Миёси Сёраку и Такэда Коидзумо — сына Такэда Идзумо. Тем не менее, ни одна из них не могла соперничать с «Канадэхон Тюсингура»— самой популярной пьесой о 47 ронинах. Такое положение дел сохраняется и в наши дни: в канун Нового года (приблизительно тогда же, когда вассалы отомстили Кира) «Тюсингура» становится своего рода лейтмотивом культурной жизни Японии. Ей посвящаются выставки, теле- и радиопередачи, представления театра Кабуки и кинофильмы. История о 47 ронинах стала достоянием не только театра, она попала и в кодан — устные рассказы — жанр в высшей степени популярный в период Токугава. Рассказчики (коданся) располагались на перекрестках оживленных улиц столицы, особенно в районе Рёгоку (который, по преданию, был связан с описываемой историей). Послушать их собирались толпы. Иногда билеты на «сидячие места» во время выступления знаменитых коданся покупались заранее. Записи некоторых рассказов коданся дошли до наших дней. Лирический оттенок, отличавший «Канадэхон Тюсингура», в их повествовании отсутствует. Кодан концентрирует внимание на «героическом аспекте» истории. Это относится и к событиям, предшествовавшим мести, и к деталям ее осуществления, и к характерам персонажей, их привычкам, облику, одежде и вооружению. Описание всего этого в кодан бывают весьма подробными, однако динамики повествования [12] эти подробности не нарушали. Бот один из дошедших до наших дней сказов: «Время -14-й день последнего месяца 15 года Гэнроку. Факелы сподвижников на глубоком снегу. Пароль — "гора", отзыв — "река". Вторжение сорока семи ронинов из Ако в особняк Кира, что в квартале Мацудзака района Хондзё, завершилось полным успехом: за своего господина — Асано Наганори — они отомстили, добыли голову Кира Ёсинака и покинули место сражения утром 15-го дня. Поглядеть бы на снаряжение ронинов из Ако в то утро! Облачены они были в костюм пожарных с "горным" узором ямамити, капюшон, закрывающий шею, обшитый пластинами в виде серебряных звезд; на тонком шнуре к поясу привязан сигнальный свисток — из тех, что используются в школе Ямага-рю, на спине прикреплена полоска тандзаку из серебряной бумаги; на ногах — воинские соломенные туфли варадзи из тех, что носят в армии клана Ходзё. Бот они — раненые и старики в середине колонны, их окружают молодые, полные сил воины; вот они идут... все... во главе с предводителем Оиси Кураносукэ, покидают поле сражения... и утренний снег скрипит под тяжестью их поступи» 1. Так рассказчик коданся описывал финальную сцену штурма особняка Кира. Вернемся, однако, к историческим событиям, предшествовавшим штурму, — к «инциденту Ако». На совещании вассалов в замке Ако, устроенном после того, как гонцы из Эдо доставили печальную весть о случившемся, мнения подданных Асано разделились. Некоторые (например, Оно Куробэй) предлагали принять жребий судьбы и разойтись в поисках нового пристанища; другие настаивали на немедленном «самоубийстве вслед за господином»; третьи предлагали выждать и найти удобный момент для того, чтобы отомстить обидчику их господина. Среди последних был и Оиси Кураносукэ, возглавивший союз мстителей, союз сорока семи ронинов. На первом этапе их, возможно, было и больше, но некоторые, по разным причинам, не смогли принять участия в штурме и поэтому в «канонизированный» состав «преданных вассалов» не вошли. Желавшие отомстить находились в сложном положении. Всем, в том числе и Кира Ёсинака, и его клану Уэсуги, равно как и чиновникам бакуфу, было ясно, что ронины клана Ако попытаются отомстить. Поэтому за ними велось наблюдение. Ронинам следовало быть бдительными. По приказу Оиси [13] члены союза мстителей рассредоточились по разным местам, друг с другом напрямую не общались, но все поддерживали связь с Оиси, который поселился в Ямасина, в доме своих родственников, на севере Киото (тогда — за пределами города; в настоящее время на этом месте находится небольшой буддийский храм, а рядом — синтоистское святилище, которое так и называется Оиси-дзиндзя. В храме до сих пор сохраняются личные вещи Оиси, письма, а также скульптурные изображения 47 вассалов). Именно там он обдумывал план нападения. Однако события развивались не лучшим образом. До Кира дошли слухи о готовящемся покушении, и он принял особые меры предосторожности. Чтобы усыпить его бдительность, Оиси Кураносукэ покинул Ямасина и переехал в Киото, в квартал Гион. Здесь он вел разгульную жизнь, почти не покидал увеселительного заведения «Итирики», расположенного недалеко от реки Камогава (факт этот был обыгран и в «Канадэхон Тюсингура», благодаря чему заведение приобрело чрезвычайную популярность и в настоящее время вошло в число наиболее знаменитых «обязательных достопримечательностей» Киото). Впрочем, загул Курансукэ был предпринят только для отвода глаз — чтобы обмануть шпионов Кира, неусыпно за ним наблюдавших. И обман удался: одно время даже друзья усомнились в надежности Оиси. Цель была достигнута — Оиси сумел изобразить такую глубину падения, что ни у кого уже не оставалось сомнений: этот человек пропал окончательно и не может представлять ни малейшей опасности. После того как Оиси донесли, что усиленная охрана особняка Кира снята, он отдал приказ членам союза тайно перебираться в Эдо. Здесь они расселились в равных домах, но все — неподалеку от особняка Кира. Под вымышленным именем каждый открыл свое дело. Так, Хорибэ Ясубэй, под именем Нагаэ Тёдзаэмон, снял жилище в лавке под названием «Кии-но куния», которая находилась в квартале Мицумэ-Хаяси-тё района Хондзё (в непосредственной близости от особняка Кира), и зарабатывал на жизнь преподаванием искусства фехтования. Все это было прикрытием: основной и единственной целью «преданных вассалов» было выяснение маршрутов передвижений Кира по городу, режима жизни его особняка и прочего. Самым непосредственным образом этим занимался Кандзаки Ёгоро Нориясу, торговавший апельсинами перед входом в особняк Кира. Одной из главных задач «преданных вассалов» было достать план особняка. В пьесах и сказах кодан говорится о [14] гом, что это удалось сделать Окано Канэхидэ. Однако японские исследователи считают, что план достал Хорибэ Ясубэй, хотя и не точный: перестроенные части особняка не были на нем отмечены. Так или иначе, за особняком ронины вели неусыпное наблюдение. Кира Ёсинака был любителем чайной церемонии и находился в дружеских отношениях со знатоком в этой области Ямада Сорин, дом которого находился неподалеку. Отака Гэнго — один из сорока семи — в юности изучал это искусство, и он, под видом купца из Осака, поступил в ученики к Сорину. От него удалось узнать, что в последнем месяце года Кира намеревается устроить у себя большую чайную церемонию. Дата постоянно менялась, наконец Ёкогава Кампэй выяснил, что церемония назначена на 14-е число 12-го месяца. Это означало, что ночью Кира будет в своем особняке. Нападение было решено осуществить в ту же ночь. Нельзя сказать, что власти Эдо ничего не подозревали о приготовлениях Оиси Кураносукэ и его подчиненных: сведения об этом доходили до них неоднократно. Однако никаких мер против «преданных вассалов» предпринято не было — вполне вероятно, что власти симпатизировали им, а потому смотрели на все сквозь пальцы. Такое попущение может быть понято однозначно: все в столице понимали, что месть за господина — священный долг (гири) его вассалов. А гири в самурайской этике ставился превыше всего. Действительно, именно это чувство или убеждение было главным фактором, подвигшим каждого из сорока семи на участие в заговоре. Они хорошо понимали, какой конец их ожидает, но глубина их преданности господину, их долг перед ним не оставляли места для сомнений. Конечно, не следует относиться к ним как к бесчувственным зомби, которыми руководит чужая абстрактная идея. Преданность, благодарность господину были искренни, а этический кодекс воина лишь сообщал их чувствам непреложную форму. Существует возможность из первых рук узнать о чувствах сорока семи ронинов накануне штурма: сохранились письма некоторых из них. Онодэра Дзюнай в письме к жене откровенно пишет о готовности к смерти, о своей любви к семье, о долге. «Как Вам хорошо известно, мы, хоть и занимали скромное положение, но с самого начала жили, пользуясь неисчислимыми милостями этого дома (дома Асано). Только благодаря ему каждый из нас был сыт и согрет... В такое время, как ныне, слоняться в праздности — было бы утратой достоинства для клана и позором для его вассалов, а потому я буду предан [15] <господину> до конца. Я твердо и бесповоротно решил, что должен умереть достойно. Хотя я не забыл о престарелой матушке, хотя я думаю о жене и детях, все же хочу сказать, что нет мне другого пути, кроме как положить жизнь во имя гири — во имя принципа воинского долга. Вам следует понять это, поняв, согласиться и не печалиться чрезмерно. ...Ничтожное имущество мое и деньги — все останется Вам — для пропитания и воспитания детей. Но жизнь так длинна! Если средства истощатся, то — что же делать? — всем придется умереть голодной смертью» 2. Из этого отрывка понятно: как ни сильна любовь воина к собственной семье, даже смерть детей и жены не способна помешать ему исполнить долг — спасти честь клана и собственную честь, отомстить за смерть господина. В сущности, те же чувства высказывает и Отака Гэнго в своем письме от 5-го дня 9-го месяца 15 года Гэнроку к матери, в котором сообщает о заговоре и прощается с нею. «Прямо скажу: желаю отомстить за обиду господина, смыть позор с клана. Кроме того, вступив на путь воина и положив жизнь во имя принципа преданности, я прославлю имя, перешедшее ко мне от предков». Создается впечатление, что письма эти — или, по крайней мере, их общее содержание — были известны современникам, в том числе и рассказчикам коданся. По всей вероятности, автор текстов в гравюрах серии «Сэйтю гисидэн» Рюкатэй Танэкадзу использовал рассказы уличных сказителей: в текстах некоторых листов им приведены или пересказаны фрагменты писем «преданных вассалов». Не менее вероятно и другое: тексты Танэкадзу, равно как и коданся — чистый вымысел; совпадения же с подлинниками закономерны: исходя из традиционности характеров сорока семи вассалов, нетрудно было себе представить, что именно могли они написать в своих прощальных посланиях. Итак, время нападения на особняк Кира было назначено. Разделившись на два отряда, вассалы двинулись к главным и задним воротам особняка. Предание говорит, что они были одеты в форму пожарных с характерным «горным узором» — ямамити. Есть сомнения относительно того, так ли это было на самом деле, однако важно не это. Везде — и в театре, и в гравюре укиёэ — вассалы Ако изображались именно в таком костюме. Причина этого, по всей вероятности, заключается в следующем. [16] После удачно завершившихся приготовлений к штурму оставалось лишь одно препятствие: в ночь нападения необходимо было добраться до дома Кира, не привлекая к себе внимания. Это было непросто: толпа воинов в полном боевом вооружении на улицах столицы — явление почти невозможное. В сущности, в регламентированном быту Эдо скопление вооруженных людей на улице можно было встретить только в одном случае — при въезде процессии крупного феодала, направляющегося из своих владений в столицу. Однако выглядели эти воины иначе и вооружение имели иное — для штурма не предназначенное. Но выход из положения был найден. Нужные ронинам для штурма замка крюки, лестницы из цепей, веревки — были атрибутами пожарных. Под них ронины и решили замаскироваться: в начале XVIII века только пожарным можно было передвигаться по Эдо при полном вооружении — в кольчугах, шлемах и прочем. Столичные пожарные занимали особое положение. Они были спасителями, всеобщими любимцами, объектом поклонения и восхищения, служили для горожан своего рода эталоном мужества и героизма. Пожарные команды набирались из представителей воинского сословия, и только эти самураи были по-настоящему «действующими» воинами: только они находились в постоянной боевой готовности в годы мирного, спокойного правления дома Токугава. Олицетворением героизма в период тихой жизни стали пожарные. Тем более что не было у японского города, сплошь состоявшего из легких деревянных построек, врага более страшного, чем огонь. Пожарным разрешено было носить оружие — не только мечи, но и другие необходимые на пожаре (кстати, пригодные и для штурма) приспособления. Поэтому именно их форму, как считается, выбрали бывшие вассалы Ако, чтобы не привлекать к себе внимания. Именно в ней они изображались в гравюре укиёэ в разное время и разными художниками. По сигналу штурм особняка начали одновременно с двух сторон. Было четыре часа утра. В доме почти все спали. Сопротивление охраны было подавлено относительно быстро. Нападавшие рассыпались по комнатам в поисках Кира Ёсинака. Его нигде не было. Наконец, он был обнаружен в кладовке для угля. Лицо его было густо покрыто угольной пылью, и опознать его удалось по шрамам, оставшимся от ударов меча Асано Наганори. Тем же мечом ему и отрубили голову. Месть, таким образом, осуществилась, единственная цель была достигнута. Нападение подготовлено тщательно и всесторонне: среди нападавших потерь не было, ранения [17] получили только пятеро, а со стороны Кира шестнадцать человек убито и двадцать ранено. Поведение каждого из ронинов довольно подробно описано в текстах Рюкатэя Танэкадзу. Шум в особняке Кира был услышан соседями. На крышу стоящего рядом дома вышли несколько воинов, которые стали выяснять причину шума. Онодэра Дзюнай и Катаока Гэнгоэмон откровенно объяснили все. Соседи вмешиваться не стали — очень многие в Эдо сочувствовали бывшим вассалам Ако. Когда заговорщики покидали особняк, Катаока громко поблагодарил соседей за их негласную поддержку. Сражение продолжалось около двух часов. Однако уходить следовало немедленно: с минуты на минуту могли появиться основные силы рода Уэсуги (к которому принадлежал Кира). Ронины собрались у храма Экоин — примерно в полукилометре от особняка Кира, — сделали там кратковременную остановку и двинулись дальше. При этом Оиси отрядил двух самураев — Ёсида Канэсукэ и Томономори Масаёри, чтобы они сами доложили о случившемся главному полицейскому столицы по имени Сэнгоку. Остальные пересекли мост Рёгоку-баси (по версии беллетризированного варианта истории) и в конце концов достигли монастыря Сэнгакудзи в местности Таканава, где находилась могила Асано Наганори. Около десяти часов утра они, совершив молитву у могилы их господина, водрузили перед ней отрубленную голову Кира. Затем они сообщили настоятелю монастыря о своем желании совершить сэппуку в Сэнгакудзи, вблизи могилы Асано. Настоятель известил об этом вышестоящее начальство. Ронины были взяты под стражу, и их дело стало предметом разбирательства в правительстве. Если обсуждение инцидента в «Сосновом коридоре» не потребовало много времени — решение было вынесено в тот же день, — то теперь, в случае с ронинами, правительство не спешило. Разбирательство длилось почти полтора месяца. Оценка действий ронинов и в обществе, и даже в правительстве, была далеко не однозначной. Различные точки зрения высказывались относительно мести «преданных вассалов». Общественное мнение было целиком на их стороне. Именно в это время стало принято именовать их гиси — «преданные вассалы». У них были сторонники и в правительстве, и среди именитых ученых и государственных деятелей. В частности, ронинов поддерживал министр образования (дайгаку-но ами) Хаяси Нобуацу (1644-1732). Сильное впечатление события произвели и на выдающегося ученого того времени [18] Муро Кюсо (1658-1736), сочинение которого «Ако гидзин року» («Записки о преданных людях из Ако») представляло собой панегирик в адрес гиси. Столь же высоко оценивали их и представители различных школ конфуцианства: Ито Тогай (1670-1736), Миякэ Канран (1674-1718) и Асама Кэйсай (1652-1711). Крайние сторонники сорока семи ронинов требовали их амнистии. Но существовал и диаметрально противоположный взгляд на проблему, он основывался на букве закона. Дело в том, что ронины при подготовке покушения создали нечто вроде конспиративной партии, а это по законам Токугава было строжайше запрещено и каралось смертной казнью. Значит, речь шла о преступниках, и никакого снисхождения вассалы Ако не заслуживали. Особенно упорно такую позицию отстаивал выдающийся государственный деятель, конфуцианец и историк Огю Сорай (1666-1728) в своем «Трактате о сорока шести самураях из Ако» («Ако ёндзюрокуси рон») и в «Записках Сорая о ложных законах» («Сорай гириссё»). Ему следовали и другие ученые-конфуцианцы: Сато Наоката (1650-1719) и Дадзай Сюндай (1680-1747). Оба эти ученых независимо друг от друга (жили они в разных городах) пришли к одному и тому же выводу, осуждавшему поведение ронинов после мятежа. По их мнению, если бы вассалы Ако совершили самоубийство сразу после штурма, это было бы достойно. Но больше месяца смиренно ожидать решения правительства, как это они сделали, надеясь, что под влиянием общественного мнения им удастся сохранить жизнь, — позорно, такое поведение недостойно самурая. Упрекали вассалов и в другом. Например, в том, что они не осуществили акт отмщения сразу после гибели Асано. Почти два года было потрачено на подготовку плана мести, говорили они, а ведь за это время престарелый Ёсинака мог умереть своей смертью, и месть, таким образом, могла не состояться. Разброс мнений был широк. По всей вероятности, правительство в той или иной степени прислушивалось ко всем голосам. В результате 4-го числа 2-го месяца 16 года Гэнроку (1703) бакуфу вынесло решение: всем ронинам во главе с Оиси Кураносукэ предписывалось совершить сэппуку. Решение принято компромиссное — сэппуку не было обычным наказанием за такой проступок. Ведь ронинами совершено тяжкое преступление: вооруженный мятеж с предварительным конспиративным сговором. Людей их ранга (достаточно невысокого) за такое обычно ожидала казнь через отсечение головы. К более почетной — сэппуку — в подобных случаях [19] приговаривались только даймё — владетельные феодалы. Однако тут сыграли свою роль и общественное мнение, и популярность ронинов — как среди простонародья, так и в правительстве. Было принято во внимание и то, что беспорядки, вызванные нападением вассалов Ако, в основе своей имели преданность господину, идею вассального долга гири — краеугольного камня конфуцианства, а это этическое учение было государственной идеологией Японии периода Токугава. Именно поэтому отсечение головы было заменено на сэппуку — почетную для самурая смерть. Это решение довели до сведения «преданных вассалов» 4-го дня 2-го месяца. На следующий день сэппуку было совершено. В предлагаемом издании везде после номера листа приведены хэммэй персонажа, а затем его настоящее имя. Слова и понятия, помеченные знаком *, имеют пояснения ниже, в правом столбце.
Перед Вами- сборник старинных Японских гравюр и краткие комментарит к ним.
Специфика текста в том, что ради качественного воспроизведения гравюры пришлось сделать невидимками.
Вместо гравюры Вы видите только слово Изображение.
Щелкаете по нему мышкой и командуете " открыть в новом окне" , а то потом трудно будет вернуться к тексту.
Каждому самураю соответствует отдельная гравюра.
Конец вступления модератора
СЭЙТЮ ГИСИДЭН
ЛИСТ 1
Обоси Юраносукэ Ёсио — Оиси Кураносукэ Ёсио
Ёсио унаследовал от отца родовое имя Юраносукэ. Мать принадлежала к роду Икэда из клана Бидзэн. Состоя на службе в провинции Харима у <даймё> 3 Ако, который приходился ему родственником по материнской линии, Обоси стал его главным вассалом и управлял делами провинции. Поскольку Ёсио любил народ и был милосерден к крестьянам, то и они ему были покорны и почитали как родного отца. Затем неожиданно пал дом господина 4, обитатели замка разбрелись кто куда, а замок опустел. Однако, не в силах вынести того, что враг его продолжал жить спокойно и благополучно, <Обоси> заключил союз с более чем сорока верными вассалами, решимость которых была тверда, подобно металлу, а сам стал их предводителем.
Под покровом ночи они внезапно атаковали неприятельский особняк и, добыв голову врага Моронао, возложили ее на могилу господина. Так Обоси утолил свой гнев, давно кипевший в сердце, исполнил свое заветное желание. Мудрость, с которой он осуществил свой план, имевший целью обмануть противника, его преданность господину, неслыханная ни в древности, ни в наши дни, его честность и мужество получили всеобщее признание, стали известны всему свету. <Ёсио> превосходно владел воинскими искусствами. В области тактики ведения войны он был последователем школы Косюрю 5. Был лучшим учеником Ямага Дзигоэмона Мотоюки <Соко> 6. В совершенстве постигнув секреты мастерства, стал непревзойденным военачальником. Его шестнадцатилетний сын Ёсиканэ последовал за отцом и не отступил. Жена, храня верность мужу, приняла смерть, следуя долгу. Поистине его можно назвать образцом преданности принципу сыновнего долга и чистоты помыслов для всех воинов.
Жизнь господина весомее тысячи гор.
Моя же — ничтожна даже в сравнении с волосом.
По заказу написал Иппицуан
| Обоси, возглавивший союз мстителей, бьет в барабан, подавая сигнал к наступлению. Как и другие "преданные вассалы", Ёсио изображен в кольчуге, поверх которой наброшена накидка с ромбовидным узором ямамити ("горная дорога"). На плече у него копье яри, к которому привязана полоска тандзаку (см. прим. 31) с надписью "Хаяно Кампэй утидзини" ("Хаяно Кампэй пал в бою"). Кампэй — один из "преданных вассалов", погибший еще до нападения на особняк Моронао (см. л. 47). Текст на тандзаку символизирует участие Кампэя в штурме. На голове у Обоси красная повязка хатимаки ("завязанная в форме восьмерки" — форма ее узла напоминает иероглиф "8"). [36] |
ЛИСТ 2
Обоси Рикия Ёсиканэ — Оиси Тикара Ёсиканэ
Хотя Рикия — законный наследник Обоси Ёсио — был всего лишь юношей 16 лет от роду, ростом он был высок, силой превосходил всех прочих и в воинских искусствах обладал глубокими познаниями. После того как они вынужденно покинули владения Ако, "преданные вассалы", чья воля была тверда, подобно металлу, собрались в монастыре Кагакудзи 7 и там принесли клятву об отмщении, скрепили ее своими печатями, оттиснув их кровью. В то время Ёсио — отец Рикия, не принял сына <в союз преданных вассалов>, сочтя непригодным, однако Хара Гоэмон упрекнул его: "Ваш сын силен и мужествен. Вам следует взять его под свое руководство, нельзя не принять свое детище". На это Обоси ответил так: "Мой малолетний сын избалован материнской любовью. Если во время испытаний он окажется малодушным, позор падет на все последующие поколения <нашего рода>. Не стоит попусту подписывать <клятвенный документ>, лучше уж совсем не брать сына". Так сказал отец, а Рикия, находившийся там же, сильно покраснел и немедленно отправился в главный храм <хондо> монастыря, обнажился до пояса и собрался совершить сэппуку 8. Обнаружив это, верные вассалы изумились и поспешили удержать его. Обо всем этом они сообщили Ёсио. Убедившись в решимости Рикия, вассалы единодушно согласились разрешить ему приложить обагренную кровью печать <к клятвенному документу>. Отец же в глубине души так обрадовался, что на глазах у него выступили слезы. Затем Рикия отправился в Адзума 9 и тайно жил в деревне Хирама-мура провинции Мусаси 10.
В ночь вторжения в дом врага он проявил незаурядную доблесть, сразил немало врагов. Ёсиканэ был предан господину, исполнял долг сыновней почтительности. А быть верным господину и исполнять долг сыновней почтительности — это основа всех дел и явлений, как говорил Лао-цзы 11. Это также согласуется с поступками Ёсиканэ.
| Идзасараба иноти о сутэтэ юкими кана. | Прощайте! Расставаясь с жизнью, Созерцаю снег. |
| Обоси Ёсиканэ |
| Ёсиканэ — сын предводителя вассалов. На плечах у него перевязь, на которой написано его имя. В руках — копье с горизонтальным шипом (эда), перпендикулярным лезвию. Такие копья назывались “кама-яри" (“копье-серп"). Эда предназначалась для блокирования копья или меча противника. За поясом Ёсиканэ — большой и малый мечи дайсё. [38] |
ЛИСТ 3
(ВАРИАНТ 1)
Ято Ёмосити Нориканэ — Ято Эмосити Нориканэ
Ято Тёсукэ 12 был личным вассалом даймё Ако. Когда клан Ако распался, он отправился в Нанива 13 и стал зарабатывать на жизнь, наставляя в декламации текстов пьес Но. Он вступил в союз преданных вассалов, однако часто хворал, и вот — настал его смертный час. Позвав к своему ложу Ёмосити, он так сказал сыну: "Я поклялся участвовать в деле Обоси. Час отмщения приближается. Однако из-за болезни не осуществлю своего желания. Ты должен, несмотря на твой юный возраст, следуя моей воле, присоединиться к Обоси, отправиться к Канто 14 и, сразив врага моего господина, отомстить вместо меня. Только это меня и тревожит". Сказав так, он скончался. <Ёмосити>, хоть и сильно горевал, но по завершении похоронных обрядов вместе с матерью отправился к Обоси, временно проживавшему в Ямасина 15. Ёмосити сообщил Обоси предсмертную волю Тёсукэ, но тот, увидев слабость Нориканэ, счел его недостаточно надежным, чтобы принять в ряды мстителей. Однако мать Нориканэ со слезами просила: "Сделайте его хотя бы слугой, только пошлите вместе с другими в Канто!" Тут Ёсио почувствовал всю глубину ее преданности и сказал: "Женщине доступна лишь одна сторона любви — любовь к своим детям. Чувства долга же они не понимают. Поэтому женщину можно уподобить старой корове, облизывающей своего теленка. В этом мире не часто встретишь в женщине решимость послать на смерть своего любимого сына ради исполнения долга". Затем он позволил Ёмосити поставить свою подпись и печать на клятвенном документе. Ёмосити было 16 лет от роду — столько же, сколько Обоси Рикия. Прекрасно владел копьем и мечом, был мужественным. Геройством своим превосходил отца. Поэтическое его имя 16 было Токухо, он имел склонность к сочинению хайкай 17. Мать его, достигнув преклонного возраста, скончалась в Умаябаси провинции Кодзукэ 18 80 с лишним лет от роду. Могила ее существует и в настоящее время.
| Юки-но асу коко дзо иноти-но сутэдокоро. | Снежное утро! Вот здесь я С жизнью расстанусь. |
| Токухо |
| Нориканэ с копьем в руках, в кольчуге и накидке, спущенной с плеч, пьет прощальную чашу сакэ. [40] |
ЛИСТ 3
(ВАРИАНТ 2)
Като Ёмосити Нориканэ — Ято Эмосити Нориканэ
После гибели дома своего господина последовал за отцом, и они бродяжничали в окрестностях Нанива. Жили они тем, что отец его, Тёсукэ, обучал людей искусству письма и воинской науке. Но ученость Китая и Японии не смогли наполнить его душу. Он присоединился к Обоси и его сподвижникам и вместе с ними стал готовиться к осуществлению великого плана. Но, не завершив его, отец скончался. Сыну его Ёмосити было тогда 17 лет, черты лица имел правильные, был честолюбив, а в преданности, мужестве и отваге не уступал своему отцу. По совету матери он последовал за Хара Гоэмоном в Ямасина. Изложив предсмертные слова своего отца Тёсукэ, он вступил в ряды преданных вассалов. Во время нападения на Коно рубился отчаянно, выказав незаурядное мужество.
| Хаканаса о | Что цепляться За бренную жизнь? Воин должен Покинуть сей мир — Жить с позором нельзя. |
| Изображение на данном листе идентично предыдущему, но сопровождающий текст и хэммэй (измененное имя) другие. Второй вариант листа 3 представляет собой позднюю перепечатку, для которой была вырезана новая доска с новым текстом. [42] |
ЛИСТ 4
Фува Кацуэмон Масатанэ — Фува Кадзуэмон Масатанэ
Ростом Масатанэ был более 6 сяку 19, характером горяч и резок, силен и крепок. Любил воинские искусства, а что касается фехтования, то глубоко постиг секреты мастерства стилей Курамарю и Синторю 20, также был искусен в суэмонокири <"пробная рубка">: на помосте выставляли два трупа и на них испытывали свое умение или остроту нового меча. Жена некоего торговца бумагой из нижнего города стала прелюбодейкой, тайно завела себе любовника. А это Масатанэ всегда ненавидел. Неожиданно развратница заболела и умерла. И вот, вспомнив, какая она тучная и широкая в кости, Масатанэ подумал: "А что если на ней мне «опробовать меч?» Отправился на кладбище, выкопал труп и с наслаждением изрубил его на мелкие куски. Торговец бумагой сообщил властям об этом чудовищном деле, поступок Масатанэ вышел наружу и был признан недостойным звания самурая 21. Поневоле господину <Ако> пришлось отпустить его на все четыре стороны. Так он навлек на себя немилость и пустился бродяжничать.
Впоследствии, прослышав о несчастье в Ако, он взял с собой свои оружие и доспехи и примчался к ронинам 22 даймё Ако, собравшимся в его замке. Однако Обоси сказал, что раз он находится в опале, то приехал напрасно. На это <Масатанэ> ответил, что он заслужит прощение в царстве мертвых. Он уже готов был умереть, но в этот момент Обоси посвятил его в тайные замыслы, послал в Канто, и стал <Масатанэ> героем, которому не было равных.
| Перед боем Масатанэ рассматривает большой меч, оценивая его остроту. [44] |
ЛИСТ 6
Ёсида Садаэмон Канэсада — Ёсида Саваэмон Канэсада
Садаэмон был сыном Ёсида Тюэмона 23 Канэсукэ. Покинув родные края <провинцию Харима>, некоторое время он проживал в Киото, а затем отправился в Канто, где в другом клане служил Дэннай, его младший брат. Там он поселился в квартале Кодзимати 24. Садаэмон во всем следовал наставлениям отца Тюэмона, был исполнен чувства сыновней почтительности и ни в малейшей степени не противоречил словам родителя. Он вступил в союз <мстителей> и, меняя обличья, каждый день бродил около особняка <Коно Моронао> для того, чтобы разузнать положение дел во вражеском доме, преодолевая неимоверные трудности. Он дружил с Оямада Масаэмоном, также состоявшим в союзе преданных вассалов. Уже подходило долгожданное время осуществления заветной цели, когда Обоси Ёсио, обратившись к Садаэмону и Масаэмону, сказал так: "Приближается желанный день. Воины, вступившие в союз, разбрелись в разные стороны. Среди них наверняка есть такие, которые залезли в долги во время длительных скитаний. После смерти господина нужда вассалов Ако стала нестерпимой. Она не только может помешать мятежу, но и позорит воинов. Поэтому вы должны отправиться к ним и как следует все уладить". Сказав так, он вручил каждому по 200 золотых рё 25, и в скором времени они выехали. Неожиданно Масаэмон предательски сбежал. Где он находился — никто не знал. А Садаэмон, благополучно исполнивший порученное, вернулся и впоследствии <вместе со всеми> осуществил свое заветное желание. <Позднее выяснилось, что> деньги у Масаэмона в поместье Фуюкиясики отнял слуга по имени Наосукэ Гомбэй и зарубил его. Осталось от него лишь опозоренное имя. Отец его Дзюбэй, которому было уже около восьмидесяти, от стыда за сына покончил жизнь самоубийством.
| Канэсада изображен в разгар сражения: мечом он разрубает летящие в него стрелы. [46] |
ЛИСТ 7
Сакагаки Гэндзо Масаката — Акабанэ Гэндзо Сигэката
Гэндзо блестяще владел копьем, в отточенности мастерства превосходил прочих. Любил выпить, и постоянно — днем и ночью — от него шел винный дух. К рукояти меча он привязывал бутыль сакэ емкостью 1 сё <1,8 л> и ходил с ней повсюду. Но, имея склонность к выпивке, в еде соблюдал простоту и был бережлив. Одевался в простые одежды, роскоши чуждался. По характеру был прямодушен.
После падения клана Ако он поселился в главной резиденции хондзё в квартале Хая-тё. Ни на минуту не забывая о милостях господина, ежемесячно в день его смерти он воздерживался не только от еды, но и от любимого сакэ и, предаваясь печали, лил слезы. Испытывая горькое чувство досады, мучительно сожалел <о потере господина>.
Однажды его навестил Фува Кацуэмон 26 и сказал: "В театре Кабуки идет пьеса, в ней рассказывается о том, как у нашего господина в ставке сёгуна 27 дело дошло до кровопролития. У пьесы интересный сюжет. Она пользуется успехом. Надо пойти посмотреть". Гэндзо тотчас же присоединился к нему, и они отправились смотреть пьесу с участием Такэнодзё. Когда увидели они, как была представлена история, их обуял нестерпимый гнев, они стали поносить директора труппы Ханаи Сайсабуро и, побив его, заставили пьесу 28 переделать. Когда доложили об этом Обоси, он укорил их: тот, кто преследует великую цель, должен быть осмотрительным.
Случилось же все это, собственно говоря, не столько потому, что всей душой они были преданы <памяти господина>, сколько под влиянием вина.
| Масаката сидит на камне, по всей вероятности, у могилы господина, которую посещал ежемесячно, каждый 15-й день (именно в 15-й день 3-го месяца 1701 года Асано Наганори совершил сэппуку) во время подготовки мести Моронао. В руках у него копье, у ног — бутыль сакэ, с которой он никогда не расставался. [48] |
ЛИСТ 8
Юкугава Сампэй Мурэнори — Ёкогава Сампэй Мунэнори
Господин — это лодка, вассал — вода. Вода поддерживает лодку на плаву, но вода может и перевернуть лодку. Если господин — <настоящий> господин, то и вассал — <настоящий> вассал. Такасада 29 любил вассалов как своих детей, и вассалы были привязаны к своему господину как к родным отцу-матери. Поэтому верные вассалы, вступившие в союз, не забывали ни на мгновение обиду, нанесенную их господину, перестали спать и есть, работали не щадя себя, и не было для них ничего важнее стремления осуществить свое заветное желание.
Сампэй пустился в скитания. У него были тетя и дядя, проживавшие в районе Сиба. Здесь он остановился. Он был хорош собой, прекрасно сложен, постиг воинское искусство, счет и письмо, а потому он получил предложение поступить на службу. Однако он отвечал, что у него есть иные планы на будущее, и предложение не принял. Каждый день он уходил на рассвете и возвращался в сумерки. Однажды Сампэй приготовил вино и закуску и, обратившись к дяде и тете, сказал: "В течение долгого времени вы заботились обо мне. Сегодня же исполняется мое желание: я выступаю в путь и хотел бы предложить выпить на прощание по чашечке сакэ". Радостно он выпил вина, роздал свою одежду и личные вещи и с наступлением сумерек ушел.
В ту же ночь совершилось вторжение в дом Коно. Сампэй сражался мужественно и виртуозными приемами сразил немало врагов. Вместе с другими воинами из союза верных вассалов он достиг заветной цели.
На обратном пути в монастырь Кагакудзи 30 Мунэнори в самом приподнятом настроении прошествовал мимо ворот дома своего дяди.
Предсмертные стихи:
| Матэ сибаси Далее срезано: Варэ саки какэтэ | Подождать немного? Ведь не каждый день приходится Отправляться в последний путь.
Нет, последую за господином, |
| Мунэнори изображен в момент сражения: мечом он отбивает летящий в него переносной светильник. [50] |
ЛИСТ 9
Онодэра Дзюнай Хидэтомо — Онодэра Дзюнай Хидэкадзу
Трудно следовать принципам тю и ко <вассальной преданности и сыновней почтительности>, а они — основа всего. Онодэра Дзюнай, преданный вассал даймё Ако, разделял замыслы Обоси Ёсио и вместе с другими дал клятву об отмщении. Воины-заговорщики были вскоре отправлены в Канто. Дзюнай же сильно задержался и <затем>, захватив с собой Обоси Рикия 31, пошел по тракту Токайдо. Спустя некоторое время у перевала Хаконэ они нагнали Сугино, Ято и других. Тут Дзюнаю передали письмо жены, он прочел:
| Фудэ-но ато миру ни намида-но сигурэ китэ иикаэсу бэки кото-но ха мо иаси. | Лишь увидела след вашей кисти, Слезы хлынули словно ливень, А слов, Чтобы ответить как должно, Найти не могу никак. |
Это был ответ на <прощальное> письмо, которое он послал жене, когда отправлялся в путь. Тут же на обороте тандзаку 32 Хидэтомо написал:
| Кагири аритэ каэран то омоу таби да ни мо нао коконоэ ва коисики моно о. | Все пройдет — я надеюсь вернуться, Нынче в странствии я. Но все мысли мои — О граде столичном, Ведь любимая там осталась. |
Написал так, приложил печать и, передав письмо посланному слуге, сказал: "Доставь госпоже!" Он прибыл в Кото 33, принял новое имя 34 Дзюан и стал зарабатывать на жизнь врачеванием. И хотя ему перевалило за 60, он был крепок и по-прежнему мужествен. Досконально постиг тонкости военного искусства, был талантлив и образован. В ночь сражения ему не было равных. Двух врагов сразил наповал, множество ранил. Когда заветное желание было исполнено, он некоторое время прожил на постоялом дворе, где на исходе года сложил стихи:
| Нагараэтэ | Когда долго живешь, Привыкаешь к цветам по весне. Вот и опять Год на исходе. Но от этого только печальней 35. |
| Хидэтомо |
| Хидэтомо вглядывается вдаль, высматривая врага. Ситуация реально возможная, хотя и не описанная в тексте: известно, что во время осады особняка Кира Хидэтомо входил в отряд, блокировавший задние ворота, где он должен был поджидать, когда вражеские воины начнут убегать из особняка. Этим, вероятно, и объясняется выжидательная поза Хидэтомо. За спиной у него флажок — такими флажками пользовались в японской армии для указания на принадлежность к определенному подразделению войска (в данном случае — к отряду у задних ворот дома Кира). [52] |
ЛИСТ 10
Исоаи Дзюроэмон Масахиса — Исогаи (Икари) Дзюроэмон Масахиса
Масахиса прежде жил в Киото при храме Кёгакуин на горе Атаго-сан 36. Читал сутры, совершенствовался в каллиграфии стиля сагарю 37. С детства любил воинские искусства, во владении алебардой нагината 38 творил чудеса. Часто для собственного удовольствия играл на кото 39. Даже во время ночного сражения плектр для кото был у него за пазухой. Его мягкие и благородные манеры привлекали людей. Он верно служил делу господина, участвовал в десяти тысячах дел, в преданности господину ему не было равных. После смерти господина собирался умереть вслед за ним в храме Кагакудзи 40, но его остановил Такаока Дэнгоэмон, раскрывший ему тайные замыслы Обоси. Масахиса пустился в скитания, снял дом в квартале Сиба и вступил в союз преданных вассалов.
Во время осады вражеского особняка Коно алебардой нагината уложил множество врагов. Этот его бранный труд следует считать выдающимся. Когда изъеденный мышами механизм тяжелой осадной катапульты не удалось привести в действие, он проявил незаурядное мужество. Этот человек, такой мягкий и учтивый в жизни, сумел в момент наивысшего напряжения внушить ужас великому множеству врагов, яростью своей подобный внезапно разбуженному дракону, вдруг увидевшему дикого тигра 41.
| Масахиса изображен с алебардой нагината — оружием, которым он, как говорили, владел в совершенстве. [54] |
Свежие комментарии