В феврале 1926 г. советское правительство и Академия наук СССР командировали в Африку крупнейшего специалиста в области искусственного осеменения домашних животных профессора Илью Ивановича Иванова (1870-1932). Целью поездки была постановка опытов искусственного оплодотворения самок шимпанзе семенем человека. Скрещивания намечалось провести в обезьяньем питомнике, который незадолго до этого был организован парижским Институтом Пастера в местечке Киндия во Французской Гвинее; планы Иванова были поддержаны директором института Эмилем Ру и его заместителем Альбером Кальметтом. Но из-за многочисленных препятствий, - в первую очередь, из-за сложности работы в неприспособленной для лабораторных исследований обстановке экваториальной Африки - Иванов оказался не в состоянии осуществить задуманные опыты в полном объеме, так и не получив убедительных доказательств ни “за”, ни “против” возможности рождения гибридов человека и человекообразных обезьян. По возвращении в Советский Союз осенью 1927 г. Иванов намеревался продолжить опыты в созданном вскоре после его поездки питомнике обезьян в Сухуми, а их проведение даже было включено в проект первого пятилетнего плана питомника.
Илья Иванович Иванов
Это было время, когда генетики еще не существовало, понятие ген было еще весьма расплывчатым, а сравнить геномы не представлялось возможным. Российская империя распалась, и вместо нее образовался СССР. Приятно, что во всей этой истории руководство молодой респубики дважды проявило себя чуть ли не единственными людьми, которые думали о начности и этичности экспериментов по скрещиванию обезьян и человека. Научность - потому что в то время это был бы единственный твердый аргумент того, что человек и обезьяна - одного происхождения (теория Дарвина тогда еще не была общепризнанной):
...Примечательно, что в прочитанном Ивановым докладе не только не приводилось расистских доводов об эволюционной, биологической близости негров к обезьянам, но и, в отличие от предшествовавших обращений к большевикам, не было, по-видимому, сказано ни слова ни об атеизме, ни о материализме. Любой намек на это способен был, по-видимому, только раздражить присутствовавших, многие из которых могли относиться к религии равнодушно или критически, но при этом не одобрять политику насильственного насаждения атеизма. Мы знаем, например, что И.П. Павлов, не веря в Бога сам, открыто защищал права верующих, - именно потому, что придерживался мнения о праве личности самой выбирать свои убеждения. В планах скрещивания человека с обезьяной чувствуется ведь и связанная с самими опытами этическая неясность.
Совершенно очевидно, что Академия никогда не взяла бы на себя полную, “единоличную” ответственность за опыты гибридизации человека и обезьяны перед лицом возможного скандала и реакции “обывателя”. В официальном командировочном удостоверении, выданном Академией наук Иванову, также говорилось о том, что он посылается в Африку “для работ по вопросам гибридизации антропоидных обезьян”. Но ведь, выступая в Академии, Иванов все же открыто сказал и об опытах гибридизации человека с обезьяной. Об этом же говорилось и в представленных им двух “письмах поддержки” за подписями Э. Ру и А. Кальметта. Так почему же Академия против этих планов не возражала?
Отсутствие возражений можно было бы объяснить тем, что деньги на экспедицию были уже ассигнованы... Поскольку об экспедиции Иванова было достаточно широко известно в научных кругах, то можно предположить, что и кто-то из ученых мог, подобно нам, испытывать такое же чувство отвращения против опытов скрещивания человека с обезьянами. Однако ясно сформулировать этические доводы никто, по-видимому, не смог или не захотел. И даже, как мы помним, нерасположенный к Иванову рецензент его проекта в Главнауке профессор Н.А. Иванцов, написавший в своем отзыве о скандале, который опыты могут вызвать, ни словом не упомянул об их нравственной “ущербности”.
Если этические возражения у кого-то и были, то носили такой характер, что их, по-видимому, трудно было принимать всерьез, - подобного мнения придерживался, в частности, Н.И. Вавилов, приславший Иванову накануне его отъезда в экспедицию текст своей работы “Междувидовая гибридизация и ее практическое применение”: “Не обращайте внимания на всю болтовню, которая связана с Вашей поездкой. Черт с ней!” Об этом же, - что возражения против опытов скрещивания человека с обезьяной можно просто отбросить как продиктованные явно обветшавшими представлениями, - писал и директор Зоологического института Московского университета и один из пионеров природоохранного движения в нашей стране профессор Г.А. Кожевников. По его мнению, Иванов поставил перед собой вопрос, "подойти к которому до сих пор не решаются западноевропейские ученые, вероятно, из-за некоторых предрассудков, являющихся пережитками старинного миросозерцания - это вопрос о скрещивании обезьяны с человеком. При современной технике этого дела <...> можно рассчитывать на успех оплодотворения шимпанзе спермой человека, а если бы удалось получить помесь, это было бы крупным торжеством науки в СССР, фактом мирового значения...
Однако опыты в Африке не пошли. Иванов начал искать возможность закончить свое исследование, поменяв парнеров - вместо мужского семени и самок обезьян он намеревался использовать семя обезьян для оплодотворения негритосок. При чем (как очень удачно смог описать автор книги) он ни в коей мере не колебался на счет этичности этих экспериментов - он был ученым, и смотрел на данную проблему согласно канонам того времени.
Сказать, что я поражен - это передать только малую часть впечатлений от прочтения книги. Во-первых, я никогда не знал об Иванове и его опытах; во-вторых я никогда не думал, что вопросы этики и биоэтики в начале прошлого века были на таком уровне, какой мы себе сегодня не можем даже представить:
В 1908 г. осуществить скрещивание человека с человекообразными обезьянами предложил голландский натуралист из Маастрихта Г.М.Б. Мунс, который специально познакомился с методикой искусственного осеменения у практиковавшего в том же городе врача-гинеколога. В отличие от предшественников, высказывавшихся о проблеме бегло, он посвятил ей специальную брошюру, причем претенциозность ее названия: “Истина. Экспериментальные исследования о происхождении человека” подчеркивала, что обращается он не только и не столько к ученым, сколько к широкой общественности. Причина была проста: как объяснял сам Мунс, возбудить интерес в публике он намеревался, чтобы собрать средства, необходимые для задуманной им экспедиции во Французское Конго. Ведь именно там Мунс планировал осуществить задуманные им опыты искусственного осеменения горилл и шимпанзе спермой человека. Об этом плане он еще в 1905 г. написал Э. Геккелю, который, в свою очередь, выразил надежду на успех, посчитав его “возможным” и сославшись опять-таки на результаты серологических исследований.
В одной из рецензий, появившейся в немецкой научной печати, выражалось сожаление, что название брошюры сильно отдает рекламой, хотя автор рецензии Л. Плате “от всего сердца” пожелал Мунсу удачи, подчеркнув, что успех эксперимента стал бы еще одним и на этот раз абсолютно наглядным доказательством правильности дарвиновской теории происхождения человека. Публикация брошюры вызвала желаемую широкую огласку, но вместе с ней и - громкий скандал, в результате чего Мунс, несмотря на положительные рецензии в научной печати, потерял работу в университете, а затем и вынужден был терпеть крайнюю нужду. По некоторым данным, Мунс в 1911 г. обращался к Иванову с просьбой принять его к себе на работу, а в 1912 г. они даже встречались в Мюнхене во время очередной заграничной командировки Иванова.
В переписке Мунса и Геккеля обсуждалась и тема различий между человеческими расами. По словам Геккеля, в опытах искусственного оплодотворения следует использовать семя представителей “низшей” расы - негров, что значительно повысит шансы на успех скрещиваний. Известно, что Геккель склонялся к тогда уже по большей части оставленным воззрениям полигенизма, согласно которым расы человека могли произойти от обезьяноподобных предков независимо друг от друга и, возможно, представляли собой даже разные виды, находящиеся на разных ступенях биологического развития. Расовая тема появляется и у следующего автора, также находившегося под большим идейным влиянием Геккеля и в 1918 г. посвятившего получению гибридов между человеком и обезьяной специальную монографию - “фундаментальную” по духу и строго научную по тону. В отличие от Мунса, это был не натуралист-любитель, а признанный ученый, - один из основоположников немецкой сексологии Г. Роледер. Он, судя по письмам Геккелю, намеревался провести опыты искусственного осеменения самок шимпанзе в немецком питомнике, созданном еще в 1912 г. на острове Тенерифе (Канарские острова). По мнению Роледера, шансы на “успех” возрастут, если в качестве доноров семени выступят местные жители, в жилах которых имелась, по его мнению, значительная примесь крови “низших” рас...
Вся благородная Европа считала такие опыты нормальными. Невероятно, но европейские биологи и медики вплоть до 20-х годов прошлого столетия считали негров "переходными формами от обезьяны к человеку!":
То что хотел делать Иванов, сегодня выглядит диким - но в те годы для научного мира это был бы довольно оригинальный эксперимент:
Абсолютно чудовищными эти планы делает то, что опыты Иванов собирается проводить без ведома и согласия самих женщин...
...Скорее всего, здесь мы имеем дело не только с ощущением культурного превосходства над невежественными неграми, - об этом можно судить по отдельным, прорывающимся у Иванова нотам “биологического” расизма. В частности, когда он предполагает, что мог бы поставить опыты на женщинах-пигмейках, с которыми, в силу их незнакомства с цивилизацией, затруднений возникнуть, как пишет он, не должно. Знать ничего не зная о пигмеях, он тем не менее говорит о них как о “примитивной расе негров, живущих в лесах на деревьях”. А чего стоит одна только фраза из его официального отчета об экспедиции, объясняющая, почему опыты эти провести не удалось: “Заказанные в колонии Gabon шимпанзе и пигмеи доставлены не были...”
И вот тут второй раз проявляет себя молодое советское правительство. Узнав о том, что Иванов собирается расширить эксперимент на африканских женщинах, его отзывают обратно, и работу по данной теме прекращают. Все остальные - в том числе ученые мужи Европы - это решение не поддерживают, так как Иванов, по их мнению, подошел очень близко к открытию и ему стоит продолжать...
Читать целиком: К.О. Россиянова "Опасные связи"
Особенно мне понравилась эта книга тем, что автор не пугает страшилками, не шокирует подробностями ужасов вивисекции - он не только описывает тогдашнюю биологию, но и пытается сгладить, объяснить особенности науки прошлого века. На самом деле, в те времена мы знали о мире очень мало, и могли накапливать данные только такими экспериментами - грубыми и не вполне этичными с сегодняшней точки зрения. Да и если вспомнить. что за время тогда было - ни анастезии, ни антибиотиков; едва научились различать микроорганизмов, а до появления современной тройной систематики (эубактерии-археи-эукариоты) еще надо ждать несколько десятилетий.
Следствием фанатической работы Иванова стала постройка обезьяньего питомника в Сухуми - первого в СССР. Польза от этого была неоценима. И не судите строго фанатика работы за то, что он не жалел людей и обезьян - столь же строго и безжалостно он относился и к себе. Это в крови многих великих людей всех времен.
Свежие комментарии