О «сельскохозяйственном» устроении войск в Российской империи (1810-1857) Текст: М.Ф. Антонов
Московский журнал. Военные поселения < № 5 (209). МАЙ 2008 >
Ноябрь, 16, 2008 (18:53)
Граф А.А. Аракчеев
Принято считать, что автором идеи «посадить» солдат на землю, совместив воинскую службу с занятиями сельским хозяйством, был «всей России притеснитель» граф А. А. Аракчеев. Однако в реальности он не только не являлся инициатором создания военных поселений, но вначале выступил резко против1. Когда Александр I познакомил графа с этим проектом, Алексей Андреевич чуть ли не на коленях умолял самодержца отказаться от такой затеи, но тот оставался непреклонен, бросив якобы следующую страшноватую фразу: «Военные поселения будут, хотя бы пришлось уложить трупами дорогу от Петербурга до Чудова»2. Более того: именно Аракчеев получил приказ заняться обустройством войск по-новому. В результате «народ кряхтел, жаловался и приписывал все невзгоды Аракчееву, который тут ни душой, ни телом не был виноват»3.
Чертеж дома военного поселения на юге России с автографом А.А.Аракчеева. 1820-е гг
Тенденция к милитаризации труда существовала во многих странах во все времена. Еще в Древнем Риме правители «сажали на землю» легионы в приграничных провинциях. В России середины XVI - конца XVII века стрельцы в свободное от службы время занимались ремеслами и торговлей. Павел I в бытность свою цесаревичем обдумывал план размещения армии на постоянных квартирах, где солдаты жили бы вместе с семьями, а их дети со временем заменяли бы отцов в строю. Здесь уместно вспомнить также опыт Пруссии, когда стране после ее поражения в войне с Наполеоном позволили иметь вооруженные силы численностью не более 40 тысяч человек. Прусский король нашел способ обойти этот запрет: солдат, отслуживших срочную службу, переводили в ландвер (запас) и они занимались своим хозяйством по месту жительства, периодически привлекаясь на военные сборы, благодаря чему Пруссия, формально не нарушая установленные для нее ограничения, на деле сформировала боеспособную армию в сотни тысяч штыков. Читал Александр I и немало впечатлившую его статью генерала Сервана де Гербея «Пограничные войска государства», где предлагался проект особых военных поселений на границах Франции...
Идея, таким образом, буквально витала в воздухе, привлекая своей, казалось бы, бесспорной выгодностью и возможностью решить путем ее реализации множество социально-экономических проблем. И когда в 1810 году адмирал Николай Семенович Мордвинов (впоследствии - граф, почетный член Петербургской академии наук, президент Вольного экономического общества) представил Александру I записку об учреждении «усадьбы для полков»4, основные положения которой разделялись рядом других высших сановников Российской империи, император принял ее с воодушевлением. В самом деле, прекрасная мысль: соединить службу солдата с работой военнообязанного мужика! Крестьяне станут солдатами, оставаясь хлебопашцами, а солдаты разделят с ними полевые работы. Все будут носить одинаковую форму, и жить по правилам армейской дисциплины. Армия начнет кормить себя сама, что резко сократит расходы на ее содержание. Солдаты в мирное время не будут оторваны от семей - тем самым рекрутчина со временем отойдет в прошлое. Крестьянский труд под влиянием воинской дисциплины примет более цивилизованные формы...
У Аракчеева по поводу всего этого имелись совсем другие соображения5. Однако, воистину «без лести преданный», он, получив от императора приказ приступить к созданию военных поселений, беспрекословно, как всегда, подчинился «батюшке». Ведь, по позднейшим воспоминаниям Алексея Андреевича, «военные поселения составляли собственную государеву мысль, это его дитя, в голове государевой родившееся, которое он любил и с которым не мог расстаться». Однако нельзя сбрасывать со счетов и предположение историка Н. К. Шильдера, что Аракчеев «в этой царственной фантазии усмотрел верное средство еще более укрепить свое собственное положение и обеспечить в будущем преобладающее влияние на государственные дела»6.
Так или иначе, Аракчеев со свойственной ему энергией и организаторским талантом взялся за дело. Тем более что прообраз военных поселений в некоторой степени уже существовал - его собственное имение Грузино, включавшее 38 деревень и насчитывавшее более 2000 душ крепостных мужского пола. Грузино представляло собой образцовое по тем временам хозяйство. При его организации Аракчеев руководствовался следующим принципом: имение должно служить не обогащению владельца, а улучшению благосостояния вверенных ему Богом и царем крестьян. Первые враги мужика - леность, пьянство, разболтанность, отсутствие порядка в быту. Эти пороки Алексей Андреевич в первую очередь и принялся искоренять железной рукой. Ветхие дома разбирались; переносились на новые места целые деревни: прокладывалось шоссе, и вдоль него ставились ровными рядами на равном расстоянии друг от друга чистые просторные избы на каменных фундаментах. Дороги и пруды обсаживались деревьями. Даже самому захудалому крестьянину полагалась хотя бы одна лошадь и несколько коров - в зависимости от величины земельного надела. Если скотина околевала, вотчинный голова обязан был немедленно заменить ее. В начале года составлялись списки взрослых парней, и после проверки знания Закона Божия граф разрешал им жениться. При этом девушек парням назначали, а свадьбу они должны были справить до Троицына дня. Наиболее бедным женихам и невестам оказывалась помощь. Поощрялась рождаемость, предписывались правила содержания младенцев матерями, чтобы снизить детскую заболеваемость и смертность. На любой случай жизни у Аракчеева имелись инструкции. Суд над их нарушителями граф вершил сам: публичные, в назидание другим, наказания розгами были обычным делом. В результате быт крестьян улучшался, достаток увеличивался, но они «чувствовали себя очень несчастными, ибо внутреннее и внешнее управление сопровождалось неумолимой строгостью и обременительной любовью к порядку. (...) В барском доме малейшая пылинка на стене, едва приметная для микроскопического наблюдения, имела последствием для слуги палочные удары»7.
Александр I неоднократно бывал в Грузино. «Граф Алексей Андреевич! - восторгался он в одном из писем, - устройство и порядок, который лично видел Я в деревнях ваших, (...) доставили мне истинное удовольствие. Доброе сельское хозяйство есть первое основание хозяйства государственного. Посему я всегда с особым вниманием взирал на все сведения, доходящие ко мне о благоустройстве частного сельского управления8. Именно в Грузино император узрел воплощение того, что он хотел бы иметь в военных поселениях. Можно ли было для их создания найти лучшего исполнителя, чем Аракчеев?
Для организации первого военного поселения Александр I в 1810 году избрал Климовичский уезд Могилевской губернии. Местных жителей отправили в Херсонскую губернию, а сменившие их солдаты принялись за обустройство на новом месте и одновременно - за землепашество. Земледельцами они оказались плохими, так как не знали особенностей здешних почв; выданный им скот большей частью погиб. Лишь к 1812 году их быт кое-как наладился, и Аракчеев доложил царю об успехах.
С началом Отечественной войны 1812 года процесс создания военных поселений практически сошел на нет, однако уже в 1815 году император вернулся к своей излюбленной идее и повелел поселить один батальон на реке Волхов Высоцкой волости Новгородской губернии. Всего в этой губернии намечалось разместить целую дивизию численностью 18 тысяч человек. Другие (в основном кавалерийские) подразделения отправлялись на Украину.
Новые поселения организовывались иначе, чем первые. Солдат водворяли на жительство в избы местных крестьян, которые не изгонялись на чужбину, а становились военными поселянами и распределялись по ротам. Им выдавали форму и обязывали, помимо выполнения хозяйственных работ, проходить строевую подготовку, что позволило в короткие сроки увеличить численность поселенных войск до 750 тысяч человек. Александр I намеревался перевести на эту систему всю армию. В 1821 году военно-поселенческие полки объединили в Отдельный корпус, главным начальником которого был назначен все тот же А. А. Аракчеев. К 1825 году такие войска уже имелись в Петербургской, Новгородской (по реке Волхов и близ города Старая Русса), Могилевской, Слободско-Украинской, Херсонской, Екатеринославской и других губерниях; к 1826-му на поселении находилось около ? (по другим данным, 1/3) всего состава российских войск.
Поселения формировались из женатых солдат, прослуживших не менее 6 лет, и из части местных жителей-мужчин (главным образом крестьян) в возрасте от 18 до 45 лет. Остальные местные жители того же возраста, годные к службе, значились помощниками хозяев и записывались в резервные подразделения. Дети военных поселенцев с семи лет зачислялись в кантонисты, а с восемнадцати - переводились в воинские части. Выходя в отставку по возрасту, поселенцы продолжали нести службу в госпиталях и по хозяйству. Каждое военное поселение состояло из 60 домов-связей, в которых размещались роты численностью 228 человек.
Жизнь здесь была строжайше регламентирована. Дома строились в одну линию по единому проекту. Крестьяне работали и проходили военное обучение, женщины обеспечивали поселян обмундированием, ухаживали за больными, растили детей. За несоблюдение регламента или нарушение дисциплины - шпицрутены.
Работавший в 1820-1832 годах старшим лекарем в Новгородских военных поселениях И. И. Европеус вспоминал: «В бытность мою объездным врачом я имел возможность познакомиться не только с бытом поселян, их семейными отношениями, нуждами, но и с тяжелыми работами как самих поселян, равно резервных войск, назначенных для обработки полей. Работы сии были столь обременительны для солдат, помещенных в сырых мазанках и не привыкших к рубке леса, осушке болот, выворачиванию пней и камней до глубокой осени, что, несмотря на сытную пищу и графскую чарку водки, больных было много, большая часть страдала лихорадками, поносом, цингою, водяною и куриною слепотою. Смертность была значительна. Солдаты хотя и роптали, но с работ возвращались с песнями и бубнами в угождение начальству; зато ночью раздавались по всему лагерю стоны и оханье, ибо, по неимению печей в мазанках, солдатам негде было греться, тем менее сушить обувь и платье. Мне помнится, что между офицерами ходили стихи под заглавием: «Политическая Сибирь, или Работа за гривну», а о женщинах-поселянках сказано было: и за цену разврата покупали себе соль»9.
Декабрист П. И. Пестель в своей «Русской правде» негодовал: «Одна мысль о военных поселениях (...) наполняет каждую благомыслящую душу терзанием и ужасом. Сколько пало невинных жертв для пресыщения того неслыханного зловластия, которое с яростью мучило несчастные селения, для сего заведения отданные! Сколько денежных сумм, на сей предмет расточенных, все силы государства нарочито соединяя для гибели государства! И все сие для удовлетворения неистовому упрямству одного человека»10.
Александр I посещал военные поселения не раз. Зная о приезде царя заранее, его встречали в соответствии со строго разработанным церемониалом. Объезжая деревни, Александр видел идиллические картины благоденствия солдат-земледельцев. Мужики и мальчики-кантонисты в форме, женщины и малые дети в праздничных одеждах стояли рядами и приветствовали августейшего гостя радостными криками. Иногда Александр заходил в дома, отведывал кушанья и одаривал хозяев...
Успех реформы казался очевидным. За это говорила и образцовая финансовая отчетность, и скопленный Аракчеевым запасный капитал в пятьдесят миллионов рублей - признак экономической эффективности, и несомненный прогресс во внешней стороне быта поселян. Тем не менее, крах военных поселений был уже не за горами. Со временем их введение начало встречать все более ожесточенное сопротивление местных жителей. Так, в 1817 году волнения прокатились по двум волостям Новгородской губернии. В июне 1819 года вспыхнуло восстание в Чугуевском полку (центр Слободско-Украинского военного поселения), в августе распространившееся на округ Таганрогского полка. Восставшие требовали вернуть их в прежнее состояние, захватывали отрезанные у них земли, избивали и изгоняли начальников. Расправа оказалась жестокой: 313 поселенцев предали военному суду; из 275 (по другим данным, 204) приговоренных к наказанию шпицрутенами 25 человек умерли, остальных сослали в Оренбургский корпус.
В 1831 году в Старой Руссе начался бунт, спровоцированный эпидемией холеры. Поселяне бесчинствовали: было убито несколько генералов и офицеров, разграблены склады провианта. Город перешел в руки восставших, устроивших на площади самосуд над начальниками. Батальон, посланный на усмирение, принял сторону бунтовщиков. Восстание охватило большинство военных поселений Новгородской губернии. Затем взбунтовался округ Киевского гренадерского полка, далее - поселения в Чудове, Пскове, Ладожском уезде Петербургской губернии. Мятеж вновь удалось подавить (третью часть жителей участвовавших в нем деревень прогнали сквозь строй и сослали в Сибирь, многих отправили на каторжные работы), но у сменившего брата на престоле Николая I иллюзий по поводу военных поселений уже не оставалось. К тому же ранее в процессе следствия по делу декабристов выяснилось, что они как раз и рассчитывали взбунтовать военные поселения, а в случае провала заговора укрыться там в надежде на поддержку...
Все перечисленное побудило Николая I начать реорганизацию поселенных войск. В том же 1831 году Новгородские военные поселения были ликвидированы, а их обитатели переведены на положение пехотных солдат, отбывающих рекрутскую повинность на общих основаниях. В 1857 году излюбленное детище Александра I прекратило свое существование. Аракчеев этого уже не узнал, он умер в 1834 году (после смерти «батюшки» граф подал в отставку, и Николай I ее принял; с 1826 года управление военными поселениями перешло к генералу Петру Андреевичу Клейнмихелю).
+ + +
В свидетельствах современников и трудах историков разных лет до недавнего времени преобладала негативная оценка феномена военных поселений. Это и понятно. Тем не менее, известная односторонность здесь присутствует. Появившиеся в последние годы исследования показали, что Аракчееву удалось создать прибыльные хозяйства, не только возместив расходы казны на их учреждение, но и, как уже говорилось, составив значительный капитал11. Алексей Андреевич ввел в быт поселян немало прогрессивных новшеств - внедрял лучшие породы скота и сорта семян, современную организацию сельского хозяйствования (многополье, удобрения), усовершенствованные орудия труда, строил школы и больницы, налаживал торговлю. Проведенные в 1826 и 1831 годах реорганизации военных поселений существенно ослабили там полицейский режим и дали поселянам определенную свободу в их хозяйственно-предпринимательской деятельности. Здесь не знали, что такое нищенство, бродяжничество, пьянство. Обедневшим или пострадавшим от стихийных бедствий оказывалась помощь. Кстати, далеко не все обитатели военных поселений выражали недовольство своей жизнью и разделяли якобы всеобщую ненависть к Аракчееву; многие его даже искренно любили, что подтверждают приведенные ниже воспоминания одного из поселян: «Терпеть не могу (...) когда начнут ругать графа и называть его - такой, сякой - мучитель, тиран. (...) Благодетелем мужиков был Аракчеев, добрым и заботливым отцом, а не мучителем. Без хлеба ни один не сиживал, не вздувало с голоду брюхо, как в нынешние времена. А лупцевал он нашего брата за дело - дарма никого не обижал. Пьяниц и лентяев не любил он дюже, а зато кто работал по порядку, то тому граф оказывал всякую помощь. Бывало, околела лошадь или корова - другую распорядится дать, - получай и работай! (...) Аракчеев, бывало, возьмет оброк только с того, кто в силу взойдет, кому нет от этого разоренья. (...) Эво, теперь не могут соблюсти порядка в полях. Ни дорог, ни канав, ни мостков не стало в поле; плюхнет немного дождя, ну и затонули все полосы и все труды, а дороги обращаются в лужи - ни пройти, ни проехать. Стыдно за народ-то становится. (...) При Аракчееве не так было. Он за такой беспорядок запорол бы. У графа не было агрономов, и он не допустил бы уговаривать мужиков, чтобы лучше работать. У него агроном сидел в голове. Приедет, осмотрит, прикажет, и глядишь - мужик с хлебом, да и на поля-то любо посмотреть было. Всюду порядок, канавы глубокие, не засорены, дороги ровные, а рожь-то так весело колышется, словно кланяется в пояс каждому и говорит спасибо за внимание к ней. (...) Вспомнишь Аракчеева - царство ему Небесное - не раз, глядя на теперешние порядки»12.
Современников поражали масштаб и скорость изменений, происходивших в военных поселениях. Несомненно, Аракчеев обладал поистине колоссальной волей и работоспособностью. Многие признавали, что граф был человеком необыкновенных природных способностей, восхищались оперативностью, глубиной и четкостью его мышления, способностью подбирать нужных для дела людей.
«Честность и бескорыстие самого Аракчеева не подлежат никакому сомнению: он берег казенную копейку, был очень скуп на нее и строго разграничивал свои собственные средства от казенных. Если он был богат, то этим богатством обязан исключительно щедротам своего царственного друга и той простоте и бережливости, которые он ввел в свой образ жизни и домашнее хозяйство. Всякое плутовство и мошенничество, как только он узнавал о них, строго им преследовались; если же он относился довольно равнодушно к некоторым явлениям полковой экономии, то, кажется, единственно вследствие сознания, что при всем своем могуществе он бессилен искоренить это зло, вошедшее, по-видимому, в плоть и кровь служившего тогда люда»13.
И все же военные поселения бунтовали, и в итоге история отказала им в праве на существование. Почему? «Нет ни малейшего сомнения, что одною из причин (...) были жестокие истязания, шпицрутены. (...) Но ведь таким же точно истязаниям подвергалась, наряду с поселянами, не одна сотня тысяч войск. (...) И, однако же, была возможность молчать, терпеть. Выказали ли войска, состоявшие из людей, оторванных от хозяйства, (...) какие-либо признаки нетерпения? Поселяне же выказали это нетерпение в громадных размерах, и именно, нам кажется, потому, что граф Аракчеев, не ограничиваясь муштровкой, вломился со своими реформами в хлев, стал соваться с приказами насчет коровы, определяя час выгона и пригона, приказал пахать так, а не иначе - словом, стал дерзко распоряжаться в самых недрах земледельческого творчества, искусства, стал безжалостно разрушать поэзию земледельческого труда»14.
В этих словах знатока народной жизни писателя Г. И. Успенского содержится, пожалуй, исчерпывающий ответ на «программную» фразу графа Аракчеева : «Я знаю, что меня крепко бранят, но что же делать? Ведь дети всегда плачут, когда их моют».
Использованная литература:
1. Томсинов В. А. Временщик (А. А. Аракчеев). М., 1996. С. 131; Труайя Анри. Александр I, или Северный сфинкс. М., 1997. С. 240.
2. Шильдер Н. К. Император Александр Первый, его жизнь и царствование. СПб., 1898. Т. IV. С. 26.
З. Аракчеев: свидетельства современников. М., 2000. С. 307.
4. Томсинов В. А. Указ. соч. С. 132.
5. См., напр.: Мироненко С. В. Самодержавие и реформы. М., 1989. С. 99-106; Российские самодержцы. 1801-1917. М., 1994. С. 71; Русская старина. 1904. N 24. С. 15.
6. Шильдер Н. К. Указ. соч. С. 24.
7. Брадке Е. Ф. Автобиографические заметки // Русский архив. 1875. N 1. С. 37.
8. Томсинов В. А. Указ. соч. С. 135.
9. Воспоминания Европеуса о службе в военном поселении и об отношениях к графу Аракчееву // Русская старина. 1872. Т. 6. N 9. С. 230.
10. Восстание декабристов. Документы и материалы. Т. 7. М., 1958. С. 162-163.
11. Кандаурова Т. Н. Военные поселения в России XIX в. // Сельские поселения России: исторический и социокультурный анализ. Сборник статей. М., 1995. С.81-96; Ячменихин В. К. Быт кантонистов военных поселений // Вестник Московского университета. Сер. 8. История. 1997. N 4. С. 72-84.
12. Аракчеев: свидетельства... С. 318-319.
13. Там же. С. 196.
14. Успенский Г. И. Собр. соч. Т. 5. М., 1956. С. 33.
Опубликовано на http://mosjour.livejournal.com/3781.html
Аракчеев и создание военных поселений
Мы уже публиковали статью полковника Генерального штаба царской армии В.П. Никольского, посвящённую Аракчееву и его влиянию на военные реформы. Теперь предлагаем вам ознакомиться со статьёй того же автора, посвящённой знаменитым военным поселениям.
Имя Аракчеева стало особенно ненавистным из-за создания военных поселений. М. А. Фонвизин в своих «Записках» отмечает, что «ничто столько не возбуждало негодования общественнаго мнения против Александра, не одних либералов, а целой России, как насильственное учреждение военных поселений».
Идея этого учреждения не принадлежала графу Аракчееву; по свидетельству историка Н. К. Шильдера, мысль о целесообразности военных поселений в России пришла государю после прочтения статьи генерала Сервана: «Sur les forces frontières des états». Статья была переведена князем Волконским на русский язык (для Аракчеева, который не знал французского), причем были оставлены против текста белые поля для собственноручных пометок государя. Александр I, видя, как страдает казна из-за постоянного увеличения наших вооруженных сил, вызванного первыми войнами с Наполеоном, решил уменьшить расходы по содержанию войск путем передачи части армии, именно пехоты и кавалерии, на содержание крестьян.
Поселенные среди них войска должны были помогать им в свободное от занятий время, работать в поле и дома и в свою очередь приучать крестьян к военной жизни, дисциплине и строевым порядкам. Итак, в основу военных поселений легла мысль облегчить России содержание ее многочисленных войск и в то же время ввести военную подготовку мужского населения (наподобие Krümper-Sistem в Пруссии), с тем чтобы в случае войны можно было рекрутов ставить прямо в действующие войска, не тратя времени и сил на предварительное и первоначальное обучение. В положении о военных поселениях, изданном в 1825 г., прямо указана цель их создания: «постепенное уменьшение, а затем и совершенная отмена рекрутских наборов». Несомненно, идея заманчивая, но исполнимая лишь отчасти, да и то если поселенные войска не будут излишне заняты мелочами строевой службы и действительно помогут крестьянину в его полевых работах. Здесь особенно ярко проявилась отличительная черта Александра I — его умозрительный способ мышления; хорошо было бы как крестьян, так и солдат превратить в механические фигуры и переставлять одних на место других. Отсюда понятно, почему Александр I ни за что не хотел отказаться от своей задумки, несмотря на довольно грозные предостережения полной неудачи и явное несочувствие, высказанное вначале всеми ближайшими его сотрудниками.
Несомненно, что результат осуществления этой идеи всецело зависел от лица, стоящего во главе дела; здесь требовался человек с государственным умом, чрезвычайно широким кругозором, большим опытом в военном деле, знанием внутренней жизни государства и притом безусловно доброжелательный. Скажем так, если бы во главе него поставили М. И. Голенищева-Кутузова, то можно было бы вполне рассчитывать на более благоприятный исход, но, однако, не на полный успех, так как из-за сложности взаимных отношений и разнородности обязанности солдат и крестьян невозможно было иметь хорошего военного крестьянина и выдающегося поселенного солдата. Конечно, если принять во внимание примитивность тогдашней военной техники, простоту обращения с огнестрельным оружием, а главное, возможность чрезвычайного упрощения подготовки и обучения нижних чинов при 25-летней службе, то идея военных поселений имела под собой некоторую почву.
Кого же ставит во главе этого дела император? Графа Аракчеева! Трудно было подыскать более неудачного руководителя, и притом с совершенно неограниченными и бесконтрольными властными полномочиями. Недостаточно образованный в широком государственном смысле, воскресивший начала павловской муштры и парадомании, жестокий, злобный с подчиненными, не терпящий никаких возражений, а главное, не допускающий никаких изменений принятых им планов, Аракчеев представлял собой всесильного самодура, с которым всякий талантливый и образованный человек избегал не только служить, но даже и встречаться.
Спрашивается, почему Александр I, имея перед собой выдающихся государственных деятелей, для этого крупного дела избрал Аракчеева?
Несомненно, кроме полного доверия к нему и уверенности в точном исполнении своих предписаний, император восхищался Аракчеевым как рачительным хозяином собственного имения, где тот к тому же завел чисто военный порядок. Действительно, гладкие, как паркет, дороги, отличные переправы через реки, благоустроенное село, примыкающее к графской усадьбе, производили удивительное впечатление: избы, выкрашенные в розовый цвет, стоят в ряд, на одинаковом расстоянии друг от друга; все постройки возведены по единому плану; все крестьяне одинаково и чисто одеты, стоят и отвечают по-военному. Из бельведера графского дворца видны двадцать две деревни, принадлежащие графу; в подзорную трубу даже можно рассмотреть, что делают крестьяне в каждой из них. По словам графа, его крестьяне достигли большого материального благосостояния, и вотчина его приносит прекрасный доход.
В письме к сестре, великой княгине Екатерине Павловне, от 7 июня 1810 г., император не скрывает свой восторг перед прекрасным обустройством аракчеевского имения: «Когда я пишу Вам, это все равно, что я пишу и Георгу, а потому покажите ему эти строки. Я его убедительно прошу, когда он будет проезжать здесь, поехать в сопровождении генерала Аракчеева на дрожках через все деревни, через которые он меня возил, и обратить внимание: 1) на порядок, который царит повсюду; 2) на чистоту; 3) на устройство дорог и пасадку деревьев; 4) на особую симметрию и изящество, которые соблюдены повсюду. Улицы здешних деревень обладают именно той особой чистотой, которую я так желаю для городов: лучшим доказательством того, что мое требование выполнимо, служит то, что оно соблюдено даже здесь, в деревне. Улицы Новгорода, Валдая, Вышнего Волочка, Торжка и Крестцов должны были бы содержаться в таком же виде! И какая чувствительная разница! Я повторяю: здешние деревни служат доказательством того, что это возможно...»
К концу 1809 г. у императора окончательно созрела мысль о военных поселениях. Аракчеев, говорят, сначала не одобрял этой идеи и даже противился ее осуществлению, но затем, желая угодить государю и сообразив, что это может послужить к еще большему упрочению его положения, явился самым горячим ее сторонником. Император повелел Аракчееву приступить к поселению запасного батальона Елецкого пехотного полка в Климовичском повете (позднее переименован в Могилевскую губернию), Бабылецком старостве, жителей которого переселили в Новороссийский край.
Отечественная война и заграничные походы приостановили на несколько лет развитие поселений. Вернувшись из-за границы в 1815 г. с надломленными душевными силами, Александр I с громадной энергией, однако, взялся за военные поселения, как бы считая их своим и Аракчеева личным делом.
Забыта была основная цель — облегчить государству содержание военных сил: Аракчееву был открыт неограниченный кредит, и миллионы широкой волной потекли к нему без всякого контроля, для того только, чтобы менее чем через 20 лет о них не осталось почти никакого воспоминания.
Император, осторожный в решении большинства серьезных государственных дел, не счел необходимым вынести вопрос о военных поселениях на предварительное обсуждение ни в Государственном совете, ни в Комитете министров. Не было составлено регламента, или положения, о военных поселениях, что давало Аракчееву полную свободу действий. Для поселения пехоты была избрана в этот раз Новгородская губерния; сделано это было исключительно для удобства Аракчеева; живя в Грузине, он, как неограниченный повелитель, находился в центре своих главных владений — военных поселений.
5 августа 1815 г. последовал указ на имя новгородского губернатора о размещении 2-го батальона Гренадерского имени графа Аракчеева полка в Высоцкой волости Новгородской губернии, на р. Волхове, по соседству с с. Грузино. Наблюдение за порядком в Высоцкой волости, ранее возлагаемое на земскую полицию, передавалось в ведение батальонного коменданта. 29 августа батальон уже выступил из Петербурга, а через пять дней был на месте и приступил к размещению. При поселении этого и последующих гренадерских батальонов приняли во внимание опыт квартирования Елецкого полка.
Жители волостей, назначенных для укомплектования данного полка, были оставляемы на месте и навсегда зачислялись в военные поселяне с подчинением военному начальству. Дети мужского пола зачислялись в кантонисты, а затем служили для пополнения поселенных войск. Соединение всех поселений одного полка (три волости) назывались округом такого-то полка. Итак, в каждый округ входили поселения одного полка, который делился на три батальона, а эти последние дробились на роты, капральства и взводы.
Вслед за аракчеевским полком последовали и другие гренадерские полки, во главе с полком императора австрийского, короля прусского и наследного принца; все эти полки селились по соседству с Аракчеевской вотчиной, вдоль р. Волхова. Здесь, в Новгородском и Старорусском уездах, вскоре было размещено 14 полков.
В самом округе каждая рота жила отдельно: она имела свою ротную площадь, главным образом для занятий, гауптвахту, общее гумно и риги; офицеры жили тут же, в особых домиках. Все хозяйственные работы производились под надзором и по распоряжениям офицеров, являющихся как бы еще и помощниками. Центром поселения каждого полка являлся его штаб, где находилась квартира полкового командира, больницы, большой манеж, магазины и т. п.; обыкновенно это был прекрасно обустроенный целый городок. Страсть Аракчеева к строительству здесь была удовлетворена вполне.
Поселяемые войска получили от Аракчеева подробные инструкции, регламентирующие условия жизни и службы в поселениях; начальникам было предписано «стараться добрым поведением всех вообще чинов не только предупредить всякие жалобы и неудовольствия своих хозяев, но приобрести их любовь и доверенность». Крестьянам поселений были дарованы многие льготы и выгоды, в числе их: списание многих казенных недоимок, облегчение и даже отмена некоторых денежных и натуральных повинностей, бесплатное пользование медикаментами, учреждение школ для детей, назначение специалистов по разным отраслям хозяйства для поднятия его культуры.
В отношении отбывания военной службы им были дарованы тоже немаловажные выгоды, а именно: они освобождались от общих рекрутских наборов, какая бы в них ни была острая нужда. По выслуге указанных лет каждый военный поселенец, продолжая жить в родном селе, освобождался от несения воинской повинности в каком бы то ни было виде. Содержание детей и подготовку их к военной службе правительство принимало на свое попечение, продовольствие и обмундирование было казенным.
Получается, в сущности говоря, заманчивая картина. Но, тем не менее, крестьяне в военные поселения шли крайне неохотно, ибо по своей натуре не могли мириться с режимом, созданным Аракчеевым.
Вслед за пехотными военными поселениями приступили к устройству таких же поселений и для кавалерии, для этого были избраны губернии Херсонская (Херсонский, Елизаветградский, Александрийский и Ольвиопольский уезды), Екатеринославская (Верхнеднепровский уезд) и Слободско-Украинская (Волчанский, Змиевский, Кугошский, Старобельский и Изюмский уезды).
Аракчеев и в этих поселениях являлся главным и полномочным начальником, но, живя постоянно вдали от них и не считая для себя удобным входить во все подробности их жизни по недостаточности знания кавалерийской службы, Аракчеев во главе этих поселений поставил генерал-лейтенанта графа Витта, штаб которого находился в г. Елизаветграде. На долю Аракчеева выпала огромная работа по водворению войск на места и разграничению деятельности их и крестьян; эта работа усложнялась еще тем, что Аракчеев, не доверяя никому, входил во все сам; надо принять во внимание, что в то же время Аракчеев не упускал и важнейших государственных дел, по-прежнему поступавших на его рассмотрение.
Благодаря громадной энергии, проявленной как императором, так и Аракчеевым в деле создания военных поселений, они быстро и широко развивались.
3 февраля 1821 г. им было присвоено наименование отдельного корпуса военных поселений, а главным начальником корпуса назначен, конечно, граф Аракчеев; штаб его находился в Новгороде; начальником штаба был генерал Клейнмихель, человек чрезвычайно ловкий и умный. Состав штаба был разнообразным: туда входили инженеры, аудиторы, даже офицеры квартирмейстерской службы (Брадке был обер-квартирмейстером корпуса военных поселений).
Что же представлял собой этот вид поселенного войска и в то же время вооруженного народа?
По словам Н. К. Шильдера, отдельный корпус военных поселений, составлявший как бы особое военное государство под управлением графа Аракчеева, в конце 1825 г. состоял из 90 батальонов Новгородского поселения, 36 батальонов и 249 эскадронов Слободско-Украинского, Екатеринославского и Херсонского поселений, что включало в себя уже целую треть русской армии.
Главным занятием поселенных войск по-прежнему оставались фронт и линейные учения; воскресили в этом отношении павловские времена, которые оставили глубокий след в душе Аракчеева. Кроме того, пронырливый Аракчеев, видя увлечение Александра I разводами, приналег и в поселенных войсках на эту часть; надо было воочию доказать императору, что поселенные войска ничуть не уступают действующим во фронтовых занятиях, а по хозяйству, размещению и по дешевизне содержания — так и значительно превосходят их.
Многочасовая маршировка в целях достижения должных выправки и стойки, а затем и линейные учения занимали целый день поселенного солдата; занятия производились не только со строгостью, но даже с жестокостью; зачастую на них присутствовал сам граф и, ежели замечал нерадение, назначал наказание шпицрутенами, а кроме того, и сами начальники, боясь подпасть под гнев Аракчеева или желая угодить ему, не жалели солдат. В этом отношении особенно отличался командир гренадерского имени графа Аракчеева полка, полковник фон Фрикен, пользовавшийся особенной любовью своего шефа и за свирепое мордобойство прозванный в поселениях Федором Кулаковым.
По окончании занятий или же в специально назначенные дни (попеременно) гнали солдат на строительные работы: сооружать штабы, дома для жилья, проводить дороги. Вырубку лесов, расчистку полей, проведение дорог, выделку кирпича и тому подобные работы возлагали на армейские кадровые батальоны. По словам А. К. Гриббе, эти батальоны — несчастные жертвы тогдашнего времени — числом до 50–60, приходили на поселения в апреле, а уходили на зимние квартиры в более или менее отдаленных уездах Новгородской и смежных с нею губерний — в сентябре; но иногда те батальоны, которые не успели выполнить определенных им рабочих уроков, оставляли в наказание и на октябрь.
Наконец, совершенно измученный этими работами, солдат должен был еще и учить своего крестьянина, или его сына-кантониста. Если к этому добавить время на чистку и приведение в порядок своей амуниции, а еще на караульную службу при штабе, то картина его занятости довольно ясная.
Не лучше жилось и крестьянину. Измученному полевой работой военному поселянину вменялись в обязанность фронтовые занятия и маршировка; возвратясь с занятий домой, он не находил и тут успокоения: его заставляли мыть и чистить свою избу и мести улицу. Он должен был ставить в известность начальство чуть ли не о каждом яйце, которое принесет его курица. Женщины не смели родить дома: чувствуя приближение родов, они должны были являться в штаб.
«Заботливость» графа простиралась до того, что он издал «Краткие правила для матерей-крестьянок Грузинской вотчины», касающиеся ухода за новорожденными.
Улучшение нравственности сельского населения также весьма заботило Аракчеева, свидетельством чего явились его «Правила о свадьбах».
В огромном имении Аракчеева постоянно росло число женихов и невест; о них обыкновенно докладывал графу бурмистр. По приказу графа в дом к нему являлись парни и девицы целой толпой и становились парами — жених с выбранной им невестой: Иван — с Матреной, а Сидор — с Пелагеей. Когда все таким образом распределятся, граф приказы вает перейти Пелагее к Ивану, а Матрену отдать Сидору и так прикажет повенчать их. Отсюда в семействах шли раздоры, ссоры и процветал разврат. В довершение всего крестьянин никогда не оставался наедине со своей семьей — во дворе или избе всегда находились поселенные солдаты, что создавало немалый соблазн для женщин.
То, что творил Аракчеев в своей вотчине, стал проделывать он и во всех военных поселениях, считая режим, созданный им в Грузине, идеальным.
Если принять во внимание громадную работу по организации военных поселений, проведенную в сравнительно короткий срок, то невольно поражаешься трудолюбием и энергичностью Аракчеева.
Однако из воспоминаний сотрудников Аракчеева отчетливо видно, в чем состоял секрет той быстроты, с какой Аракчеев осуществлял желания государя. Секрет этот довольно прост. Аракчеев вовсе не считал нужным изыскивать для выполнения той или другой работы наиболее подготовленных людей. Он твердо верил во всемогущество субординации и проповедовал правило, что на службе никто и никогда не может отговариваться незнанием и неумением. Достаточно приказать и взыскать — и любое дело будет сделано.
Беспристрастный и сдержанный в своих суждениях, Брадке в своих «Записках» говорит прямо: «В занятиях по военным поселениям — много шуму, Много мучений, беготни и суеты, а действительной пользы — никакой». В устройстве самих поселений, по отзыву того же автора, «на поверхности был блеск, а внутри уныние и бедствие». На каждом шагу встречались свидетельства бестолковых, непроизводительных затрат и отсутствия заботливости о действительной пользе дела. Слепая вера руководителей во всемогущество приказа постоянно опровергалась действительностью, но они упрямо не желали признавать справедливость жизненных уроков.
Сам выбор местностей для устройства поселений, по словам Брадке, был «роковым». В Новгородской губернии места под поселения были почти сплошь заняты старым, трухлявым лесом с обширными и глубокими болотами. Построили великолепные здания для штабов, провели всюду шоссе, поставили щегольские домики для солдат, но луга и пастбища оказались расположенными далеко за полями, и скот приходил на пастьбу совершенно изнуренным.
Выписали дорогой заграничный скот, когда луга еще не были нарезаны, и начался падеж скотины от голода и непригодности для корма болотных трав. И ко всем таким тяжелым промахам присоединялись тягостность педантичного формализма и бесцельная жестокость в приемах управления. Такова оборотная сторона показной «деловитости» аракчеевского управления военными поселениями. Об этом свидетельствуют воспоминания Мартоса, Маевского и Европеуса.
А вот что пишет генерал Маевский, одним из видных помощников Аракчеева: «Все, что составляет наружность, пленяет глаз до восхищения; все, что составляет внутренность, говорит о беспорядке. Чистота и опрятность есть первая добродетель в этом поселении. Но представьте огромный дом с мезонином, в котором мерзнут люди и пища; представьте сжатое помещение, смешение полов без разделения; представьте, что корова содержится как ружье, а корм в поле получается за 12 верст; представьте, что капитальные леса сожжены, а на строения покупаются новые из Порхова с тягостной доставкой, что для сохранения одного деревца употребляют сажень дров для обставки его клеткою, и тогда получите вы понятие о сей государственной экономии».
При объездах военных поселений Александром I все сияло довольством и благосостоянием. Входя в обеденное время в разные дома, государь у каждого поселенца находил на столе жареного поросенка и гуся. Очевидцы рассказывают, однако, что эти гусь с поросенком быстро были переносимы по задворкам из дома в дом, по мере того, как государь переходил от одного поселенца к другому. Разумеется, прибавляет к этому рассказу очевидец, ни пустых щей, ни избитых спин государю не показывали.
От всех этих несказанных благодеяний народ приходил в «страх» и «онемелость». Подобное признание прорывается даже у самого Аракчеева в его донесениях государю.
Немудрено, что при таких условиях зачастую среди крестьян вспыхивали беспорядки; так, в самом начале возникли беспорядки в Высоцкой волости. Аракчеев не придавал им серьезного значения и обычно доносил государю, что бунтуют буяны, шалуны и люди дурного поведения.
Затем, когда Аракчеев одел детей военных поселенцев, в возрасте от 6 до 18 лет, в военные мундиры, пошли бабьи бунты. Все эти беспорядки вначале ликвидировались довольно быстро и легко, так как в районах поселения войск было в избытке, они с населением далеко еще не сжились, и Аракчеев распоряжался ими неограниченно и решительно. Мало-помалу Аракчеев принялся вводить признаваемые им необходимыми реформы: крестьяне стали ходить на полевые работы в мундирах; начали брить бороды. Правда, они все еще пытались избавиться от аракчеевских благодеяний и посылали депутации к государю, но Александр I, принимая ласково депутацию, прежде всего давал им наставление повиноваться начальству. Ни к чему не привели ходатайства перед императрицей-матерью, перед цесаревичем Константином Павловичем и великим князем Николаем Павловичем.
По словам Мартоса, крестьяне говорили: «Прибавь нам подать, требуй из каждого дома по сыну на службу, отбери у нас все и выведи нас в степь: мы охотнее согласимся, у нас есть руки, мы и там примемся работать и там будем жить счастливо, но не тронь нашей одежды, обычаев отцов наших, не делай всех нас солдатами... Между тем, — продолжает Мартос, — всех жителей одели в солдатские мундиры, дали им летние и зимние панталоны, серые шинели, фуражки, расписали по ротам; во всяком селении взяли гумно, начали их в нем приучать ворочаться налево и направо, ходить в ногу, топтать каблуками, выпрямливаться, носить тесак; даже до такой степени заботились, что в тех гумнах не поленились выстроить печки, дабы поселяне и в зимние дни навещали манеж, маршировали в нем и слушали команду горластого капрала, для их столь особенного счастья».
После всех этих неудачных попыток крестьянам ничего другого не оставалось, как покориться своей печальной участи. 25 марта 1818 г. граф Аракчеев доносил государю, что в военных поселениях все обстоит благополучно, смирно и спокойно. Но на деле было не так: поселенец никогда не мог смириться с ограничением жизненной свободы и стеснением прав собственности; глухое чувство ненависти к тем, кто поставил его в эти условия, стало в нем таиться.
Кто же был виновником? Поселенцы постоянно видели перед собой офицера: он жил среди них, вел фронтовые занятия; он был как бы и их помещиком. Против него и сосредоточилась вся их ненависть; к тому же среди офицеров военных поселений немало оказалось сторонников муштры; старшие поселенные начальники очень недолюбливали всех, кто не разделял их взглядов на военную службу, от таких всячески избавлялись, а на их место выдвигали наиболее ретивых унтер-офицеров. Кровавые события, разразившиеся в июле 1831 г. на берегах Волхова и известные под названием холерных бунтов, явились как бы искупительной жертвой громаднейшей государственной ошибки, допущенной в 1815 г. учреждением военных поселений.
Пользуясь тем, что из каждого поселенного полка два батальона ушли в поход против восставших поляков, придравшись к тому, что лекари и начальники якобы подсыпают в колодцы отраву, крестьяне-поселенцы бесчеловечно замучили нескольких офицеров. Этим военные поселения сами себе подписали приговор, и вскоре император Николай I вынужден был приступить к ликвидации детища Александра I.
Однако нельзя не признать, что Аракчеев заботился об улучшении материального обеспечения военных поселений: были заведены общественные хлебные магазины, положено основание конским заводам; учреждены для детей особые школы кантонистов; построены лесопильные и другие заводы и, наконец, образован специальный фонд военных поселений, достигший в 1826 г. 32 млн рублей.
Впрочем, не слышно было, чтобы в бытность свою главным начальником отдельного корпуса военных поселений он раздавал пособия из этого фонда; он готовил себе памятник для потомства, но заслужил лишь народную молву, что «писать о нем надобно не чернилами, а кровью».
statehistory.ru в ЖЖ: statehistory.livejournal.com
http://statehistory.ru/1311/Arakcheev-i-sozdanie-voennykh-poseleniy/
Свежие комментарии