Хунвейбины.

Хунвейбины. Анархия спущенная сверху."... Первые хунвейбины появились 29 мая. Это были двенадцати-тринадцатилетние ученики средних школ, носившие на рукавах хлопматобумажные красные повязки с желтыми знаками "Хун Вей Бин" (Красные стражи). Их первым делом была атака против университета Цинь-хуа. Вскоре к ним присоединились дети разных возрастов, студенты и, самое важное, члены Молодежного союза КПК, которые, с одобрения Мао, взбунтовались против своего официального руководства, и чьи банды завладели улицами. В начале лета вся система образования замерла, так как преподаватели и учителя в ужасе разбежались (те, кому посчастливилось не быть схваченным и "перевоспитанным"), и воцарился закон Линча, насаждаемый малолетними.

Позже на Западе появилось некоторое непонимание Культурной революции. Она представлялась как бунт интеллектуалов. В действительности все было совсем наоборот. Это была революция неграмотных и полуграмотных против интеллектуалов или, как их еще называли, "очкариков". Это была ксенофобия, направленная против тех, кто "считал, что за границей луна полнее". У хунвейбинов было много общего с Коричневыми рубашками Рема, а у их движения - с кампанией Гитлера против "космополитной цивилизации". Это была самая большая охота на ведьм в истории, и в сравнении с этим послевоенные чистки Жданова в России выглядели почти тривиально.

Однако важно отметить, что этот подъем вандализма привлек определенный тип представителей радикалов в академической среде, и они стали печально известны в течение последующих нескольких лет в Европе и Северной Америке.

Первое "дацзыбао" в Пекине ("афиша с большими буквами"), адресованное университетским властям и полное нападок против них, было расклеено преподавательницей по философии Ние Юан-цу, которая стала “мадам Дефарг” ужасов в университетских городках.

(M-me De Farge – героиня романа Ч.Диккенса “Повесть о двух городах”. Тип безжалостной фанатичной революционерки. Присутствуя на заседаниях Конвента, она составляла список аристократов и других врагов Революции, зашифрованный в стежках ее вязанья.)

На дацзыбао можно было прочесть: "Почему вы так боитесь дацзыбао? Это борьба не на жизнь, а на смерть против Черной банды!"

За одну неделю 10 000 студентов развесили 100 000 дацзыбао "размером с дверь", где иероглифы часто достигали высоты четырех футов [51]. Фразы повторялись: "Вам это так не пройдет... наше терпение исчеркано". Тогда же начались и первые насилия. Беснующися уличные банды отрезали девушкам длинные волосы, рвали юношам брюки, пошитые по заграничной моде. Парикмахерам было запрещено делать прически типа "конский хвост", в ресторанах приказано было готовить более простые меню, в магазинах не продавать косметику, юбки с разрезами, темные очки, шубы и, прочие шикарные товары. Разбивали неоновые рекламы. По улицам жгли огромные костры, на которых уничтожали запрещенные товары, среди: них (как было показано на выставке "конфискованных товаров") находились рулоны шелковой и парчовой ткани, золотые и серебряеык украшения, шахматы, старинные сундуки и шкафы, игральные карты, ночные сорочки, фраки, цилиндры, пластинки с джазом и всевозможные произведения искусства. Хунвейбины позакрывали чайные, кафе, независимые частные театры и все частные рестораны, не разрешали работать сгранствующим музыкантам, акробатам, артистам, запретили свадьбы и похороны, заырещено было также держаться за руки и запускать воздушных змеев. В Пекине были разрушены древние стены, закрыт парк Бей Хан и Национальная галерея изящных искусств. Библиотеки были перевернуты вверх дном и закрыты, а книги сожжены. Но, хотя некоторые библиотеки еще и оставались открытыми, мало кто осмеливался их посещать. Десять лет спустя, Дэн сказал, что во время Культурной революцииа из восьмисот инженеров в Научно-исследовательском институте цветных металлов только четверо отваживались посещать институтскую библиотеку; он сказал еще, что тех из 150-ти тысяч технических кадров Академии наук, кто в то смутное время посещал лабораторию, изобличали как “белых специалистов” [52].

Не было власти, которая могла бы противостоять этим действиям. Когда собственники магазинов и другие пострадавшие прослойки обращались в полицию, им напоминали “Решение ЦК КПК о большой пролетарской культурной революции” (1 августа 1966), которое гласило: "Единственный метод - это самоосвобождение масс... верьте массам, рассчитывайте на них и уважайте их инициативность.... Не бойтесь беспорядков... Пусть массы самообразовываются... Не принимайте никаких мер против университетских студентов, учеников в средних и начальных школах..." [53]. Даже партийных лидеров, пытавшихся обуздать хунвейбинов, водили по улицам в колпаках и с плакатами, какие обычно в наказание носили ленивые ученики. По-видимому, были уволены абсолютно все директора школ.

После того, как движение набрало скорость, насилие стало обыденным, а потом и повсеместным явлением. Лидеры хунвейбинов, вероятно, вышли из самых низких социальных слоев [54]. Некоторые из них были просто уличными карманниками и хулиганами, щеголявшими толстыми кожаными ремнями с медными пряжками. Их дацзыбао призывали: "Сварить его в масле", "Размозжить его собачью голову" и тому подобное. Женщинам и мужчинам, причисленным к "духам и чудовищам", "плохим элементам", и "контрреволюционерам" брили головы. Позднее в каких-то отрывках из "политических дебатов" можно было прочитать: "Конечно, он капиталист. У него есть гарнитур из дивана и двух кресел"[55]. Сотни тысяч частных домов были разбиты и ограблены по этой причине. Но хунвейбины нападали и на государственные учреждения и заставляли чиновников передавать им архивы, угрожая разоблачить их как "орудия ревизионистов". Министерством иностранных дел завладела банда бывшего мелкого чиновника Яо Дэн-шана. Он отозвал всех послов, за исключением одного, понизил их в должности и отправил исполнять мелкие поручения. Его ноты другим государствам были написаны в стиле хунвейбинских дацзыбао и были вежливо возвращены с просьбой, чтобы в дальнейшем все письма подписывались председателем совета министров Чжоу. Но и Чжоу, будучи всегда спокойным центром китайской жизни при всех театральных постановках Мао, теперь, похоже, тоже был в опасности. Хотя хунвейбинам не разрешалось убивать никого из людей верхушки, все-таки многие погибли в тюрьме. Самого Лю оставили умереть (1973 г.) на собственных нечистотах на ледяном полу бетонной камеры [56]. А на более низком уровне смертельные случаи приобретали все более катастрофический характер. Агентство Франс пресс считало (3 февраля 1979 г.), что убито около 400 000 человек - оценка, которая была принята всеми.

Между тем, Цзян Цинь управляла миром культуры и выступала на многолюдных митингах, изобличая капитализм (о котором заявила, что он уничтожил искусство), джаз, рок-н-ролл, стриптиз, импрессионизм, символизм, абстрактное искусство, фовизм, модернизм - "одним словом декадентство и гнусность, которые отравляют и развращают умы людей". Ее речи с трибун были построены на манер шефа тайной полиции Кан Шэна, с которым ее часто видели.

"Хотите изучать коммюнике и шестнадцать пунктов директивы?" - "Да".

"Хотите их изучать снова и снова?"- "Да".

"Хотите, усваивать их старательно?" - "Да"

"Хотите их применять?" - "Да."

"Хотите их использовать, чтобы провести Культурную революцию в вашей школе?"

"Да. Да. Да!" [57]

Во второй половине 1966 года практически все главные культурные организации Китая были подчинены ее армейской организации. Были сведены все старые счеты, некоторые еще с 30-х г.г., в мире театра и кино. Ведущие директора, сценаристы, поэты, актеры и композиторы обвинялись в "раболепии перед иностранцами", в похвалах "второсортным иностранным дьяволам", в "высмеивании Боксеров" (на которых тогда смотрели, как на культурных героев), и в изображении обыкновенных китайцев как "проституток, курильщиков опиума, обманщиков и женщин с семенящей походкой", создавая, таким образом, "комплекс неполноценности у нации".

“Боксеры” - члены тайного антиколониального общества, которые подняли в 1900 г. “Боксерское восстание”

Она дала распоряжение хунвейбинам "искоренить Черную линию", "сорвать маски", уничтожить фильмы, песни и пьесы "линии национального унижения" и "вытащить на белый свет" членов "Черной банды".

Двенадцатого декабря 1966г. многие "враги общества", бывший мэр Пекина и другие ведущие культурные мандарины, включительно и все директора театров и кино, чьи пути когда-либо пересекались с Цзян Цинь, были заставлены маршировать на Стадионе Рабочих перед 10 000 человек, с тяжелыми деревянными плакатами на шеях[58]. Одним из самых страшных аспектов Культурной революции было отношение к женам, которых подвергали более жестоким унижениям, чем их мужей. Десятого апреля 1967 г., например, супругу Лю вытащили перед 300 000 человек в университетском городке Цинь-хуа, одетую в облегающее вечернее платье, в туфлях на высоком каблуке, в английской соломенной шляпке и с бусами из пинг-понговых шариков с нарисованными на них черепами. Толпа скандировала: "Долой рогатых дьяволов и змеиных богов!" [59]

Отряды Цзян Цинь захватили радио и телевизионные станции, газеты и журналы; они отбирали камеры и пленки, переворачивали студии вверх дном в поисках улик, конфисковывали фильмы и выпускали их перередактированными, запрещали доступ к сценариям, суфлерским экземплярам и музыкальным партитурам. Большинство художников не смело подписываться под картинами своими именами, а вместо этого использовали лозунг "Десять тысяч лет жизни председателю Мао" [60]. "Приказываю, - сказала Цзян Цинь, - с молотом в руках атаковать все старые правила". Она посещала репетиции Центрального филармонического оркестра и прерывала их, принуждая главного дирижера Ли Те-луна яростно вопить: "Вы бьете меня молотом!" Она заставляла композиторов писать произведения, которые сначала пускались в "массы", а потом переделывались с учетом их реакции. Она жаловалась, что должна "бить их молотом", чтобы заставить подчиниться и преодолеть "иностранное влияние" [61]. Кое-кто из ее последователей воспринял ее слова буквально и размозжил руки одному пианисту, учившемуся на Западе. Молоты, кулаки, удары и бой были знаками революционного искусства. Занявшись балетом, Цзян Цинь запретила держать пальцы рук в "форме орхидеи", а также открытые кверху ладони, отдавая предпочтение кулакам и резким движениям, подчеркнуто изображающим "ненависть к классу землевладельцев" и "решимость отомстить" [62].

Запретив в 1966 г. практически все формы артистических проявлений, Цзян Цинь отчаянно пыталась заполнить пустоту. Написанных произведений было немного: две оркестровые пьесы, концерт для фортепиано "Желтая река" и симфония Ша Чиа-пин, четыре оперы и два балета - все восемь были названы ян-пан хси или "образцовым репертуаром" по аналогии с образцовыми фермами. Была также одна скульптурная серия, названная “Двор сборщиков арендной платы”, и несколько картин, самая известная из которых - портрет Мао в синей робе, изучающего условия труда в шахте в начале 20-х годов. Она была "композирована" коллективом пекинских студентов, а фактически нарисована сыном "бедных крестьян". Фильмов снимали мало, из-за "саботажа" (жаловалась она позже); ее актерам и актрисам давали "плохие гримерные", не давали теплой еды, а на ее сценах и съемочных площадках часто отключали электричество [63].

Вслед за упоением 1966 года, когда Мао переплыл реку и культ его личности достиг своего апогея, Китай стал сползать к гражданской войне. Пятого февраля 1967 г. приспешнихи Мао в Шанхае основали "коммуну" - знак, что он еще вздыхает по политике “Большого скачка”. В основе коммуны стояли докеры, в частности 2 500 воинственных рабочих Пятой погрузо-разгрузочной зоны, которые за один день (в июне 1966 г.) написали и развесили 10 000 дацзыбао. 532 рабочих этой зоны отказались вступить в коммуну. Против них были написаны дацзыбао, и в наказание их заставили надеть высокие колпаки и носить позорные дацзыбао с мистериозными надписями "Деревня из четырех семейств" и "Антипартийная клика". Дома их были разграблены, а самих приговорили к "символической" смерти, которая легко могла превратиться в настоящую [64]. Предназначением Шанхайской коммуны было дать сигнал к основанию других коммун в Китае. Но рабочие не откликнулись на это. В действительности они часто оказывали сопротивление нападениям хунвейбинов на их фабрики. Даже в Шанхае городские власти организовывали "Алые дружины" против хунвейбинов. Обе стороны имели большое количество громкоговорителей, из которых с утра до вечера неслись оглушительные боевые лозунги: "Февральское взятие власти незаконно", "Приветствуем февральское взятие власти". Совершались похищения, истязания и побоища с применением велосипедных цепей и кастетов, "войска" перебрасывались из одного конца города в другой.

В университетах формировались частные армии. "Батальон Чин-каншан" из университета Цинь-хуа, "элитная группа" крайне левых вели постоянные сражения против "духов и чудовищ", используя бамбуковые копья, самодельное оружие и бронированные машины. Были и другие подразделения: Пять-Один-Шесть, коммуна Новая Пейта, коммуна института по геологии "Алеет восток" и фракция "Небо" из Института по аэронавтике. Им подражали на фабриках и в неуниверситетских городах. С отходом Китая назад к организованным военным действиям банд и военной диктатуре начало развиваться нечто похожее на феодальную анархию. В июле 1967 г. в Вухане произошел так называемый "бунт". В действительности это было крупномасштабное сражение между рабочими-хунвейбинами и консервативной группой рабочих, известной под названием "Миллион героев". Командир местной армейской части встал на сторону "Героев". Для восстановления мира был послан Чжоу Энь-лай. К счастью ему удалось бежать и спасти себе жизнь. Двух его сопровождавших поймали и пытали. В результате Цзян Цинь выдвинула лозунг "Обижай с умом, а защищай силой" и раздала хунвейбинам большое количество оружия [65].

Насилие достигло своего апогея к концу лета 1967 г. Как обычно, в такой момент Мао обеспокоился тем, что натворил, и одновременно тяготился бесконечной неразберихой. Вероятно, он сказал Цзян Цинь прекратить все это. И в сентябре она объявила, что насилие должно быть лишь словесным, а пулеметы нужно использовать только тогда, когда это "абсолютно необходимо". Те, кто не подчинились, были обвинены в том, что "держат крепость в горах". Атаки против британского посольства и его персонала были делом "ультралевых, подстрекаемых кликой Шестнадцатого мая" [66]. Мао тоже взялся за дело. "Ситуация развилась быстрее, чем я ожидал, - сказал он перед Центральным комитетом. - Я не буду в обиде, если Вы на меня пожалуетесь". Он досадовал, что министр иностранных дел Чэнь И похудел на 12 кг в результате допросов хунвейбинов: "Я не могу показать его иностранным гостям в таком состоянии". "Молодым поджигателям" и "дьяволятам" велел вернуться в школы. Разогнал Шанхайскую коммуну. "Сейчас Китай похож на страну, разделенную на восемьсот княжеств", - жаловался он [67].

Откат

Осенью 1967 г. Мао перестал официально поддерживать Культурную революцию, по крайней мере, ее наиболее активную часть – хунвейбинов и использовал Китайскую народно-освободительную армию (КНОА), чтобы восстановить порядок и подчинить группы, которые он теперь изобличал, как "некомпетентные" и "политически незрелые". Использование силы он оправдал замечанием: "Солдаты - это просто рабочие и крестьяне, одетые в униформу". В некоторых местах бои продолжались и в 1968 г., но уже с меньшей силой. Летом в доме Мао, расположенном около Южно-Центрального озера, состоялся любопытный "диалог на заре" с лидерами хунвейбинов:

"До сих пор я никогда не делал магнитофонных записей, но сегодня записываю. В противном случае, уйдя отсюда, вы истолкуете сказанное мною так, как вам хочется... Слишком много людей было арестовано по моему кивку.

Министр внутренних дел: "Я виноват в излишних арестах".

Мао: "Не пытайтесь прикрывать меня или извинять мои собственные ошибки"

Чан Бо-да (левый теоретик): "Следуйте только учению Председателя"

Мао (раздраженно): "Не говорите мне об учениях!"

Позднее он начал угрожать, что если хунвейбины будут драться с армией, убивать людей, "разрушать транспортные средства" или "жечь костры", они будут "уничтожены". Но ему не хотелось совсем отказываться от анархизма: "Пускай студенты еще десять лет борются. Земля продолжит вращаться. Небо не упадет". Несмотря на это, пятеро главарей хунвейбинов вскоре были высланы работать на свиноферме в глубокой провинции [68]. Драма закончилась..."

Из книги Пола Джонсона
“Современность – мир с 20-х до 90-х годов”.
http://www.geocities.com/israpart/Jones/                 http://lepestriny.livejournal.com/266724.html