С крушением империи Наполеона в 1815 г. в моде кончается делая эпоха. Стиль ампир был последним официальным государственным стилем Европы, продиктованным верховной властью. После 1815 г. в мужском костюме основное внимание уделяется совершенству покроя. Создается тип идеально одетого мужчины — денди, образцом которого был Джордж Брайан Брэммель.
Карьера в общепринятом смысле не прельщала денди. Их путь к вершинам славы был особым. При этом они оказывались в еще большей зависимости от общества.
По словам лорда Байрона, денди не существует вне особой тонкой оригинальности, он на все накладывает свою печать, денди не может не питать ненависти к мундиру. Но презрение к службе могли позволить себе лишь денди-аристократы, чье социальное и финансовое положение позволяло вести свободный образ и жизни бросать вызов обществу. Дендизм — это дерзость, черпающая силу в себе самой, дерзость, возникшая из внутреннего дискомфорта. Но там, где богатые аристократы находили свободу, обыкновенные дворяне и молодые буржуа приобретали еще большую зависимость от новых моральных правил общественной жизни и диктата моды. Молодой человек, желающий сделать карьеру, был обязан завоевать великосветские салоны Лондона, а для этого следовало стать денди.
В России увлечение дендизмом начинается с внешнего подражания манере поведения и составления костюма. Между тем дендизм не состоит в искусстве завязывать галстук. Некоторые денди даже никогда его не носили, к примеру лорд Байрон. «Обезьянство не есть подобие. Можно усвоить чужой вид или позу, как воруют фасон фрака; но играть комедию утомительно, а носить маску — мучение даже для человека с характером <...>. Скука, которую они испытывают и исполняют, придает им только ложный отблеск дендизма».
Денди — это не ходячий фрак; только особая манера носить его создаст дэндизм. Можно и в помятой одежде оставаться денди, но при чувстве врожденного благородства; денди был лорд Спенсер, во фраке которого оставалась единственная фалда. Правда, он ее отрезал и таким образом создал покрой, носящий с тех пор его имя. «Дендизм — это вся манера жить, а живут ведь не одной только материально видимой стороной».
В России задолго до появления английского дендизма существовали давние традиции своеобразного английского щегольства. Отличие его от английского дендизма содержится в самом различии отношения к военной службе в России и Англии.
В отличие от большинства европейских государств, карьера военного в Англии не считалась почетной. Едва ли не самым слабым местом английской армии были командные кадры. Лучшие представители британской аристократии в армию практически не шли. Все чины, вплоть до полковничьих, можно было приобрести за 500 — 3000 фунтов (в гвардии — дороже). Отпрыски дворянских семей приносили в армию дух кастовости, в английской армии было немыслимо отличившемуся унтер-офицеру или рядовому получить офицерское звание.
Пиренейская война 1809 — 1814 гг. вернула славу и престиж английской армии. Командующий герцог Веллингтон возродил ее традиции, лучшие из которых основывались на «аристократических ценностях». Джентльменство офицеров имело свои минусы. Так, генерал сэр Стэплтон Коттон занимал со своим штабом, кухней и прочим столько места на постое, сколько целый драгунский полк. Багаж генерала Грэхема перевозили сорок мулов.
Британские офицеры были желанными гостями на балах, в светских салонах, но, если командующий узнавал о возникновении проблем с прекрасным полом, наказание следовало незамедлительно. Особой честью для офицеров было попасть на обед или ужин, который давал по случаю какой-либо важной даты в истории полка Веллингтон.
Герцогу Веллингтону по праву принадлежит честь возрождения славы британской армии в период Пиренейской кампании 1809 — 1814 гг. Благодаря командующему в армии «появился новый дух». Веллингтон верил в сильные черты британского характера: храбрость, хладнокровие, нежелание признать себя побежденным. Англичане — заядлые спортсмены.
Одна из главных причин побед французской армии — в особом моральном состоянии. В армии Наполеона и мальчишка-барабанщик верил, что может стать маршалом. Всеобщая воинская обязанность, отсутствие сословных преград, реальная возможность сделать карьеру, патриотизм легли в основу «elan'а» (порыва, вдохновения) французской армии. Французская армия основывалась на республиканских ценностях, английская возрождалась на аристократических началах.
Русское военное искусство самобытно. Русская армия отличалась от европейских и своим внешним видом, и устройством, и обучением, и моральным воспитанием, и стратегией, и тактикой. Суворовская «Наука побеждать», своеобразный катехизис, которого не имела ни одна армия в мире, в своей основе отражала дух русской православной культуры. Сущность русской национальной военной доктрины — преобладание духа над материей. В ее основе была национальная и религиозная гордость: «Мы русские — с нами Бог!»
«Ни в каких «поправках на современные условия» бессмертная «Наука побеждать» не нуждается. Бессмертие гения, все равно, будь это гений военный, литературный либо художественный, именно в том и заключается, что творчество его всегда «современно». Его надо лишь осознать, постигнуть дух гения. «Наука побеждать» писана не просто для военных, а для чудо-богатырей, все равно, будут ли эти чудо-богатыри иметь кремневые ружья или усовершенствованные пулеметы».
В 1763 г. Суворов принял в командование Суздальский полк. Название этой воинской части Суворов увековечил, создав свою первую работу об организации службы и воинского обучения «Суздальское (полковое) учреждение». Центральное место в ней занимали описания строевых «экзерциций». Но не умолчал в своей работе командир и о внешнем виде пехотинцев. Например, уход за прической контролировался так же строго, как и уход за оружием. При проверках в солдатском ранце должны были находиться: гребень, вакс-помада, мешочек с пудрой из муки весом не более 100 граммов.
В тридцать четыре года Суворов решился «быть единственным, ни на кого не походить: отличался от всех своими странностями, приказами; <...> забавлял и колол; не боялся простирать, иногда, слишком далеко своих шуток, ибо они обратились для него в привычку, удивляли каждого оригинальностию, переливались в сердца солдат, которые говорили о нем с восторгом в лагере и на квартирах, любили его язык и неустрашимость, были веселы, когда находились с ним».
Не только поведение, но и наряд Суворова отличался от общепринятого. Есть сведения, что под Измаил Суворов приехал в епанче, куртке, каске. Летом на учениях в лагерях он обычно носил белую рубашку, узкие полотняные штаны, высокие ботфорты. Зато на офицерский обед мог приехать и в другой одежде. «Мундир на нем был генерал-аншефский того времени, легкоконный, т.е. темно-синий с красным воротником и отворотами, богато расшитый серебром, нараспашку, с тремя звездами, — вспоминал Денис Давыдов, видевший полководца в детстве. — По белому летнему жилету лежала лента Георгия первого класса; более орденов не было. Летнее белое, довольно узкое исподнее платье и сапоги, доходившие до половины колена, вроде легких ботфорт...»
Граф Сегюр считал, что Суворов прикрывал блестящие достоинства странностями, желая избавить себя от преследования завистников.
Потемкин говорил о нем: «Суворова никто не пересуворит».
Нельсон писал Суворову: «Нет в Европе человека, любящаго вас так, как я, не за одни великие подвиги, но и за презрение к богатству. Горжусь тем, что, по уверению видавшаго вас в продолжение многих лет, имею сходство с вами ростом, видом и ухватками».
Для русской военной молодежи Суворов был образцом для подражания во всех областях деятельности. Суворов окончательно утверждает в русской армии своеобразное «армейское шутовство». Но эксцентричность поведения не умаляет чести офицера, если она не затрагивает репутации полка. «Полк был тоже дом, и дом неизменно милый и дорогой, как дом родительский», — писал Л.Н. Толстой.
Это правило было незыблемым для учеников суворовской школы, одним из лучших представителей которой был М.А. Милорадович. О бое при Борго-Франко Суворов писал: «Юный Милорадович схватил знамя, ринулся вперед, а за ним богатыри». Блестящее участие в Итальянском походе и в переходе через Сен-Готард принесло молодому генералу ряд отличий; некоторые из современников считали его «героем нашего времени <...> представителем нашей славы».
После сражения под Можайском и до декабря 1812 г. во всех военных действиях неразлучным спутником графа Милорадовича был начальник его штаба Я.А. Потемкин. Благодаря его мужеству и распорядительности под Кульмом у Гелленберга была спасена гвардейская артиллерия. По словам русского военного историка А.И. Михайловского-Данилевского, он «принадлежал к числу образованнейших людей своего времени; он был добр и любезен, любил роскошь и щегольство; быв душою общества, он был обожаем и предводимыми им войсками».
Щеголем был и граф А.П. Тормасов, который за разгром саксонского корпуса Ренье при Кобрине получил орден Святого Георгия 2-го класса. Ценя его способности как военного администратора, Кутузов поручил ему «управление армией в самое трудное и тревожное время...».
Генерал от инфантерии А.Н. Бахметев, начальник пехотной дивизии, участвовал в Бородинской битве, 26-я пехотная дивизия под его командованием во время Бородинского сражения была выдвинута в первую линию на место уничтоженного корпуса Н.Н. Раевского. Здесь неприятельское ядро оторвало ногу герою, военная служба его в строю закончилась. За Бородино Бахметев был произведен в генерал-лейтенанты. По словам современников, Бахметев был «высокого роста и в молодости красавец; образованный, приветливый, кроткий и веселого нрава; в боях являлся он распорядителем хладнокровным». До раны под Бородином «всегда одет был щеголем».
Красота мундиров составляла важный элемент не только военных, но и светских церемоний, чей блеск во многом определяла гвардия, популярность которой выросла после Отечественной войны 1812 г.
Принадлежность к элите русской армии не зависела от высокого чина или участия в громких боевых операциях. Прежде всего имелось в виду нравственное влияние личности, сила ее морального воздействия на окружающих. Мнение таких людей ценилось в обществе очень высоко, на них равнялись. К их числу принадлежал и М.С. Воронцов, о котором Ф.Ф.Вигель говорил, что он и А.П. Ермолов были кумирами русской армии. В свою очередь, замечательный российский дипломат А.П. Бутенев отмечал в своих воспоминаниях, что к моменту начала Отечественной войны 1812 г. особенной любовью пользовались в армии два молодых дивизионных генерала — М.С. Воронцов и И.Ф. Паскевич. Такому отношению способствовали полученное Воронцовым воспитание и образование, нравственные принципы, заложенные в мировоззрении, основной смысл которого заключен в словах М.И.Платова: «Мы должны показать врагам, что помышляем не о жизни, но о чести и славе России».
Основное отличие английского дендизма от русского щегольства заключалось в нравственном содержании, которое скрывалось за схожими внешними проявлениями.
Таким образом, в России задолго до появления дендизма на протяжении XVIII, XIX и начала XX в. существовали самобытные традиции русского военного щегольства. Его основным отличием от английского дендизма было само отношение к службе. Для Воронцова и его друзей честное выполнение служебных обязанностей являлось основой мировоззрения, единственной возможностью доказать свою любовь к Родине.
Герои 1812 г. — это последние русские военные щеголи, за внешней экстравагантностью которых не было протеста, желания бросить вызов общественной морали. Если на поле боя полки гордились своей доблестью, то в мирное время соперничество проявлялось на парадах, скачках, бальном паркете.
В 1812 г. император Александр Павлович, встретив одетого не по форме А.Е.Розена, лишь погрозил ему пальцем. Не только некоторые офицеры-щеголи, но и генералы граф A.M. Милорадович и А.Я. Потемкин носили «зеленые перчатки и шляпу с полями».
В гусарском быту было принято носить несколько потрепанную фуражку. В то время как весь костюм гусара блестел и казался впервые надетым, фуражка с помятой тульей производила впечатление «боевой», ношенной годами.
С одеждой были тесно связаны и нормы поведения. Офицер в театре во время антракта не мог сидеть, если в зале присутствовало лицо выше чином. Офицер не мог занимать места в верхних ярусах театра и даже в партере не мог сидеть дальше определенного ряда. Регламентации подвергалось и ношение оружия. В некоторых случаях оно снималось вовсе, например, на балу во время танцев. В то же время для многих офицеров серьезное увлечение новыми политическими идеями начиналось с подражания внешним формам. В пушкинском «Романе в письмах» Владимир пишет другу: «Твои умозрительные и важные рассуждения принадлежат к 1818 году. В то время строгость правил и политическая экономия были в моде. Мы являлись на балы, не снимая шпаг, — нам было неприятно танцевать и некогда заниматься дамами. Честь имею донести тебе, теперь это все переменилось. Французский кадриль заменил Адама Смита, всякий волочится и веселится как умеет. Я следую духу времени; но ты неподвижен, ты ci-devant un homme. Стереотип. Охота тебе сиднем сидеть одному на скамеечке оппозиционной стороны».
У деятелей тайной организации «Союз благоденствия» «витийство на балах» было одним из правил общества. Если верить Пушкину, то заговор декабристов возник из дружеских споров «между лафитом и клико».
На балах многие денди демонстрировали свои убеждения поведением и особыми деталями костюма — томный вид, презрительный взгляд на дам сквозь лорнет, небрежный локон на лбу. Денди умел соединять фамильярность речей и манер с почтительностью.
Благосклонность — чувство, незнакомое для денди. Они заставляли себя ненавидеть, чтобы затем заставить себя полюбить. Служба для денди — непосильная ноша, лучше скитаться по миру в поисках приключений. Многие из героев Александра Сергеевича — денди: Онегин, Чарский, Дубровский. Денди был и один из ближайших его друзей, П.Я.Чаадаев, детство и юность которого протекли в доме его опекуна, образованного вельможи графа Н.П. Толстого. Иностранцев-гувернеров сменяли лучшие московские профессора, которых Чаадаев слушал потом в университете. В августе 1812 г. Чаадаев принял боевое крещение в Бородинском бою, в сентябре перевелся в гусарский Ахтырский полк и участвовал в целом ряде сражений. 21 февраля 1821 г., к удивлению многих, Петр Яковлевич вышел в отставку. Службу оставляет блестящий адъютант, светский джентльмен, друг Пушкина, которого поэт в 1818 г. призывал «Отчизне посвятить души прекрасные порывы». Чаадаев решил покинуть Россию и во Франции, Швейцарии, Италии, Германии приобрел обширные знания в области философии, истории. Безупречное щегольство Чаадаева вошло в поговорку, но после разгрома декабрьского восстания им овладела хандра. Душевный кризис Чаадаева миновал к началу 30-х гг. Живя в Москве, он блистал в Английском клубе и салонах. Но главным делом его стали «Философические письма», приведшие к резкому разногласию с властью, объявившей его сумасшедшим.
После 1825 г. власть не могла снисходительно наблюдать за эксцентричными выходками гвардейских офицеров. Подобное поведение декабристов носило знаковый характер протеста. В то же время мундир, «застегнутый на все пуговицы» — выражение верпоподданничества.
Носить громкую старинную фамилию и обладать средствами было еще недостаточно, чтобы поступить в один из «рафинированных» полков. Туда мог попасть только безупречно воспитанный молодой человек, о репутации которого тщательно собирались сведения, а кавалергарды в некоторых случаях проверяли несколько поколений бабушек и прабабушек претендента: «Не затесалась ли среди них какая-нибудь мадам, не подходящая по своему происхождению и тем самым портящая родословную. Ведь она могла бы передать по наследству плебейские черты своему потомству». Никакие протекции не могли нарушить эти правила. При представлении в эти полки были случаи отказа сыновьям министров и высших сановников. «Гвардия давала положение в свете. В смысле карьеры там были лучшие перспективы. Главное же, в гвардию принимали людей с разбором и исключительно дворян. Гвардейский офицер считался воспитанным человеком в светском смысле слова».
Каждый полк отмечал свой полковой праздник. Лейб-гвардии кирасирский ее величества полк его праздновал в Николин день — 9 мая, так как полковая церковь была в честь Николая Чудотворца, покровителя синих кирасир на небесах. На праздник обычно съезжались чуть ли не все бывшие полковые командиры, офицеры, служившие в полку в свое время. Они прибывали во фраках и цилиндрах, а некоторые — в камергерских мундирах. Приглашались почетные гости — великие князья, генералы, высшее гвардейское начальство.
Утром на площади перед императорским дворцом в Гатчине выстраивался в пешем строю весь полк в летней форме, имея на правом фланге трубачей, а на левом — команду и полковую школу кантонистов, маленьких детей, одетых в кирасирскую форму. Для почетных гостей и полковых дам на площади отводилось особое место, убранное коврами, при этом всем дамам вручались большие букеты роз, перевитые белыми и синими лентами (цвета полка). Затем следовал молебен. После молебна и здравиц за царя, царицу, наследника полк следовал церемониальным маршем, по окончании которого эскадроны расходились по казармам в ожидании обеда. Завершался праздник концертом в Манеже и ужином.
Настоящей сенсацией был приезд на один из таких праздников в начале XX в. кирасирского солдата, служившего в полку в 50-х гг. XIX в. Старый воин явился в форме своего времени, которую хранил несколько десятилетий. «С трогательной наивностью и простотой дедушка объяснил нам, что в его родном селе (где-то под Воронежем) молодежь смеется над ним и проходу не дает на Пасху за то, что он одевается в такой обветшалый мундир, в котором в великий праздник стыдно войти в церковь Божию. Задетый за живое насмешками, самолюбивый старикан предпринял целое путешествие и прибыл к нам на полковой праздник почтить Николу Чудотворца, а заодно и похлопотать, чтобы ему выдали новый мундир».
На параде старик замыкал церемониальный марш, вышагивая за школой кантонистов. «Целую неделю гостил он после праздника в полку, где его всячески ублажали. На родину свою уехал он от нас с новым блестящим мундиром, рейтузами и сапогами и со щедрыми подарками от офицеров. Воображаю, какой фуpop произвел он в родном селе, когда туда вернулся!» — вспоминал князь B.C. Трубецкой.
Уезжая из столичных городов на службу в провинцию, офицеры стремились сохранить традиции полковых праздников — именин полка. К этому дню старательно готовились, он становился событием и для многих горожан, так или иначе связанных с полком.
В мирное время Б-ский пехотный полк много лет квартировал в У. — небольшом уездном городке Киевской губернии. Достатки армейского офицера были невелики, но к именинам полка редкая дама не делала себе нового платья. На устройство праздника отпускалась из казны небольшая сумма. Главную часть расходов офицеры принимали на себя, для чего в течение года удерживали ежемесячно из жалованья ту сумму, которую устанавливали сами офицеры. Каждый праздник разрабатывался с особой тщательностью. К примеру, каждой даме при выходе дарили цветы, выписанные к этому времени из Ниццы. Современники отмечали, что на именинах полка царило веселье, но ни одного пьяного, ни одной непристойности нельзя было встретить не только в среде офицеров, но и солдат. За внешней изысканностью скрывалось глубокое содержание — понятие о чести русского солдата.
Форма военных, будучи единой по структуре, крайне разнообразна в своих деталях, знаках отличия одних частей от других. Форма парадная, служебная на официальных приемах, концертах, балах варьировалась, причем наличие деталей в официальном костюме в зависимости от разных случаев строго регламентировалось.
В российской армии большое значение всегда придавали внешнему виду и единообразию формы одежды в рамках отдельной воинской части. Каждый полк имел определенный, установленный для него цвет мундира, а в кавалерии, кроме того, единую масть лошадей. В драгунских частях преимущество отдавали коням рыжей масти, в уланских — гнедой, в гусарских четных полках — серой, а в нечетных — вороной масти.
Подбор по внешнему виду существовал и для солдат в гвардейских полках, особенно в тех, где шефами полков были лица императорской фамилии. «Известный военный историк В.В. Звегинцов в книге «Форма русской армии 1914 года» приводит таблицу существовавшего тогда в гвардейских частях подбора солдат по внешнему виду: «Подбор по полкам производился следующим образом: в лейб-гвардии Преображенском — высокие блондины, в 5-й роте — с бородой; лейб-гвардии Семеновском — высокие шатены без бороды; лейб-гвардии Измайловском — брюнеты, в роте Его Величества — с бородой; лейб-гвардии Кирасирском Его Величества — высокие, рыжие, длинноносые; лейб-гвардии Кирасирском Ее Величества Государыни Императрицы Марии Федоровны — высокие, смуглые брюнеты; лейб-гвардии Кавалергардском — высокие, голубоглазые, без бороды и т.д.».
Форма одежды в российских войсках рассматривалась и утверждалась императором, как правило, для каждого полка в отдельности. При формировании частей или отдельных команд наряду с общими организационными вопросами готовились и предложения по форме одежды. Технический комитет военного ведомства разрабатывал для них образцы головных уборов, одежды, обуви и снаряжения, определял цвет отделки и металлических деталей, подготавливал эскизы-рисунки для представления их на утверждение императору. Иногда на утверждение царю представлялись рисунки даже отдельных предметов форменной одежды. При царском одобрении формы на рисунке ставилась подпись военного министра и дата о высочайшем ее утверждении.
На мирное время для генералов и офицеров было установлено четыре формы: парадная, обыкновенная, служебная и повседневная; каждая из них подразделялась еще на форму одежды для строя и форму одежды вне строя.
Парадную форму надевали в высокоторжественные дни: восшествия на престол государя императора, коронования, рождения и тезоименитства их величества и наследника цесаревича; в торжественные дни (Нового года, дня Святой Пасхи и первого дня Рождества Христова): на церковных парадах и богослужениях (у Светлой заутрени), на дежурстве при императоре, во внутренних караулах во дворцах их величества, при принесении поздравлений начальствующим лицам, на официальных собраниях, обедах, балах и концертах. При парадной вне строя форме одежды у офицеров отсутствовал револьвер; в кавалерии, кроме того, вместо шаровар и сапог с высокими голенищами носили чакчиры с низкими сапогами.
Обыкновенная форма одежды была разновидностью парадной, только несколько демократичнее и употреблялась в менее торжественных случаях, в том числе: при появлении во дворцах их величеств и особ императорской фамилии в столицах; при несении караулов во дворцах, на церковных парадах в воскресные и праздничные дни; на официальных собраниях, обедах и балах, концертах и маскарадах. Вне строя вместо укороченных шаровар и высоких сапог надевались длинные шаровары навыпуск и низкие сапоги, шарф и револьвер отсутствовали. На парадной форме офицеры носили эполеты, а на обыкновенной — погоны.
Для гвардейских офицеров была установлена бальная форма одежды (парадная и обыкновенная). Ношение парадной бальной формы предусматривалось на балах больших и концертных; в императорских театрах и дворянских собраниях (в Санкт-Петербурге и в Москве), в дни восшествия на престол государя императора, коронования, рождения и тезоименитства их величеств и наследника цесаревича; на официальных обедах и балах; на приемах иностранных послов и посланников; во время брачных церемоний, если офицер выступал в качестве шафера или посаженого отца.
Обыкновенную бальную форму одежды надевали на эрмитажных спектаклях и балах, а также на балах у высочайших особ. Ношение бальной формы незначительно отличалось от общепринятых правил ношения парадной и обыкновенной формы одежды. Офицеры гвардейской пехоты, гвардейских стрелковых полков и гвардейской пешей артиллерии при парадной бальной форме должны были носить мундир без лацканов, а гвардейцы лейб-гвардии конно-гренадерского, драгунского и уланского полков, а также конно-артиллерийской бригады надевали мундир с лацканами. Кавалергарды красовались в красных колетах, гусары — в надетом в рукава ментике. На мундирах и колетах даже при обыкновенной форме одежды были эполеты (кроме гвардейской пехоты, стрелковых полков и пешей артиллерии, где при обыкновенной бальной форме носили погоны). Офицеры гвардейской пехоты, гвардейских стрелковых полков и гвардейской пешей артиллерии при бальной форме надевали навыпуск шаровары
. Ношение остальных предметов обмундирования при бальной форме соответствовало основным правилам о форме одежды генералов, штаб- и обер-офицеров.
В привилегированном положении находились гвардейские кирасирские полки. Яркость одежды подчеркивала их аристократизм и выделяла из общей воинской массы. В гвардии состояло четыре кирасирских полка, шефами которых были члены императорской семьи; эти полки несли службу в столице и загородных царских резиденциях. Это кавалергардский полк императрицы Марии Федоровны, лейб-гвардии конный полк, лейб-гвардии кирасирский его величества полк и лейб-гвардии кирасирский полк императрицы Марии Федоровны. Последние два полка размещались в Царском Селе и Гатчине, поэтому их иногда называли соответственно Царскосельским и Гатчинским кирасирскими полками. Кирасиры в кавалергардском и конном полках кроме парадной и обыкновенной имели еще и придворную (выходную) форму одежды.
Во время торжественных выходов император появлялся обыкновенно в форме того полка, праздник которого совпадал с днем выхода или который нес в этот день караульную службу во дворце. Иногда последний император Николай Александрович предпочитал надеть мундир Преображенского или лейб-гусарского полка, где проходил военную службу. Военные чины на выходы являлись в светской форме, а не в форме полков, в которых числились.
В дни выходов офицеры, назначенные во внутренний караул, надевали особую форму: так, офицеры лейб-гвардии конного полка сверх белого мундира надевали супервест (род жилета из красного сукна, заменявший в пешем строю кирасу), на груди и на спине которого имелось по большому двуглавому орлу (у кавалергардов — Андреевская звезда). Вместо рейтуз полагались лосины, то есть штаны из белой лосиной кожи, на которых не должно быть ни одной складки.
Облачаться в эту форму было нелегко. Лосины слегка намачивали, посыпали внутри мыльным порошком, после чего два молодца буквально «втряхивали» офицера в лосины; они прекрасно облегали ногу, но в них было весьма непросто находиться 24 часа подряд. В царствование Александра III супервесты и лосины остались только для выходных караулов и балов в Николаевском зале.
Офицеры находились в карауле бессменно сутки. Разрешалось снять одну крагу (перчатка с жесткими отворотами) и расстегнуть чешуйку от каски. Сидеть разрешалось только на особом, предназначенном для караульного офицера кресле.
В России всегда относились с любовью к военному мундиру. В его атрибутике отражались доблесть и честь русской армии. Военная форма считалась самой привлекательной одеждой, и кто имел право ее ношения, носил ее постоянно, в том числе в театре, на балу, на свадьбе.
При императоре Александре III реформы по упрощению военной одежды за счет ухудшения внешнего вида, особенно парадной и повседневной формы, привели к неожиданным результатам. «Офицеры, уходя в запас или отставку, имели право по закону носить тот военный мундир, который был на нем ко дню ухода. Пользуясь этим, некоторые офицеры стали покидать службу в армии, чтобы уйти в запас или отставку в прежнем мундире». Впоследствии при императоре Николае Александровиче мундиры вновь стали красивыми и привлекательными.
На придворные балы офицеры обыкновенно не получали приглашений. Полку сообщалось, что следует прислать определенное число танцоров (в начале столетия для конной гвардии это число равнялось пятнадцати). Командир полка назначал кандидатов по своему усмотрению. Пребывание на придворном балу считалось выполнением служебных обязанностей, а не развлечением. Запрещалось держаться группой в одном месте, следовало танцевать и занимать дам. «Приглашенные поднимаются по мраморной лестнице, затянутой мягким ковром. Белые и ярко-красные мундиры, каски с золотыми и серебряными орлами; чудесные национальные костюмы приглашенных валерцев; расшитый золотом кунтуш князя Велепольского, маркиза Гонзаго Мышковского; бешметы кавказских князей, у которых чувяки делались на мягкой подошве, так что танцевали эти горные красавцы совсем бесшумно; белые ментики с бобровой опушкой; придворные мундиры с короткими панталонами и белыми шелковыми чулками...» вспоминал о начале одного из придворных балов последнего царствования генерал А.А. Мосолов. Военный костюм гармонично вписывался в пышную обстановку парадных дворцовых зал. Он являлся важной составляющей светских церемониалов.
Увлечение английской модой и английскими лошадьми еще не означает приверженности английскому стилю денди. За внешне схожими чертами поведения денди и русских военных щеголей начала XIX в. стоят разные нравственные принципы, и прежде всего — различные понятия о долге и месте человека в обществе.
Свежие комментарии