Э.Г. Александренков
Проблема культурных связей в древности - одна из наиболее постоянных в археологии и этнографии. При этом в дискуссиях о возможных связях особое место занимают отношения древних центров цивилизации с другими областями. При допущении таких связей обычно признается важная роль очагов цивилизации в развитии других культур. Вопрос о древних связях между обитателями Антил и соседних материковых земель не раз поднимался исследователями этой части Америки[1].
Особое место в дискуссиях о возможных связях обитателей Антил в древности занимает проблема отношений с Мезоамерикой, как областью нескольких цивилизаций. При допущении таких связей роль Мезоамерики в развитии островных культур всегда оценивалась очень высоко.
В начале систематического изучения древней истории и культуры Антил, в 60-е гг. XIX в., находились авторы, которые относили язык аборигенов островов (в частности, Гаити) к т.н. мексикано-гватемальской группе языков[2]. Однако исследования Д. Бринтона и А. Бачильера-и-Моралес убедительно показали принадлежность языка обитателей Больших Антил конца XV в. к аравакским языкам Южной Америки[3].
Тем не менее, проблема культурных связей между древними обитателями Антил и Мексики не была снята. Некоторые исследователи, в частности С. Ловен, находили большое число сходных элементов культуры в этих областях: инкрустированные золотом маски, золотые короны, штандарты, головные уборы и др. Он считал также, что каменная скульптура таинов (так он назвал позднеземледельческое население Больших Антил) испытала влияние майя. Помимо этого, Ловен находил много сходства в мифах обитателей Антил и Мезоамерики[4].
Часто внимание исследователей, занимающихся проблемами древних связей, привлекает то обстоятельство, что на Антилах, как и в Мезоамерике, важное место в общественной жизни занимала игра в мяч. При этом обнаруживается сходство в типе мяча (большой каучуковый) и в некоторых предметах, связанных, как полагают, с этой игрой - прежде всего, между каменными «ярмами» (stone yokes) в Мезоамерике и каменными «ошейниками», «кольцами» или «ярмами» (stone collars, yugos de piedra, aro monolítico и другие названия) на Антилах. Мнения, высказанные по поводу обнаруженного сходства - самые противоречивые.
Если Р. Алегрия предположил, что игра в каучуковый мяч могла из Мексики дойти до Антил вдоль северного побережья Южной Америки, то И. Роуз утверждал, что на этом пути игра не была известна и считал более логичной диффузию (если она была, делал он оговорку) непосредственно из Мексики на острова, как это полагал прежде С. Ловен[5]. Г. Экхольм, (известный сторонник древних транстихоокеанских связей между Америкой и Старым Светом), специально изучавший мексиканские каменные ярма, настаивал на «тесном и интенсивном контакте» между Мексикой и Антилами. Другой специалист, Э. Хофман, полагал, что на идею игры в мяч на острова могли занести путешественники или торговцы типа мезоамериканских почтека[6].
Иной точки зрения придерживался Д. Ласроп - по его мнению, этнографические данные об игре в мяч на севере Южной Америки свидетельствовали о том, что игра зародилась именно там и оттуда проникла в области, прилежащие к Мексиканскому заливу. Сходную позицию занимает П. О’Б. Харрис, полагая, что некоторые сходства в культурах антильских обитателей и мезоамериканских майя объяснимы ранней миграцией из западной Венесуэлы[7]. Сторонниками южноамериканского происхождения игры в мяч были также В. Крикеберг, полагавший, что игра в каучуковый мяч попала в Среднюю Америку из Южной через Антильские острова, и Фр. Ольсен, считавший, что игра в каучуковый мяч распространилась из Амазонии на острова и параллельно в Мезоамерику[8].
Наиболее древние свидетельства об игре в мяч в Новом Свете происходят из Мезоамерики, где ее появление относят к началу I тыс. до н. э. и даже к середине II тыс. до н. э. (об этом можно судить по изображениям участников игры, найденным в Тлатилько). Игра в мяч или, во всяком случае, ее фиксация в археологических источниках просматривается в Мезоамерике одновременно с целым рядом других элементов ритуального характера. Что касается использования в игре каучукового мяча, он мог появиться там, где произрастали каучуконосы. В Мезоамерике таким регионом могли быть леса прибрежных штатов Вера-Крус и Табаско. С усложнением общественных отношений и усилением роли ритуальных центров в них стали возводиться специальные сооружения, получившие у археологов название «дворов для игры в мяч» (ball courts на английском языке)[9]
По древним изображениям отдельных игроков или сцен игры, а также по описаниям испанских источников XVI в. можно судить, что участники игры на материке пользовались некоторыми защитными приспособлениями из разных материалов, в том числе и поясами, защищавшими грудь или нижнюю часть живота. Пояса могли быть сделаны из кожи, сплетены из растительных материалов или быть деревянными. Так называемые каменные ярма Мезоамерики, найденные археологами, имеют несомненное сходство с некоторыми поясами для игры в мяч на древних изображениях. Более того, в отдельных случаях поверхность каменных ярем имитирует плетение.
Г. Экхольм обнаружил, что каменные ярма унифицированы по форме и размерам. Подавляющее их большинство имеет форму латинского U (т.н. открытый тип) и лишь некоторые напоминают овал с поперечиной на одном из концов (закрытый тип) (рис. 1). Мезоамериканские каменные ярма изготовлялись из тяжелых и твердых пород и достигали веса от 40 до 60 фунтов (приблизительно 20-30 кг.). В Мексике каменные ярма найдены от Сан-Луис-де-Потоси на севере до Сан-Сальвадора на юге, хотя большая их часть происходит из центрального Веракруса. Они появляются в ранний классический период (300-600 гг. н.э.). Эти предметы не упомянуты в письменных источниках, что, по справедливому мнению Экхольма, может свидетельствовать о том, что к приходу европейцев они вышли из употребления.
Экхольм полагал, что названные каменные предметы могли использоваться в игре в качестве ритуальных; их могли надевать на бедра (Экхольм проделал соответствующий эксперимент). Для длительной и динамичной игры, какой она предстает в письменных источниках, такие пояса не годились.
В Мезоамерике просматривается определенная связь между игрой в мяч и принесением в жертву людей - в рамках широко распространенных земледельческих культов, направленных на восстановление плодородия. На рельефе со двора для игры в мяч в Эль-Тахине (Веракрус) жертва изображена с протекторами на груди и животе. Два других персонажа также имеют такие протекторы. Было высказано предположение, что в жертву приносили капитана проигравшей команды.[10] На рельефах стадиона в Чичен-Ице представлены шесть игр, каждая из которых завершается обезглавливанием капитана проигравших; его совершает капитан победителей.[11]
Принесение людей в жертву неоднократно описано испанскими авторами (у ацтеков) и встречается на разного рода изображениях, найденных археологами (более всего в области майя). Жертву мог держать один человек за руки, это могли делать двое (один держал за руки, другой - за ноги), трое или четверо (в последнем случае каждый из участников ритуала удерживал жертву за одну конечность). Еще один участник церемонии вскрывал ножом грудную клетку жертвы и извлекал сердце.[12]
Есть описание принесения жертвы богу Уитцилопочтли у астеков, сделанное автором 16 в., где количество исполнителей было еще больше - жертву держали пять человек: четверо за конечности, а пятый налагал ему на горло деревянный ошейник (collera), сделанный в форме змеи. Ни текст, ни рисунок, сопровождающий описание этой сцены, не дают возможности составить точное представление об этом предмете. Судя по рисунку, «ошейник» образовывался замкнутой дугой, один из концов которой, возможно, заканчивался изображением головы змеи.[13]
Разные авторы 19 в., основываясь на данных Дурана, предполагали, что находимые археологами в Мезоамерике каменные ярма использовались в ритуале человеческих жертвоприношений. В начале нашего века к ним присоединился археолог У. Фьюкс.[14]
Теперь, что касается Больших Антильских островов. Игра в мяч там описана несколькими хронистами. Ни у одного из них нет упоминаний о каких-либо защитных приспособлениях. Площадки для игры в мяч там были много скромнее, чем «дворы для игры в мяч» на материке - лишь иногда они ограничивались рядами камней или насыпями.[15] Относительно Малых Антильских островов современные исследователи обычно говорят об отсутствии на них игры в мяч в то время, когда там появились европейцы. Тем не менее, она была отмечена французским путешественником Буто на о. Мартиника.[16]
Среди антильских каменных «ошейников» обычно различают два типа, в зависимости от формы: 1) яйцевидные, более тонкие и изящные (максимальный диаметр одного из них 43,7 см, минимальный - 26,8 см), 2) овальные, более массивные (диаметры одного из них 46,5 см и 37 см). вес этих предметов достигал нескольких десятков фунтов[17] (рис. 2). По форме они заметно отличаются от подобных предметов на материке.
В то же время есть и определенное сходство - детали конструкции каменных ошейников с Антил имитируют изделия из других материалов, а именно из дерева. Еще в начале нашего века Т.А. Джойс убедительно восстановил технологию изготовления деревянных предметов, послуживших моделью для каменных. Деревце срубалось ниже того места, где оно разветвлялось. Две ветви отрезались на разной длине, затем более длинная сгибалась и перекрывала короткую, а концы стягивались повязкой (на большинстве этого рода каменных предметов можно видеть имитацию соединения). Более массивные ошейники могли быть из одной согнутой ветви. Т.А. Джойс считал, что антильские каменные ошейники были связаны с почитанием деревьев.[18] У. Фьюкс, также изучавший структуру этих предметов, выделил на них несколько частей, в том числе почти обязательно встречающуюся орнаментированную панель, нередко с антропо- или зооморфным изображением.[19]
На Антильских островах целые каменные ошейники или их обломки находили на востоке о. Гаити, на Пуэрто-Рико и Виргинских островах. К первой трети XX в. их было известно около 170 штук.[20] Относительно недавно обломки предполагаемых каменных ошейников были найдены еще несколько далее на восток и к югу - на о. Антигуа.[21] «Ошейники» со скульптурными изображениями найдены в Доминиканской республике и на Виргинских островах, гладкие - шире - от Гаити до Антигуа. Чанлатт Байк придерживается того мнения, что область их возникновения более ограничена и совпадает с областью происхождения «трехконечников» ( о них речь пойдет ниже); каменные кольца лучшего качества изготовлялись на Пуэрто-Рико. По времени каменные кольца относятся к последнему периоду доколумбовой археологии Антил[22]
Эволюцию антильских ошейников, их предполагаемую «фосилизацию» позволяют представить другие каменные предметы, тесно связанные, как представляется с ошейниками.
Один из них - так называемый локтевидный камень (elbow stone). Это изделие, действительно напоминающее согнутый локоть, настолько сходно с частью ошейника, что его иногда принимали за сломанный ошейник. Но внимательное изучение показало, что это самостоятельные предметы. Одна из частей рассматриваемого камня бывает декорирована личиной или антропоморфной фигурой (рис. 2). Фьюкс указал на наличие на концах некоторых локтевидных камней поперечных бороздок, которые, по его мнению, могли служить для прикрепления этих предметов к палке или какому-либо другому предмету. Когда бороздки имелись на двух концах локтевидного камня, их можно объяснить, по справедливому замечанию Фьюкса, тем, что каменное изделие двумя концами крепилось к палке, которая, возможно, была изогнута; все изделие могло быть ошейником, частью деревянным, частью каменным. В таком случае локтевидный камень являлся центральной частью ошейника - той именно, где на каменных кольцах размещались изображения.
Иногда у локтевидных камней на месте изображения находится панель с выемкой (выемки могли быть разных размеров, удлиненные или округлые) (рис. 3). Фьюкс предположил, что эта панель могла служить основанием для другого предмета (по его мнению, для каменной головы). Логично полагать, что подобное углубление на каменном предмете - имитация того состояния, когда часть кольца, на котором это углубление находились, была деревянной, а сама вставка была из другого материла. Не исключено, что в эти углубления вставлялись предметы (или их более древние прототипы), речь о которых пойдет ниже.
Некоторые локтевидные камни не имели поперечных бороздок на концах. Фьюкс предположил, что такие камни могли носить в руках как самостоятельные предметы. В таком случае это свидетельствовало бы о самостоятельной эволюции предмета, некогда бывшего частью другого, более сложного. Тот же Фьюкс обратил внимание на то, что распространение находок локтевидных камней совпадает с распространением ошейников. В настоящее время локтевидные камни со скульптурными изображениями встречены на о. Гаити, о. Пуэрто-Рико и Виргинских островах[23]
Cледующий тип каменных предметов, связанных, вероятно, с деревянными кольцами, прообразами каменных, - это так называемые трехконечные камни (threepointed stones, trigonolitos). Они представляют собой удлиненные овальные (или близкие по форме) предметы с высокой конусообразной спинкой (рис. 4, 5). У. Фьюкс выделил несколько типов этих изделий; к первому он отнес камни со скульптурным изображением головы на одном из концов предмета, ко второму с головой на одной из сторон конуса, к третьей - те, у которых весь конус представляет собой голову, к четвертой - без каких-либо изображений. Изображения могли быть антропо-, зоо- и орнитоморфными. Длина предметов - от 4 до 11 дюймов, а высота - от одной до двух третей длины (иногда более). Некоторые элементы структуры этих камней (обязательная приподнятость краев на первых трех типах и углубления в основании или поперечные бороздки на концах четвертого типа) заставляют предположить, что данные предметы (или некоторые из них) присоединялись к изделиям другого рода. Такое предположение усиливается тем, что основание этих камней не несло никаких изображений даже у орнаментированных камней.
Некоторые трехконечные камни дают возможность судить об эволюции этого типа предметов в целом. Так, приведенный у У. Фьюкса предмет на рис. 51 сохраняет параметры четвертого типа, однако на одном из нижних протуберанцев посредством нескольких кольцеобразных линий выгравировано лицо (с этим предметом сходен изображенный на Табл. 111-C). Подобным же переходным типом от гладкого трехконечного камня к скульптурным можно считать предметы на таблицах 110-В и 111-А, где видно, что изображение поперечных борозд на концах камней, первоначальной функцией которых было удерживать крепежные шнуры, могло дать толчок для оформления отделенных этими бороздами частей камня в голову или нижние конечности неких существ[24]
С гладкими трехконечными камнями четвертого типа сближаются предметы, названные У. Фьюксом «коническими» ( в его время были известны с островов Гваделупа и Сэнт-Китс). На приведенном рисунке видно, что основания этих предметов были овальными (Fewkes, 1922, p. 163, 213, Plates 77-C, D, 84 -H, I, L). p class="text">Среди каменных изделий, найденных на антильских островах, есть и другие, которые, если не по формальным, то, возможно, по функциональными характеристикам можно соотнести с трехконечными или локтевидными камнями. Это так называемые каменные головы, сходство которых с трехконечными камнями типа 3 отмечал У. Фьюкс (рис. 6). У доминиканских археологов подобные предметы получили название «голов из Макорихе» по находкам из района г. Сан-Педро-де-Макорихе на юго-востоке Доминиканской республики. Некоторые из этих предметов имеют выступы в области шей и темени, что, вероятно, служили для крепления к другому предмету (палке, как предположил У. Фьюкс). Обращает на себя внимание то, что основания голов с двумя выступами имеют изогнутую форму, как если бы предмет, к которому они должны были привязываться, также был изогнут. Отдельные головы имеют специфические и повторяющиеся, как бы канонизированные черты широко раскрытый рот и подчеркнутые скулы; вероятно, отверстия глаз и рта были инкрустированы. Вот размеры двух предметов - длина - 23 см., высота - 13 см.; длина - 14 см., высота - 9, 5 см.[25]
Весьма сходны с «каменными головами» предметы из камня с о. Гваделупа, которые У. Фьюкс назвал «неидентифицированными» (рис. 7). На них овал лица и глаза обозначены спиральными гравированными линиями, а нос - треугольником из линий. Два отростка в теменной и шейной частях говорят о том, что эти предметы (или их прототипы) были частью какой-то более сложной конструкции[26]
К подобному же роду предметов следует отнести те, что У. Фьюкс назвал «полукруглыми камнями». Они также имеют выступы, при помощи которых могли быть привязаны к другим предметам. В некоторых случаях одна из сторон камня, более выпуклая, имеет изображение лица, овал которого и глаза обозначены кругами, а рот - эллипсом. Отличие от «каменных голов» заключается в том, что у «полукруглых камней» выступы находились не в верхней и нижней части «головы», а по сторонам от нее (рис. 8)[27]
Предметы, которые изучал У. Фьюкс, были собраны по преимуществу любителями и не датированы. Раскопки археологов, в особенности с начала 70-х гг. нашего века, позволяют наметить раннюю историю трехконечных камней. Их появление на Малых Антильских и Виргинских островах строго увязывается с прникновением туда с начала нашей эры земледельцев с северного побережья Южной Америки (это так называемые саладоидные культуры; иногда их делят на этапы агро-I и агро-II).
На Гран-Терр о. Гваделупа Э. Клер на нескольких памятниках в разных археологических слоях нашел более 60 «трехконечников» (trois-points) из камня и раковины. Первый слой Клерк датирует с 100 по 300 гг. н.э., второй - 300-500 гг., третий - 560-800 гг. и четвертый - позже 800 г. В первом слое «трехконечники» не были найдены, но в нем встречались не обработанные протуберанцы раковин Strombus gigas; Они появляются во втором слое и были сделаны из раковин (Strombus gigas и Livonia pica). Кроме того, в верхней части этого слоя найден трехконечник из кальцита, сходный по форме с тем, что делались из раковин. В третьем слое были встречены наконечники из коралла, известняка и, более всего, вулканических пород. В четвертом слое их не было найдено. Вне памятника найден каменный трехконечник, на одном из нижних концов которого гравировкой намечены глаза и пасть (Клeр отнес находку к третьему слою). Размеры поделок таковы: одна из самых маленьких имела в длину 37 мм., в ширину - 19 мм. и в высоту - 24 мм.; одна из самых больших - соответственно 260 мм., 95 мм. 110 мм. Обнаруженные в нижней части некоторых предметов следы смол дали возможность Клеру придти к заключению, что они крепились к какой-то основе с помощью пропитанных смолой перевязей[28]
Таким образом здесь несомненно представлена эволюция необработанных протуберанцев раковин в раковинные трехконечники, смена последних изделиями из других материалов, среди которых стали преобладать каменные, и возникновение гравированных изображений на этих изделиях, из которых, видимо развились скульптурные (о них речь шла выше).
Эволюция трехконечных предметов в других местах Антил не так хорошо документированы. На о. Антигуа они обнаружены во всех трех керамических комплексах, включая самый ранний с поселения Индиан-Крик, имеющий несколько радиоуглеродных датировок от 170±70 до 270±70 н.э.[29] Сходные изделия, а также головка из раковины (с вогнутым основанием около 5 см. длиной) найдены на стоянке Сорсе о. Вьекес у берегов Пуэрто-Рико в слое, датируемом от 35 г. н.э. до 895 г. Трехконечные камни найдены в раннем керамическом периоде и на Виргинских островах.[30]
Гладкие, без гравировки или скульптурных изображений, трехконечники найдены почти на всех островах от Кубы на западе до Тринидада, Тобаго, Арубы и Кюрасао на юге. Подобного рода предметы известны и на материке, в Венесуэле[31]
Эволюция ранних земледельческих культур отличалась на разных островах. На Пуэрто-Рико они были сменены остьоноидными культурами (другие названия - остьонес, агро-III), которые датируются от середины 5 до середины 15 вв. Для них (некоторые исследователи объединяют их в одну) были свойственны уже трехконечные камни больших размеров. Треугольные камни со скульптурными изображениями найдены на Гаити, Пуэрто-Рико, Виргинских островах, а также на Антигуа, Доминике и Сент-Винсенте. Л.А. Чанлат Байк утверждает, что все они сделаны на юго-востоке Доминиканской республики и попали в другие места посредством обмена. Наивысшего расцвета культ трехконечных камней достиг в период, который разными археологами называется агро-IV, таинский и др., котрый датируется от 12 в. до второй половины 15 в.[32]
Происхождение трехконечных камней от раковинных протуберанцев не подлежит, как кажется, сомнению. Развитие их от простых форм к более сложным также очевидно и бесспорно.
В свою очередь, очевидно, что трехконечные камни или, во всяком случае, часть их, более ранние, служили составной частью каких-то других предметов, скорее всего, деревянных колец или локтевидных камней. Связь между ними подтверждается таким фактом, как наличие изображения на одном из отростков локтевидного изделия (как и на некоторых каменных кольцах) в одних случаях, а в других, на том же месте - панели с овальным углублением, в которое должен был вставляться какой-то предмет с удлиненным основанием - скорее всего, трехконечник или одна из его модификаций //нужен рисунок//. Кроме того, как упоминалось выше, трехконечные камни простейших форм несут следы крепления.
Временное соотношение между локтевидными камнями и каменными кольцами пока не ясно. Наиболее ранние находки, как полагают, «каменного пояса» известны были к середине 70-х гг. с о. Антигуа, в том числе из самого нижнего слоя памятника Индиан-Крик, отнесенного автором раскопок Ф. Ольсеном, к 4-5 вв. н.э. Однако уверенности в том, что обломки были именно частью «пояса» («кольца») или локтевидного камня, нет. Из того же слоя происходит изделие, названное раковинным остроконечником; помимо этого, маленькие трехконечные камни были найдены во всех трех слоях с керамикой[33]
Как обнаружил еще У. Фьюкс, ареал распространения локтевидных камней совпадала с ареалом находок «ошейников». Работы современных археологов не внесли существенных уточнений. Первые найдены на Пуэрто-Рико. В Домининканской республике и на Виргинских островах, возможно - в Гаити.
Изображения некоторых локтевидных камней наводят на мысль, что они копировали не часть деревянного образца, а, скорее, часть каменного кольца, то есть локтевиндные камни не предшествовали каменным кольцам, а следовали за ними.
Предполагаемая линия эволюции вкладышей в деревянные кольца и преобразование последних в сплошные каменные не была одинаковой и одновременной на разных островах. Находки на Сорсе (Пуэрто-Рико) трехконечников и головки из раковин в ранних керамических слоях говорят о возможности раннего появления этих скульптурных вкладышей. Может быть, с того времени идет линия развития других вкладышей: каменных голов с подчеркнутыми скулами и большим ртом (Пуэрто-Рико), каменных голов со схематичными чертами лица (о. Гваделупе), камней с гравированными личинами (без точного места происхождения).
Какой же могла быть функция представленных выше предметов с Антильских островов? Некоторые сведения содержатся в письменных источниках времени открытия и начала колонизации островов европейцами. Христофор Колумб, неоднократно беседовавший с плененным местным вождем, говорил о трех камнях у местных вождей: один из камней считался хорошим для посевов, другой - для безболезненных родов у женщин, третий - для воды и солнца, когда в них была необходимость. Рамон Пане, миссионер, записавший по наказу Колумба сведения о религии обитателей о. Гаити, сообщал, что каменные божества аборигенов были разных форм. При этом «некоторые из них...имеют три конца, и считается, что они заставляют расти маниоку». Можно допустить, что под этими трехконечными камнями скрываются как собственно трехконечные камни, известные археологам под таким названием, так и локтевидные. Во всяком случае, о каменных кольцах Пане не упомянул.[34] Два объяснения может быть этому умолчанию. Первое - каменные кольца вышли из употребления до прихода европейцев на острова, второе - испанцы не видели некоторых местных ритуалов, в которых использовались каменные кольца (или их возможные аналоги локтевидные камни).
Современные исследователи связывали трехконечные камни с ритуалами богини земли, производящей маниоку, считали их воплощением принципа прорастания (явно вслед за Пане); находились такие, что считали их частью оружия.[35] Ф. Ольсен полагает, что трехконечная форма была внушена первым земледельцам Антил величием островных вулканов[36], игнорируя тот факт, что ранние формы трехокнечников из раковины и камня известны с материка.
Трудно объяснить причину превращения гладких трехконечников в гравированные и скульптурные, а также последующего усложнения образов. Судя по некоторым предметам, скульптурное оформление образа проходил постепенно, как бы выявляясь из заданной формы - конуса, основание которого все более удлинялось, может быть, для необходимости более надежного крепления. Эти удлиненные части, отделенные функциональными бороздками для крепления шнуров, превратились в голову и ноги. Появился целый новый мир образов, воплощений духов-покровителей. Форма предмета менялась в соответствии с тем образом, который этот предмет нес: человеческой или антропоморфной головы, рептилии, птицы и так далее. В некоторых предметах явны тенденция к симметрии двух концов основания треугольника - в частности, равная величина «головной» и «ножной» части и некоторое сходство в их деталях (похожие в общих чертах прорисовки головы и ног). В отдельных случаях средняя конусовидная часть приобрела самостоятельную символику - представлена в форме женской груди.
Не исключено, что каменные изделия могли имитировать образы, прежде представленные на других материалах. Со временем, вероятно, каменные или раковинные вставки (помимо треугольников - головы, локтевидные камни и др.) могли приобретать самостоятельную функцию в ритуале, обособившись от предмета, к которому они прежде крепились; об этом можно судить по отсутствию на них следов крепления. О такой линии развития говорят и большие размеры некоторых треугольных камней.
Неясной остается функция самых ранних, небольших по размеру, конусовидных изделий из раковины и камней, что послужили, возможно, исходным пунктом развития больших скульптурных трехконечных камней.
Теперь относительно функции каменных антильских колец и их деревянных прототипов. Уже Фьюксу были известны несколько объяснений назначения антильских каменных ошейников, которые он считал наиболее разумными: 1) знаки социального положения, которые человек носил на себе, 2) предметы жертвоприношения, 3) идолы для почитания животных, 4) идолы для почитания деревьев, 5) изображения женского детородного органа, 6) хомут для людей, тянущих лодки. Сам он склонялся к третьему и четвертому вариантам[37]
Позже археологи заметили связь каменных колец со дворами для игры в мяч - на этих церемониальных площадках на Антилах неоднократно находили обломки таких предметов. Некоторые исследователи (Экхольм, Алегрия) считали, по аналогии с Мезоамерикой, антильские предметы изображением деревянных поясов, носимых игроками в мяч. Другие (Моралес Патиньо) оспаривали это мнение, указывая на различия в способах игры. Есть и такие (Чанлат Байк), что вообще отрицают (безосновательно, на мой взгляд) связь между каменными кольцами и игрой в мяч[38]
Приведенные выше данные, особенно о предполагаемом длительном процессе превращения на Антилах деревянных колец в каменные, говорят, что прямой связи между каменными «ярмами» Мезоамерики и каменными «ошейниками», («поясами» или «кольцами») Антильских островов не было. Однако не исключена какая-то связь между их прототипами. В этом отношении представляется возможным предположить использование деревянных колец на Антилах в ритуале жертвоприношения, как это известно из Мезоамерики.
Испанские источники не оставили для Антил, в отличие от Мезоамерики, подробных описаний принесения в жертву людей. Многие авторы, прежние и современные, вообще отрицали наличие человеческих жертвоприношений на Больших Антильских островах. И все же, упоминания о них есть в ранних испанских источниках. Овьедо, повествуя о событиях на Пуэрто-Рико, записал, что испанца, схваченного аборигенами, последние собирались принести в жертву, предварительно разыграв его в мяч.[39] Мезоамериканские параллели (принесение в жертву игрока в мяч другими игроками, в одном случае, и использование для ритуала жертвоприношения деревянного кольца, в другом) усиливают предположение о том, что антильские деревянные кольца могли служить для тех же целей.
Логично допустить, что антильский и мезоамериканский ритуалы имели общий древний источник. Игра в мяч к приходу европейцев была широко распространена в Америке, почти по всему полушарию. Мячи изготовлялись из разных материалов; использование каучуковых мячей было известно, помимо Мексики и Антил, некоторым народам бассейна Ориноко, а также восточной Боливии и восточной Бразилии[40]
В последние годы американские археологи все больше внимания в истории культуры Америки обращают на т.н. промежуточную область, лежащую между двумя очагами древних цивилизаций, Мезоамерики и Центральных Анд. Она включает низменные районы Центральной Америки и прибрежные и горные районы Колумбии и Эквадора. В ее пределах найдены самая ранняя керамика в Новом Свете (начало IV тыс. до н.э. на побережье северной Колумбии) и одни из древнейших свидетельств оседлой земледельческой жизни и ритуальных построек (вторая половина III тыс. до н.э. в Эквадоре)[41]
Известно, что земледельческие культуры восточной Венесуэлы и Гвиан, откуда на Антилы прибыли земледельцы, произошли из более западных областей Южной Америки. С земледелием должны были распространяться аграрные культы, частью которых, возможно, была игра в мяч и, не исключено, ритуальное принесение людей в жертву. Труднее, в силу сложившихся традиций, допустить культурное влияние из промежуточной области на древнюю Мезоамерику, но уже есть сторонники такого подхода. Допустив его, можно предположить, что в промежуточной области были известны ритуальные игры в мяч с использованием поясов из различных материалов, в том числе из веток деревьев.
На Антилах, как и в Мезоамерике, произошла трансформация поясов из одних материалов в другие. Экхольм считал идею превращения деревянных поясов в каменные очень специфичной и на этом основании полагал, что она была на привнесена на острова[42] C этим трудно согласиться, имея в виду восстанавливаемый процесс медленной «фосилизации» деревянных колец на Антилах. Помимо этого, на островах известны и другие каменные предметы, имитирующие изделия из других материалов - в частности т.н. монолитические топоры, в которых из целого камня сделаны лезвие и рукоять, и другие.
Причина того, что прежде деревянное изделие стало изготовляться из более твердого материала, камня, была, вероятно, в том, что общество признало важность и необходимость больших трудовых затрат для изготовления ритуальных предметов из этого материала. Реализации намерения должна была соответствовать производительность труда данного общества. Давно было отмечено, что изготовление каменных колец должно было требовать больших трудовых затрат[43]
Итак, появление каменных колец на Антилах не было следствием культурного влияния соседей из Мезоамерики, его можно рассматривать как свидетельство усложнения ритуала на некоторых Антильских островах (Гаити и Пуэрто-Рико, очевидно), отражавших, в свою очередь, усложнение общественных отношений. Те же факторы, видимо, повели к «окаменению» ярем из растительных материалов в Мезоамерике, но в более раннее время.
На Йельско-Смитсоновском семинаре по материальной культуре в 1989 г. поднимался вопрос: достаточно ли существует археологических свидетельств, чтобы делать окончательные выводы о связях между произведениями искусства у людей различных культур? И более того, плодотворно ли ставить вопросы о значении такого сходства?[44]
Задаваться вопросом о причинах сходства заставляет само наличие сходных элементов. Поиск ответа в любом случае плодотворен. Окончательное суждение о связях между теми или иными произведениями человека в разных географических регионах может появиться лишь после детального изучения истории сравниваемых предметов или явлений в каждом из этих регионов.
Свежие комментарии