Пожарский С.М.  Из книг Зани Давыдова 1925 ксилография

Заметное место в искусстве петербургского - ленинградского книжного знака в 1920-е годы играли бывшие художники из «Мира искусства». Многие из них в первые годы революции оказались за рубежом, а те, кто остались в России, старались в условиях нового времени уйти в своих работах от чисто мирискуснического принципа стилизованной декоративной условности. По сути дела в первые послереволюционные годы объединение «Мир искусства» уже завершило круг своего развития и приметно склонялось к упадку. После революции весь его творческий массив сошел, на нет. «Мы все, - писал К.Ф.Богаевский, - бывшие мирискусники  и Сомовы, и Бенуа, и Рерихи и почти все до единого отошли от современности. … Все мы - это вчерашний, а то и прошлогодний  снег, мало кто о нем и вспоминает. Все, чтобы мы ни делали, уже потеряло свой вкус и остроту и новому человеку, все мы уже не нужны»¹. Но творчество мирикусников оставило свой заметный след в графическом искусстве новой России, свое веское слово в первые послереволюционные годы сказали художники старшего поколения с большим творческим опытом, такие как А.Н.Бенуа, М.В.Добужинский, Б.М.Кустодиев, Е.С.Кругликова, А.Н.Лео, С.В.Чехонин, Д.И.Митрохин и конечно несравненная и великая А.П.Остроумова-Лебедева. Обзор творчества ленинградских художников-графиков нельзя не начать с работ мирискусников, чья художественная деятельность доминировала в искусстве книжного знака Петербурга-Ленинграда в 1920-е годы. Без их творческого начала не было бы не только ленинградского экслибриса, но и всего российского книжного знака в целом. Творчество бывших мирискусников является славной страницей не только ленинградского, но и всего отечественного искусства книжного знака, они вписали славные страницы в историю этого искусства.

1. Чехонин С.В. Из книг М.С. (М.Соколовской) 1921 рисунок

Первой среди первых графиков Петербурга - Ленинграда была крупнейший график предреволюционной четверти века Анна Петровна Остроумова - Лебедева.  Это о ней писал А.М.Эфрос, что Остроумова-Лебедева - единственное имя, которое… может быть по своей значительности сопоставимо с Фаворским. Молодость Остроумовой - Лебедевой была, бесспорно, героической. Ее прекрасная известность - заслуженной»². По сути дела в ее творчестве не произошло никаких изменений после революции, никакие черты нового в нем не проявились, но оно недаром сконцентрировало в себе все лучшее, что могло дать предреволюционное искусство. Ее строгий всецело ретроспективно эстетический, но синтетически обобщенный стиль оказался наиболее живым из всей дореволюционной графики, примером высокого органически целостного мастерства. Такие художники как она появляются не чаще раза на поколение. Именно она представляла собой вершину русской гравюры³. Ее пример, ее творчество произвели освобождающее действие в русском ксилографическом искусстве, ей обязаны многим все вступившие вслед за нею на путь гравирования.

Новатор в области графического искусства, основательница русской цветной гравюры, художница работала и в экслибрисе, с 1899 года она создала 15 миниатюр в основном в ксилографии и преимущественно с архитектурными мотивами. Свой первый экслибрис Остроухова-Лебедева создала под сильным впечатлением о деле Дрейфуса, офицера французского Генерального штаба ложно обвиненного в шпионаже в пользу Германии. В 1899 году под давлением общественного мнения он был помилован, а в 1906 году реабилитирован. Эта графическая миниатюра была выполнена по рисунку Е.Е.Лансере для книги о процессе Дрейфуса, в честь полковника Пикара. Позже для родственницы Лили художница создала знак с изображением жертвенника и пламени.

2. Добужинский М.В. Ex libris Виктора Цымковского  1921 рисунок

Первые экслибрисы Остроумовой - Лебедевой были выполнены в содружестве с Е.Е.Лансере и А.Н.Бенуа, впоследствии все ее книжные знаки создавались по ее композициям. Из знаков выполненных Остроумовой-Лебедевой в 1920-е годы один выполнен для ее мужа - известного химика, создателя отечественного синтетического каучука Сергея Васильевича Лебедева. На экслибрисе античный светильник на фоне волнующегося моря с силуэтами парусных кораблей и струями дождя, пересекающими пейзаж по диагонали. Знак символизирует горение духа ученого, страстного исследователя тайн природы, однако он в то же время посвящен и воспоминаниям художницы о совместном с мужем путешествии по Эгейскому морю. Этот знак несколько необычный для творчества художницы, в нем нет столь характерных для нее архитектурных пейзажей, есть только всепоглощающий огонь, длинные языки пламени и бушующая стихия. Думается, что этот знак отражает профессиональные интересы ученого с мировым именем - рождение нового вещества в результате химической реакции, а может быть душевное состояние ученого нам пороге крупного открытия.

Красивый экслибрис художница выполнила для племянницы Зины Морозовой с видом из окна на Адмиралтейство, горящей свечой и книгами на столе. На знаке для профессора  Д.Максимова автор изобразила горный пейзаж, а для химика Н.Хлопина вырезала экслибрис со своеобразным пейзажем. Оригинальный знак художница выполнила для физиолога  лауреата Нобелевской премии,  академика Ивана Петровича Павлова. Эта работа - четырехцветная ксилография с архитектурным пейзажем на фоне холодноватого петербургского неба. На экслибрисе скромная надпись «Наша библиотека». Цвет в этой роскошной гравюре дает и пространство, и рельеф, и силуэт, он очаровывает благородной гаммой. Создается впечатление, что, этот экслибрис награвирован живописцем, настолько он близок по своей фактуре акварели.

3. Чехонин С.В. Из книг Сергея Чехонина 1922 рисунок

Впрочем, сама художница о своем искусстве ксилографа писала: «Я ценю в этом искусстве  невероятную сжатость и краткость выражения, ее немногословие и, благодаря этому, сугубо острую выразительность. Ценю в деревянной гравюре беспощадную определенность и четкость ее линий. Сама техника не допускает поправок, и поэтому в деревянной гравюре нет места сомнениям и колебаниям. Что вырезано, то остается четким и ясным. Спрятать,  замазать, затереть в гравюре нельзя. Туманностей нет» ⁴.

Да туманностей в творчестве ученицы В.В.Матэ и И.Е.Репина не было. Воспитанная в окружении «Мира искусства», Анна Петровна бесконечно полюбила музыку графической линии-штриха, бархат ее выразительности. Ее гравюры дополняли графические формы,  в которых работали мирискусники ⁵. Они не только дополняли, но, как показало творчество пионера русской цветной гравюры, Остроумова-Лебедева из всех мирискусников была единственным подлинно профессиональным гравером. Как гравер она была одинока. Для Остроумовой-Лебедевой, может в большей степени, чем для других художников, связанных с кругом «Мира искусства» характерна глубокая культура, выразившаяся в ее умении связать свои творческие устремления с традициями мирового искусства, как европейского, так и восточного, от Возрождения и до начала XX века ⁶ .

Интересен тот факт, что Анна Петровна Остроумова-Лебедева не считала себя графиком. Об этом она заявляла не раз, считая себя только живописцем и гравером. Под термином «график» она подразумевала художника специально работающего для книги. Но в творческом наследии художницы помимо книжных знаков, есть, и гравюры которые были специально предназначены для книги, вошли в книгу и хорошо там «улеглись» с набором текста. Хорошо известна ее большая серия маленьких гравюр для книги В.Я.Курбатова «Петербург», выполненная в 1913 году, а также много других гравюр для книг и альбомов. Остроумова-Лебедева не отклоняла работу для книг, оставаясь в основном художником-гравером станковистом.

4. Алексеев Н.В. Из книг Т.И.Хижинской 1925 рисунок

Экслибрисное творчество Остроумовой - Лебедевой прошло те же этапы эволюционного  развития, что  и ее искусство в целом. Остается сожалеть, что блестящий мастер ксилографии так мало работала в искусстве книжного знака. Но все, что она сделала в этом направлении, бесспорно, является лучшим в российском экслибрисе, ее графические миниатюры  входят в золотой фонд отечественного книжного знака.

Продолжал творить в 1920-е годы один из организаторов и идейных руководителей объединения «Мир искусства» Александр Николаевич Бенуа. В 1921 году он выполнил два книжных знака для Р.Г.Дрампова и Я.К.Кунина в технике рисунка тушью для клише. Известный живописец, график, художник книги и театра остался верен своим принципам, эти графические миниатюры по своему композиционному решению, манере и технике исполнения ничем не отличаются от его известного экслибриса для художника К.А.Сомова, выполненного Бенуа в 1910 году. Всего Бенуа создал три книжных знака, он  меньше всего думал при их создании о прикладном значении экслибриса. Его экслибрисы были сугубо подарочными и больше всего напоминали виртуозно исполненную книжную иллюстрацию с обязательным для экслибриса текстом. С 1926 года Бенуа жил во Франции.

5. Бриммер Н.Л. Из книг Ноэми Лурье 1928 ксилография

Один из крупнейших мастеров книжной графики Мстислав Валерианович Добужинский, хотя и не был в числе основателей «Мира искусства», но, примкнув к нему в 1902 году, в самый разгар его многообразной деятельности, вошел в ядро объединения и стал наряду с ведущими художниками А.Н.Бенуа, К.А.Сомовым, Л.С.Бакстом, Е.Е.Лансере выразителем наиболее характерных особенностей его мировоззрения и творчества, пойдя во многом дальше своих товарищей. Работал художник и  в малой графике, выполнив 20 книжных знаков. И в 1920-е годы он продолжал работать над экслибрисом. Лучшие его графические миниатюры этого периода - это знаки для Ф.Ф.Нотгафта и Виктора Цымковского. В этих работах видны характерные для Добужинского  этой поры возросшая эмоциональность его рисунков, конструктивная ясность композиции, выразительность линий и пятна. Добужинский, как никто из мирискусников, славился разработкой новых, ранее неизвестных мотивов экслибрисов, отличался мастерством стилизации, умением увязать книжно-прикладную форму книжного знака с внегеральдическим изобразительным мотивом. Каждому из его экслибрисов присущи качества высокой графической культуры. С 1925 года Добужинский жил в Литве, позже в Великобритании и Франции.

График, живописец,  монументалист и театральный художник Евгений Евгеньевич Лансере, член «Мира искусства» в 1920-е годы жил и работал в Грузии. Он обладал исключительным, декоративным дарованием и большим вкусом. Свой первый экслибрис художник сделал в конце XIX века, а всего выполнил около 10 графических миниатюр. В его экслибрисах сочетаются чисто декоративные композиции и обрамления в духе барокко или классицизма. Рисунку Лансере присущи оригинальность замысла, простота и ясность художественного выражения. Наиболее известный из экслибрисов Лансере, выполненный им в Тифлисе в 1920-х годах это книжный знак 1927 года для С.И.Малеева по «ню» теме. Он вполне самостоятелен  и по  манере, и по композиции, и по шрифту. В 1928 году Лансере выполнил книжный знак для государственной Третьяковской галереи. А.М.Эфрос считал, что Лансере, как один из основных людей школы «Мира искусства», «проделал большую эволюцию и все же, несмотря на это его можно считать изолированным художником в сегодняшнем нашем искусстве»⁷ .

Ученик И.Е.Репина Сергей Васильевич Чехонин до своего отъезда в Париж в 1927 году создал в послереволюционные годы ряд экслибрисов с революционной символикой. Он шагнул прямо из мирискуснического декоративного ампира к выражению революционных идей социалистической революции, став одним из первых авторов советских эмблем. Революционный пафос, захватывающий Чехонина проник в его экслибрисное творчество, которое, как и у всех мирискусников начиналось с декоративно-орнаментальной стилизации мотивов русского ампира (цветочные гирлянды, букеты и пр.). Лучшие экслибрисы Чехонина 1920-х годов - это графические миниатюры для историка искусства, издателя журнала «Среди коллекционеров» И.И.Лазаревского, М.М.Соколовской, Музея революции, на котором художник поместил сияющее солнце и ярко-красную звезду, как символ веры в победу дела революции.

На экслибрисе для историка искусства и художественного критика Э.Ф.Голлербаха художник начертал слова «В огне возрождается природа невредимой». Все эти книжные знаки композиционно различны, но лаконичны, книжны и отличаются стилистическим единством сюжета, шрифта и художественного языка знака. Несколько особняком  у Чехонина стоит его книжный знак, выполненный в 1925 году для физиолога, профессора Георгия Львовича Нордбарна (Френкеля). Сделан он в мирискусническом духе, где в роскошной декоративной раме изображена урна, обвитая четырьмя змеями. Духу времени соответствует гравюра Чехонина, выполненная для библиотеки технической редакции Ленпедгиза. Изобразительную основу знака в сочетании со стилизованной надписью составляет рисунок стопки книг, как источник знания.

Формирование Георгия Ивановича Нарбута как художника проходило под влиянием мастеров «Мира искусства». Один из первых экслибрисов Нарбут выполнил в 1910 году для В.Лукомской в технике рисунка тушью, всего он сделал 9 книжных знаков. Лучший из них, выполненный в 1919 году, экслибрис для Оскара Ганзена. Графические миниатюры отличаются цельностью стиля, четкостью контурного рисунка, декоративностью композиции, вниманием к природе книжного знака. Манере Нарбута характерна тонкая стилизация мотивов ампира с использованием сплошных черных силуэтов. Композиции экслибрисов Нарбута классически спокойны, и если передают некое движение, то медленно и величественно.

Экслибрисы Нарбута как бы говорят о том, что они не просто книжные знаки, а нечто большее - гордые гербы библиотек. Впрочем, Нарбут создал и несколько гербовых экслибрисов, в которых он смог максимально приблизиться к своему графическому идеалу. Экслибрисы Нарбута изобилуют графическими находками, характерной игрой  точно выверенных линий и силуэтов, его экслибрисное творчество полно содержательной силы. Экслибрисы Нарбута находятся на уровне лучших его графических произведений. В послереволюционный период  он жил и работал  в Киеве, но начинался его творческий путь в Петербурге, в «Мире искусства». Георгий Иванович Нарбут фактически стал родоначальником украинского советского книжного знака, вошел в историю графики России и Украины.

Член  объединения «Мира искусства», ученик В.М.Васнецова и М.А.Врубеля Виктор Дмитриевич Замирайло с начала 1920-х годов занимался исключительно книжной графикой. В этом качестве он пользовался большой известностью, его творчество отличалось своеобразным стилем, тонким вкусом, продуманностью композиций органически связанных с содержанием книги. Его путь в искусство был своеобразным. Он учился в киевской рисовальной школе Н.И.Мурашко, принимал участие под руководством М.А.Врубеля в реставрации фресок XII века в Кирилловской церкви в Киеве. Замирайло был одним из немногих художников того времени, уверовавших в гений Врубеля. Позже Замирайло участвовал в росписях Владимирского собора в Киеве, где под началом В.М.Васнецова, М.А.Врубеля и М.В.Нестерова им были выполнены орнаменты и все шрифтовые работы.

В 1895 году Замирайло по приглашению Васнецова переезжает в Москву и работает у него помощником по росписи собора на хрустальных заводах Мальцева. Позже работает помощником у Нестерова по росписи усыпальницы в Новой Чартории и храма в Абастумани. С 1904 по 1907 годы живет в Петербурге, где сближается с художниками «Мира искусства» и выполняет для их журнала ряд графических работ, затем вместе с З.И.Гржебиным создает журнал политической сатиры «Жупел». Вернувшись в Москву, работал художником-постановщиком в Московском театре миниатюр М.Арцыбушева в Мамонтовском переулке и выполнял декорации к спектаклю «Пер Гюнт» Генрика Ибсена во МХАТе по эскизам Н.К.Рериха, пишет декорации там же к мольеровским спектаклям по эскизам А.Н.Бенуа. В 1914 году Замирайло переезжает в Петербург, где по эскизам Рериха исполняет панно «Сеча при Керженце» и «Покорение Казани» для Казанского вокзала. В 1919 году в Петрограде он написал декорации и эскизы к опере «Демон» А.Г.Рубинштейна в Большом оперном театре Народного дома.

К экслибрисам Замирайло пришел, после того, как полностью переключился на книжную графику, став преподавателем художественного факультета в Институте фотографии и фототехники, а затем Академии художеств. Интересно, что графикой Замирайло занялся по совету И.Н.Павлова, который писал об этом: «В его рисунках было много гравюрной четкости и линейности. И я предложил Замирайло заняться гравированием. Замирайло был оригинальным человеком и безмерно любил искусство. Вскоре Замирайло уехал в Петербург и стал одним из интереснейших художников мирискуснического направления»⁸.

Экслибрисы художника отличались острой выдумкой, оригинальным стилем орнаментации, декоративным богатством шрифтов. Мастер рисунка и гравюры Замирайло сделал интересные и запоминающиеся экслибрисы, к сожалению немного - всего шесть. Интересны его графические миниатюры, выполненные в 1921 году, для П.Детинова и С.Детинова в технике рисунка тушью, некоторые из ранних работ выполнялись им в технике ксилографии и офорта. Экслибрисы Замирайло полны необычной фантазии и графической выдумки. Каждый из немногочисленных экслибрисов Замирайло решен в особом композиционном ключе, но их объединяет почти врублевская торжественность, значительность и трагедийность звучания темы, сила эмоциональной подачи содержания, решительная и внутренне собранная графическая интерпретация замысла автора⁹ .

Живописец Борис Михайлович Кустодиев с 1911 года был членом  объединения «Мир искусства». Ученик И.Е.Репина в первые годы революции активно работал в книжной графике. Он участвовал в изданиях «Народной библиотеки». Выполнил  Кустодиев литографии к «Шести стихотворениям» Н.А.Некрасова, сделал перовые рисунки к «Штопальщику» и «Леди Макбет Мценского уезда» Н.С.Лескова, много рисовал для журналов «Жупел», «Адская почта», «Красная панорама», «Прожектор» и др.  Многогранность кустодиевского наследия нередко оттесняет на задний план его работу в книжной графике. Слишком уж ярки и привлекательны Кустодиев - живописец и Кустодиев - мастер театральной декорации.

Талантливый график был автором ряда книжных знаков в технике  рисунка для клиширования и литографии. Из его работ, выполненных в 1920-е годы, интересна графическая миниатюра для театрального художника Кирилла Кустодиева, портретный книжный знак для художника и искусствоведа Всеволода Воинова, на котором показан Русский музей, с которым долгие годы была связана творческая деятельность знаковладельца. Эти экслибрисы отличаются удивительной книжностью, проникновением в духовный мир хозяина знака, ароматом сугубо индивидуального кустодиевского графического почерка. Мирискусник Кустодиев остался верен своим идеалам и принципам, в его экслибрисах послереволюционных лет видны - беглость, гибкость, изящество рисунка, стройность композиции, высокая графическая культура, филигранная ажурность деталей, «кусочек души» их творца.

С именем Елизаветы Сергеевны Кругликовой связана большая длившаяся в течение полувека творческая работа. В истории русского гравирования XX века ей принадлежит, несомненно, особое место. Художница училась в Московском училище живописи, ваяния и зодчества у И.М.Прянишникова, С.А.Коровина и К.А.Савицкого. Искусством гравюры Кругликову заинтересовал французский художник В.Ру - Шампион. В 1902 году она выполнила свой первый офорт. Член «Мира искусства» Кругликова воскресила забытую в России технику монотипии. Лучшая офортистка России, обогатившая лучшие традиции русской школы офорта, в 1920-х годах начала гравировать по линолеуму. В этот период расцвета искусства книжного знака Кругликова выполнила 14 экслибрисов и экснотисов, в том числе экслибрисы для  писателя В.А.Уржумцева, искусствоведа Э.Ф.Голлербаха, коллекционера М.Я.Ария, экснотисы для пианистки М.А.Пазухиной, Н.А.Габричевской. Экслибрисы Кругликовой разнообразны по технике (гравюра, силуэт, рисунок). Так как художница занималась станковой графикой - силуэтными композициями и монотипиями, ее трактовка экслибрисного замысла вписывалась в рамки станкового листа. Очень смелые по замыслу, ее особенно офортные экслибрисы на книжном  форзаце выглядели чем-то инородным, они не были книжными, это были как бы большие станковые листы, искусственно перенесенные на книгу.

Кругликовские экслибрисы в основной своей массе были достоянием коллекционеров книжных знаков из-за своей специфики и малого тиража, редко какие из ее знаков находили практическое применение. Один из таких экслибрисов был выполнен художницей в 1922 году в технике рисунка  (по силуэту) для Е.Шохор - Троцкой. На нем дан силуэт хозяйки знака, сидящей за роялем. Кругликова в совершенстве владела искусством силуэта, знак отличается строгостью по линии рисунка, устойчивой композицией, внимательной проработкой шрифта, что делает его органичной деталью книг, для которых он предназначен. Интересен офорт с акватинтой для библиотеки Михаила Ария, на нем изображен стол с раскрытой книгой, с горящей настольной лампой и пепельницей в окружении полок с книгами. Экслибрисы в творчестве Кругликовой явно не играли превалирующей или какой-либо заметной роли, но они являются отражением ее таланта.

Ее «друг дорогой и верный» А.П.Остроумова-Лебедева писала о Кругликовой: «Она очень талантлива. Она полна жизни, наблюдательности, движения. Ее творчество легко, свободно скользит по поверхности. Иногда оно очень остро. В нем чувствуется острый глаз художника, и свои моментальные впечатления она часто выражает смелой линией, удачным штрихом. Не надо в ее искусстве искать особой углубленности и сосредоточенности - это не характер ее творчества. Движение, порыв, страстный и напряженный, чувствуется в ней, когда она хочет отразить то, что зацепило ее внимание» ¹⁰ . И еще одну характерную черту в творчестве Кругликовой, также присущей и для ее экслибрисных опусов, отмечает Э.Ф.Голлербах: «Ни одного художника нельзя назвать безупречным, но о Е.С.Кругликовой можно сказать с уверенностью, что она, во всяком случае, не страдает таким недостатком, который Франс  (Анатоль Франс. - Э.Г.) считал «самым большим грехом, единственным не подлежащим прощению: отсутствие вкуса» ¹¹ .

Представитель младшего поколения «Мира искусства» Дмитрий Исидорович Митрохин был одним из немногих художников этой группы, который целиком посвятил себя книжной графике. Он не занимался ни театром, ни живописью, начав свой творческий путь в 1905 году с журнальных заставок, Митрохин остался верен своей первой любви до конца жизни, став одним из тех, кто поднял русскую графику на недосягаемую высоту. В конце 1920-х годов художник возрождает резцовую гравюру на меди и становится ее пропагандистом и мастером. Он  достиг высокого мастерства в рисунке и гравюре. Справедливо говорили о нем, что он «не боится состязаться со старыми нидерландцами и Дюрером» ¹². Уже в 1922 году Митрохин стоял в первом ряду художников - экслибрисистов.  П.И.Нерадовский писал: «…никто из наших крупных графиков не сделал такого количества их (экслибрисов. - Э.Г.) как Митрохин…» ¹³ . Всего Митрохиным было сделано  около 50 книжных знаков. Первый в 1907 году, основная масса в 1920-е годы, последний в 1960 году.

При взгляде на митрохинский книжный знак для Н.Б.Бакланова видишь в первый момент некий эксцентричный узор как бы «футуристического» характера, но, только присмотревшись к знаку, замечаешь, что этот узор состоит далеко не из загадочных предметов, композиционное решение которых так заинтересовало в первый момент своей непонятностью. Просто художник умело сплел в узор самые банальные вещи - чертежную доску с рейсшиной, рейсфедер, чертеж здания и книги. Необычен его экслибрис, выполненный в деревянной гравюре в 1924 году для А.П.Остроумовой - Лебедевой, на нем монограмма художницы «АО» с множеством человеческих фигурок в разных позах. В отличие от всех остальных рисованных митрохинских знаков, этот экслибрис совершенно не книжен, независим от книги, велик по размерам и абсолютно выпадает из экслибрисного наследия художника. Не оставляет равнодушным экслибрис Митрохина сделанный для переводчика и искусствоведа Якова Блоха, необычен книжный знак художника для Института живого слова (впоследствии экспериментального театра). Вершиной творчества Митрохина - экслибрисиста является книжный знак для художника В.Д.Замирайло, романтическая баллада, рождающая настроение взволнованности и острых человеческих переживаний. Достигается это черными «разбитыми» пятнами, их рваные зубцы ранят наше воображение и внезапного обрыва ¹⁴ . Сюжет этого книжного знака навеян личностью и работами Замирайло, он оказал значительное влияние на творчество Митрохина, они были дружны.

Митрохин - истинный мастер малой формы, в его экслибрисах «малый» мир - капля большого мира. Экслибрис Митрохина - это совершенно законченное произведение, таящее в себе творческий почерк художника, жизненное кредо владельца и дар автора графической миниатюры книге, дополняя оформление книги, являясь символом человека и философа. Поэтому экслибрис Митрохина сочетает универсальность с абсолютной индивидуальностью. В экслибрисе Митрохина узнаешь самого художника, его сверхлаконизм, вкус, умение достигнуть в небольшой подчас крохотной вещи монументальности. В книжных знаках с городским пейзажем у Митрохина часто звучат трагические ноты. Так в знаке для А.С.Шохор - Троцкого ряды окон смотрят на нас злым черным взором, знак тревожен по композиции сюжета, в нем даже строгий шрифт подчеркивает напряженность момента. Индивидуален митрохинский экслибрис для А.С.Кагана, на нем за отодвинутой в сторону шторой улица с покосившимся фонарем, черными полосами тротуаров, дома смотрят тревожными пятнами окон, чувствуется, что движение стихии направлено на город. За окном -  улица тревоги нашей, улица крайне напряженной жизни. А вот в экслибрисе Марка Зеликина, несмотря на то, что по темному колориту он близок  к знаку А.С.Кагана, совсем иное настроение – величественное и торжественное, достигается это  силуэтом кремлевской стены и ниспадающими на раскрытую книгу веток с листьями.

Большая часть книжных знаков Митрохина исполнена в черном и белом, но в некоторые он с большим вкусом вводит и другие цвета. Его знаки очень разнообразны по своему содержанию, далекому от всякой нарочитости. Композиционная и техническая сторона у него всегда на первом плане. Даже если Митрохин в своей работе подчеркивает характер библиотеки или профессию владельца знака, то и в этом случае он не позволяет «тематичности» господствовать над средствами своей «художественной речи». «Во всем его мастерстве виден прелестный художник с живой и простой душой, с европейской культурой и русским чувством ¹⁵ . Митрохин ярко индивидуален в своем видении мира и в своих художественных приемах отображения этого мира. Художник большой культуры и вкуса он сумел через всю свою творческую жизнь пронести простосердечность и непосредственность чувств и в этом секрет особого обаяния его как художника.

Одним из первых Митрохин создает книжные знаки для детей. Они орнаментальны, доходчивы, отличаются ясностью изображения. Так книжный знак  для Алеши Бабкина вводит нас в мир увлечений мальчика: звери и птицы, насекомые и жители подводного царства, растения и цветы, индейцы и вигвамы, воздушный змей и бумажные голуби, книги и рисунки. Всего около 50 изображений, а перегруженности нет, гармония в экслибрисе достигается изяществом рисунка, равновесием черных и белых масс. Этот книжный знак Митрохин выполнил в тяжелом 1919 году. Алеша Бабкин – внук академика, коллекционера и исследователя книжного знака Владимира Яковлевича Адарюкова. В 1922 году Митрохин выполнил книжный знак для Миши Бабкина, он более прост, менее насыщен, на нем изображен мальчик, который зачитался под деревом, рядом летают самолетик, воздушный шар, бабочки, птицы, стрекозы; плавают в воде рыбки, а вдали кораблик. Нежный абрис детства. Совсем по-другому решил Митрохин детскую тему в экслибрисе для Толи Кагана. На знаке в центре овала расцветает огромный цветок, по его стеблю ползет жук-рогач. В воздухе «повисла» большая бабочка, в облаках летит сказочная жар-птица. Экслибрис красив своей декоративностью и наполнен яркостью ожидания. Экслибрисам Митрохина чужда статика, в экслибрисах он показал себя мастером силуэта, линии и шрифта, человеком, умевшим находить в увиденном  доброту и дружелюбие.  Экслибрисы Митрохина говорят «тихим голосом» с теми, кто к ним склонен прислушаться.

Участник выставок «Мира искусства» Дмитрий Дмитриевич Бушен был одним из тех, кто форму мирискуснического книжного знака решал композиционно, как виньетку.  В «уютных» знаках Бушена само изображение книги, вплетенное в композицию экслибриса, было ничем иным, как намеком на атмосферу искусства и поэзии, ведь в традиции мирискусников было то, что они чаще всего подносили экслибрис друг другу, книголюбам и коллекционерам, выражая этим самым любовь к ним. Из бушеновских экслибрисов послереволюционных лет можно отметить книжные знаки для хранителя художественного отдела Русского музея, графика и искусствоведа П.И.Нерадовского, Д.Энтина и профессора Московской консерватории В.М. Беляева, выполненных в технике рисунка тушью. В 1920-х годах Дмитрий Дмитриевич Бушен уехал жить в Париж.

В 1920-е годы несколько книжных знаков создал бывший мирискусник Вениамин Павлович Белкин. Свои первые экслибрисы художник начал делать в первой половине 1910-х годов в рисунках тушью для клише. Позже он занялся гравюрой и литографией. Он успешно продолжил опыты В.Д.Фалилеева и Б.М.Кустодиева по использованию в экслибрисе литографии. Наиболее известные его книжные знаки, выполненные в послереволюционные годы это графические миниатюры для П.Щеголева и Никиты Толстого. В первом экслибрисе Белкин остался верен своим мирискусническим взглядам, в нем он изобразил меч, который обвивает лента с надписью «Ни жалости, ни гнева», дополняет композицию знака растительный декор. Второй книжный знак детский, на нем дана фигура читающего ребенка в матроске в окружении парусника, пиратского флага с черепом, венчает знак надпись «Бди», прикрывающая солнце.  В этом экслибрисе виден круг интересов Никиты Толстого, он книжен, логически и композиционно завершен. В 1925 году Белкин выполнил для одного из организаторов Ленинградского общества библиофилов Эриха Федоровича Голлербаха экслибрис на эротическую тему с текстом «Ты женщина – ты книга между книг».

Член объединения «Мир искусства» театральный художник, живописец и график Александр Яковлевич Головин выполнил в 1920-е годы несколько экслибрисов. Лучший из них сделан для библиотеки И.И.Бернштейна в технике рисунка тушью. Эту графическую миниатюру отличает высокое искусство рисунка, тонкая проработка каждого из элементов композиции, некоторая театральность трактовки замысла, легкость и ажурность линий, компактность и книжность знака. В этом экслибрисе Головин остался верным идеям мирискусничества, красивый декоративный театральный занавес на переднем плане выполнен в лучших их традициях. Но в то же в знаке прослеживается творческая эволюция Головина, его стремление идти в ногу со временем. Интересен головинский экслибрис для библиотеки государственного Академического театра оперы и балета выполненный им в рисунке тушью с последующим клишированием.

Близок идеям «Мира искусства» был ученик М.В.Добужинского, Б.М.Кустодиева и А.П.Остроумовой-Лебедевой живописец и график-станковист Георгий Семенович Верейский. Всего два экслибриса создал он, один из них в офорте для хранителя государственного Эрмитажа Б.К.Веселовского, второй литографированный для искусствоведа А.А.Сидорова. Экслибрисы Верейского стоят в стороне от основного направления его творчества, позже к этому виду графики он уже не возвращался. Книжные знаки Верейского говорят о хорошем понимании им экслибрисного жанра и серьезности подхода к нему.

Петроградский (позже московский) художник Юрий Павлович Анненков художественное образование получил в Париже у Мориса Дени и Феликса Валлоттона. Он один из родоначальников советской книжной иллюстрации оформил «Двенадцать» А.А.Блока, «Мойдодыра» К.И.Чуковского, рисовал также обложки, заставки, концовки, издательские марки к другим изданиям. Особой известностью пользуются его иллюстрации к блоковскому «Двенадцать», где полные бурной гротескно-эпической экспрессии рисунки тушью, проникновенно воссоздают революционный пафос поэмы. Живописец и график, художник театра и кино, мастер книжного оформления, Анненков после своего возвращения из Парижа в 1913 году в первые послереволюционные годы создал единичные книжные знаки, которые, как и его графические работы, отличала расчлененность форм, сложность линейных ритмов. Столкновение и бесконечный конфликт линий и плоскостей. Характерны в этом отношении его графические миниатюры, выполненные в 1921 году в технике рисунка тушью для себя и заведующего издательским бюро петроградских театров Народного комиссариата просвещения С.М.Аленского. В них он предстает мастером едко аналитических и остро графических экслибрисов. Анненков сумел найти свою систему пластического выражения для всего сложного строя образов. Для его графической манеры характерна «четкая, но обрывающаяся и опускающая ряд подробностей линия одновременно с тщательной фактурной разработкой какой-либо отдельной частности» ¹⁶. С 1924 года Анненков жил преимущественно во Франции, где работал в основном как станковист и художник кино, экслибрисы в его творчестве были крайне редки.

Николай Васильевич Алексеев сумел оживить богатые традиции мирискуснической графики новыми приемами, подсказанными ему послереволюционной тематикой. Ему принадлежат многие работы по книжному оформлению и иллюстрации первых советских изданий Петрограда, куда он приехал с юга России в 1917 году для учебы в Академию художеств. Книжным знаком художник увлекся в 1920-е годы, по  своему стилю они тесно перекликаются с его станковыми графическими листами, отражающими драматизм и динамику эпохи. В книжном знаке, выполненном в технике рисунка тушью для литературоведа,  библиофила и искусствоведа Э.Ф.Голлербаха художник достиг сконцентрированного решения революционной темы, действенной взаимосвязи шрифта и изображения. На экслибрисе изображены сломанный революционной бурей шпиль Петропавловской крепости и шествующий по набережной Невы отряд с революционным знаменем. Другой экслибрис Алексеев выполнил для Татьяны Хижинской, он очень компактен, предельно насыщен деталями. Здесь и силуэтный портрет владельца знака и книги, много книг, говорящие о круге ее интересов, ваза с фруктами легкая штора на окне. В конце 1920-х годов Алексеев увлекся ксилографией, в этой технике в последние годы своей жизни он создал ряд интересных графических миниатюр.

В 1923 году в Петроград приехал художник Сергей Михайлович Пожарский, выпускник Киевской академии художеств по классу Г.И.Нарбута. Начав работать в петербургских издательствах, художник с изобретательностью и большим вкусом оформил и проиллюстрировал ряд книг,  широко используя различные графические средства. Пожарский в Петрограде увлекся книжным знаком  и с 1925 по 1930 год создал 10 экслибрисов. В первых книжных знаках чувствовалось влияние его учителя - яркого представителя «Мира искусства» Нарбута. Это особенно хорошо видно в экслибрисе для Зани Давыдова. Знак выполнен для ребенка, в основе его композиции цирковой сюжет - клоун на барабане, стоящий на пирамиде из книг, а также фанфары и детские игрушки. Композиционно изображение заключено в тяжелую рамку и покрыто сеткой. Более поздние графические миниатюры Пожарского вполне самостоятельны и по графическому почерку легкому и изящному, и по характерной для него всегда геометрически четкой композиции. Красивые экслибрисы Пожарский создал для поэта Всеволода Рождественского, Наталии Шанько, коллекционера книжных знаков А.И.Анопова и Эриха Голлербаха, но, пожалуй, лучший из его знаков – это автоэкслибрис, выполненный в 1925 году. На нем в красивой декоративной раме изображен парусник. Знак очень компактен, книжен, удивляет его композиционное единство изображения и шрифта. В 1942 году Пожарский переехал из Ленинграда в Москву, где продолжил работу в московских издательствах, к экслибрису он уже в своем творчестве не возвращался.

Автором немногих книжных знаков в технике рисунка в первые годы революции был гравер, театральный художник и искусствовед Всеволод Владимирович Воинов. Первые свои экслибрисы художник создал в 1910-х годах. Мотивы некоторых  знаков заимствованы Воиновым и стилистически не самостоятельны. Для некоторых графических миниатюр характерны принципы станковости. Лучшим из книжных знаков Воинова надо признать экслибрис для Мэри Соколовской, выполненный в 1918 году, он сделан под декоративную виньетку приемом стилизованного текста, в нем прослеживается «генетическая связь» с наследием «Мира искусства». Не менее интересен знак для переводчика пьес Карло Гоцци, сотрудника журнала «Любовь к трем апельсинам», издаваемого В.Э.Мейерхольдом Якова Блоха, выполненный в 1918 году.

Творчески развил лучшие традиции мирискуснического книжного знака литограф и ксилограф Владимир Михайлович Конашевич. Ученик К.А.Коровина, С.В.Малютина и Л.О.Пастернака  Конашевич создал 7 экслибрисов. Его графические миниатюры, исполненные тушью очень изящны по рисунку, самостоятельны и книжны. Лучшие экслибрисы Конашевича из выполненных им в 1920-е годы это книжные знаки Н.А.Залшупиной, А.С.Когана и И.И.Лазаревского, все они выполнены в технике рисунка тушью. Из ксилографических  экслибрисов этого периода выделяются две графические миниатюры для певицы Мариинского театра Н.Я.Тидеман. Их отличает отличный вкус, изысканная и благородная декоративность, точная техника гравирования, они очень книжны и являются настоящим украшением книги. Красив и изящен экслибрис художника для Е.Г.Барановой, все в нем предельно прост – монограмма «ЕГБ» на фоне декоративной растительной рамы. Ксилография выполнена на высоком профессиональном уровне простым графическим, легко читаемым языком. Интересен знак Конашевича для А.С.Кагана, на нем изображена ваза, наполненная водой из источника, пораженного стрелой любви. Надпись на знаке гласит «Любовь, разя живое, источник знания роднит». Знак отличает виртуозное владение перовым рисунком. В целом для экслибрисов Конашевича характерны эмоциональность, декоративная выразительность, наблюдательность, артистизм каллиграфически точного рисунка.

Старейший ленинградский мастер оформления книги и шрифта, каллиграф Александр Николаевич Лео нарисовал около 10 книжных знаков. В 1920-е годы уже немолодого и известного графика увлекла революционная тема, и он создал необычный для своего творчества экслибрис сотруднику библиотеки Ленгиза, владельцу библиотеки по театру и искусству Б.Н.Коломарову, где на фоне восходящего солнца виден подъемный кран, множество дымящихся труб заводов и фабрик. В 1927 году Лео подарил книжный знак одному из видных советских библиофилов Эриху Федоровичу Голлербаху. Он сыграл значительную роль в истории ленинградской культуры, в организации библиофильского общества (ЛОБ). В том же году Лео выполнил ленинский книжный знак для кадрового военного В.И.Цветкова. Несмотря на то, что в экслибрисном творчестве художника произошли существенные изменения в разработке сюжетной канвы графических миниатюр, все же большинство книжных знаков Лео в послереволюционный период выполнены с применением орнаментальных украшений в стиле начала XX века. Характерен в этом отношении его экслибрис для полиграфиста И.Д.Галактионова, на котором изображены книги в роскошной раме растительного декора.

Ученик А.Н.Бенуа Александр Меркурьевич Литвиненко исполнил более 20 книжных знаков в рисунке тушью для клише. Главным фактором, влияющим на его художественное развитие, было объединение «Мир искусства». Из первого поколения мирискусников на Литвиненко произвел неизгладимое впечатление декоративно -  графический талант  Е.Е.Лансере, из второго круга - изобретательное дарование Г.И.Нарбута. Наиболее интересна группа гербовых экслибрисов Литвиненко, но это были не родовые гербы, а сюжетные, в них изображены различные предметы, характерные для владельца или для тематического направления его библиотеки. Пожалуй, лучший из гербовых экслибрисов Литвиненко книжный знак для исследователя геральдики В.К.Лукомского. На нем дан герб Лукомских составленный из четырех гербов  родового, материнского и бабок по линии отца и матери, знак очень сложен по композиции, ему недостает лаконизма и сжатой крепкой экспрессии¹⁷ . Удачное сочетание герба с чисто декоративным рисунком представляет книжный знак для Е.Н.Половцевой, в котором герб обрамлен кружевом и сам сделан в виде кружева. Знак вполне отвечает профессиональным интересам знаковладельца, известного своими трудами по изучению кружев. Интересен экслибрис для Т.С.Пассек, исполненный художником по замыслу В.К.Лукомского. На двух этажерках помещено множество различных вещей, между ними в центре композиции герб  рода Пассек, три розы взяты из того же герба, вокруг расположены предметы археологии, которою занималась владелица знака на археологическом отделении Петроградского университета. Эффектен экслибрис коллекционера и библиофила А.А.Войтова. Герб Войтовых дан между двух задрапированных колонн, внизу книги, монеты, свитки и печати, которые характеризуют предметы собирательства знаковладельца. Под гербом  Войтовых дан девиз «Всякому свое счастье».

Остроумно решен геральдический экслибрис В.В.Зенкевича, на нем доминирует не герб, а рыцарь на коне, в левой руке которого щит с гербом Зенкевичей, внизу в правом углу герб князей Багратионов, вся композиция знака заключена в восьмиугольное обрамление. В XVIII век переносит нас книжный знак писателя Виктора и переводчицы Анны де Бонди. В нем объединены в одном гербе два - французский герб де Бонди и русский герб угасшего рода Плюсковых. Этот герб помещен на постаменте с двумя медальонами, на одном из них изображен ворон и треножник, а на другом пчела, собирающая с цветка мед, как эмблема собирательства. Чрезмерно сложен книжный знак для коллекционера, библиофила и издателя журнала «Родовой листок» М.Н.Лихарева. На нем изображен свиток с  родословным древом рода Лихаревых, окруженный татарскими воинскими доспехами и предметами домашнего обихода. На экслибрисе для В.К.Охочинского под гербом рода Охочинских изображены воинские доспехи, произведения искусства, венчает знак надпись «Во имя доблести, добра и красоты».

Вторую группу экслибрисов Литвиненко составляют знаки, связанные с архитектурным пейзажем. На знаке А.К.Соколовского дан вид с Васильевского острова на Адмиралтейство и Исаакиевский собор. На книжном знаке Э.Ф.Голлербаха художник изобразил Русский музей. Раскрытая книга с видом арки между Большим дворцом и Лицейским флигелем Царского Села, показывает привязанность автора к своему родному городу и месту, где он родился и учился. Созвучен с этими графическими миниатюрами литвиненковский экслибрис для ленинградского коллекционера книжных знаков Василия Шевченко. На переднем плане изображена восседающая на пьедестале обнаженная мужская фигура, а вдали за окном виден Исаакиевский собор. Третью группу литвиненковских книжных знаков составляют экслибрисы по детской тематике. Так на знаке для семьи Альванг показаны две девочки окруженные игрушками, одна из них выглядывая из-за тяжелой портьеры, держит в руках куклу, другая на полу складывает картонный домик. Вся композиция знака заполнена предметами детского мира, тут и плюшевый мишка, и негр, и детская книжка с картинками. На экслибрисе для Котика Охочинского показан рыцарь в доспехах и мальчик, взбирающийся на стул и рассматривающий висящие на стене семейные гербы.

Интересный знак создал Литвиненко для Петроградского общества экслибрисистов, на нем он изобразил пчелу, собирающую мед - некий символ собирательства. Вся композиция знака заключена в декоративную раму, в углах, которой также изображены пчелы. Известны и другие работы Литвиненко, выполненные им в 1920-е годы, среди них книжные знаки для В.С.Давыдовой-Стельнер, доктора М.А.Павловой-Ария, В.Г.Самойлова и для горнометаллургической лаборатории. Экслибрисы Литвиненко отличает графическая крепость его рисунков, художник хорошо чувствует книгу, его отличает тщательная проработка каждой детали композиции, полное единение художественного замысла автора с интересами и увлечениями знаковладельцев.

График и живописец Владимир Васильевич Лебедев учился в Петербурге в частных студиях у Ф.А.Рубо и М.Д.Берштейна, посещал Академию художеств. Основные достижения Лебедева относятся к детской книге, где он создал графическую систему ее оформления. Книжным знаком Лебедев занимался нерегулярно, среди немногих его экслибрисов известен знак для И.Е.Левицкого, нарисованный им в 1918 году, на нем изображен толстый, как шар человек, который читает книгу, сидя на книгах. Интересна композиция знака, в нем шрифт является частью рамы, в которую заключено изображение знака.  

Очевиден тот факт, что влияние художников - графиков в той или иной мере связанных с объединением «Мир искусства» в Петербурге- Ленинграде было довольно ощутимым. И, несмотря на то, что многие художники этого круга в первые послереволюционные годы уезжали заграницу, те, кто остался в России, продолжали творить, трансформируя свое творчество применимо к новым реалиям. Экслибрис Петрограда - Ленинграда в 1920-е годы не возможно представить без художников-мирискусников, они сыграли заметную роль в становлении нового отечественного книжного знака. Искусство книжного знака активно развивалось в северной столице и прирастало творчеством художников - графиков, работающих как в технике рисунка тушью с последующим клишированием, традиционном для этого города, так и в материале, офорте и других графических техниках.

Свое особое видение представляла в эти годы ленинградская гравюра на дереве, освободившаяся от присущей ей прежде элементов академической «корректной» сухости и ориентировавшаяся на некоторые лучшие качества прекрасного искусства А.П.Остроуховой-Лебедевой. Всех лучших ленинградских ксилографов будь-то П.А.Шиллинговский, Н.Л.Бриммер, Б.С.Юдовин, Л.С.Хижинский, С.М.Мочалов и др. объединяло общее высокое графическое искусство, несмотря на то,  что это были разные мастера, как по графическому почерку, так и по миропониманию. Несмотря на то, что тон в ксилографии в 1920-е годы задавала Москва с ее крупнейшими мастерами деревянной гравюры - В.А.Фаворским, А.И.Кравченко, Н.Н.Купреяновым и др., ленинградские ксилографы, возглавляемые Остроумовой-Лебедевой, сказали свое веское слово в искусстве книжного знака и создали прекрасные графические миниатюры, вошедшие в сокровищницу отечественного графического искусства.

Заметное место в петербургском графическом искусстве занимал «последнее детище» В.В.Матэ¹⁸.  Павел Александрович Шиллинговский. С его именем связан важный период истории русского графического искусства. Творчество художника принадлежит двум эпохам. Начав свой творческий путь в мастерской В.В.Матэ, Шиллинговский наряду с другими учениками знаменитого гравера А.П.Остроумовой-Лебедевой и В.А.Фалилеевым, открыл новую страницу в истории русской графики. Е.Г.Лисенков писал в 1927 году о творчестве художника: «Безукоризненность техники, холодная точность художественных расчетов, приверженность к приемам старой гравюры, в частности, упорное пристрастие к геометрической правильности линейного узора, сперва отпугивают новичка от эстампов П.А.Шиллинговского. Надо чуть-чуть привыкнуть к ним, чтобы понять, что под холодной внешностью их скрывается большое увлечение, что охлажденные страсти бывают сильнее многих молниеносных порывов» ¹⁹ .

Важное место в творчестве Шиллинговского занимали экслибрисы. В искусстве книжного знака художник начал работать с 1924 года и всего создал 12 графических миниатюр. Его знаки отличались совершенством, что позволяет ставить их в один ряд с лучшими достижениями мастера в станковой графике. Первый книжный знак  Шиллинговского для Академии художеств был выполнен в технике офорта, остальные в технике ксилографии. Увлеченность художника итальянской гравюрой XVIII века определило и стиль его экслибрисов. Книжные знаки Шиллинговского в большинстве случаев носят декоративный характер. Чаще всего на первом плане показаны предметы, характеризующие деятельность владельца экслибриса. В то же время они всегда отражают индивидуальность и вкусы самого художника. Так на одном из лучших экслибрисов Шиллинговского выполненным для известного коллекционера П.Е.Корнилова, красиво скомпонованы предметы, символизирующие изучение произведений искусства знаковладельцем, с аркадой-руиной и силуэтом петербургского пейзажа -  Петропавловской крепости, столь любимого Шиллинговским. Для известного историка искусств Э.Ф.Голлербаха был выполнен экслибрис с изображением памятника А.С.Пушкину скульптора Р.Р.Баха в Царскосельском парке. У подножия памятника показаны две книги стихов - «Костер» Н.С.Гумилева и «Четки» А.А.Ахматовой, свиток с именами русских поэтов XIX и XX веков – М.Ю.Лермонтова, В.А.Жуковского, Ф.И.Тютчева, И.Ф.Анненского и В.А.Рождественского. Экслибрис венчает лента с надписью «Отечество нам - Царское Село», акцентирующая мысль, что владелец экслибриса тоже жил в Царском Селе и учился там же, где учились многие русские поэты.

 В 1926 году Шиллинговский выполнил книжный знак для Центрального музея Казани со статуей Аполлона на фоне Казанского кремля.

Строгая и уравновешенная композиция, твердый чеканный штрих и безупречный рисунок отличают все книжные знаки Шиллинговского. В то же время им свойственны мягкость тонов и бесспорная органическая связь с книгой ²³ . Художник демонстрировал в своих знаках виртуозное техническое совершенство, он тонко чувствовал специфику деревянной гравюры, передавая богатство окружающего мира лаконичными мудро оправданными формами. В 1928 году Шиллинговский выполнил два экслибриса, предназначенные для библиотеки армянского библиофила Кариньяна. Они как бы сочетали в себе две линии творческих поисков художника. Первый знак с аркадой - руиной навеян увлечением художника памятниками старины, второй – с могучими буйволами является отзвуком влюбленности Шиллинговского в природу и быт Армении, а также символом упорства и трудолюбия – качеств необходимых по мысли автора настоящему книголюбу. Каждый из шиллинговских экслибрисов – своеобразная ода на мотив связанный с владельцем знака, любая деталь полна значения и достоинства, а вся композиция в целом звучит как гимн величию природы и человеку. В них как в больших гравюрах художника – библейская торжественность, размеренность, величественность сопутствуют разрешению идеи знака даже, когда мотив экслибриса самый простой ²⁴ . Шрифт в экслибрисах Шиллинговского органически вплетен  в их композицию, причем и шрифт и изображение так прочно взаимодействуют друг с другом, что способствуют целостному виду произведения. В знаках Шиллинговского мало орнаментных деталей все в них пространственно - объемно и стилизовано в виде «роскошной исторической декорации».

Большим и своеобразным мастером, вписавшим яркую страницу в историю советского графического искусства, был Соломон Борисович Юдовин. Родился он в еврейском местечке Бешенковичи под Витебском. Уже в раннем детстве он проникся одухотворенной поэзией еврейского искусства с его очаровательной наивностью, прозрачной ясностью и напевностью и стал страстным собирателем народного творчества. Юдовин начал учебу в Витебске. Позже продолжил учебу в мастерской М.В.Добужинского в Петрограде. С Витебском у художника связаны воспоминания о провинциальном еврейском быте, которые легли в основу его циклов станковых гравюр, иллюстраций и экслибрисов. Прекрасный гравер на дереве и линолеуме, Юдовин создал около 20 экслибрисов. По мнению С.Г.Ивенского «экслибрисы 1920-х годов верны у него (Юдовина. - Э.Г.) общему направлению творчества этого периода - поиску особого стиля, они декоративны и нарочито примитивны в  изобразительных деталях и украшениях» ²⁵ .

Более чем кого-либо из графиков Юдовина можно причислить к художникам-новеллистам. О чем бы ни рассказывал Юдовин своими изумительными гравюрами, он заставляет волноваться, поражает своим ясным стилем рассказчика. Мастерство Юдовина тревожащее, внутренне лиричное, терпкое в деталях, насыщено остротой национального ²⁶. Экслибрисы Юдовина удивительны в своеобразном сочетании реального и воображаемого. Интересен его экслибрис для своего брата Карла Юдовина, на нем изображено множество людей на фоне архитектурного пейзажа, которые тянутся к гигантской руке, раздающей книги в лучах восходящего солнца. В 1928 году художник выполнил два книжных знака. На первом из них для А.Каплуна показана вертикальная башня в горах, ваза с кистями и карандашами, резец лежащий на деревянном бруске и одинокое дерево на фоне облачного неба. На втором знаке, выполненном для Г.Лурье, показаны два человека, один и них старый еврей при горящей свече что-то старательно пишет на свитке, второй печатает на офортном станке. Оба экслибриса выполнены в характерном юдовинском стиле на профессиональном высочайшем уровне, с глубоким проникновением в национальный характер, ясностью сюжета и особой игрой черных и белых пятен. Юдовин был одним из лучших мастеров деревянной гравюры, его гравюры поистине «доски судьбы», они проникнуты человечностью, реалистической ясностью, остротой и силой художественного обобщения ²⁷ .

Леонид Семенович Хижинский обучался у крупных мастеров ленинградской графики В.М.Конашевича и Д.И.Митрохина, преподававших в Академии художеств. С первых шагов сложился глубоко оригинальный, ни на кого не похожий художник, со своим поэтическим миром и со своим творческим лицом, узнаваемым с первого взгляда. Начиная с первого своего экслибриса созданного в 1924 году, он выполнил всего 27 знаков. Первое же ощущение, которое рождается, когда просматриваешь эти графические миниатюры - ощущение виртуозной тонкости и изысканное изящество гравировального мастерства. И как точно заметил А.Д.Чегодаев: «Они только естественная и достойная форма для душевной тонкости, для поэтического чувства природы и жизни, для умной зоркости и нежнейшей чуткости - для качеств ума и сердца, органически присущих искусству большого мастера советской графики ²⁸ . Гравюрный штрих экслибрисов Хижинского звучный  четкий, они красиво и разнообразно скомпонованы и мастерски вырезаны, несут  большую  смысловую нагрузку и отличаются неистощимой выдумкой в сюжетах. Хижинский большой мастер резца, в его ксилографических книжных знаках в совершенстве передан стиль эпохи, в полной мере показан круг интересов знаковладельца. Экслибрисы Хижинского, выполненные в 1920-х годах, как и его графика этого периода в целом, ярко выраженная ленинградская графика, в ней чувствовалось родство с декоративной традицией «Мира искусства», однако неуловимая угловатость и резкость линий, смещение геометрических форм явно переводили графику художника в русло напряженных поисков этого времени.

На первом своем книжном знаке предназначенным для библиотеки Ф.Л.Эрнста художник изобразил ансамбль Киево-Печерской лавры. На экслибрисе для профессора Ленинградского университета, специалиста по геральдике В.К.Лукомского художник изобразил рыцаря в латах, возвращающегося в замок. На знаке О.Усольцевой показан рабочий кабинет, стол с горящей настольной лампой и цветы в вазе, а за окном на подоконнике примостился черт читающий книгу. В экслибрисе для И.В.Моргилевского показаны арки из многотомья книг, вдали за окном при лунном свете виден замок, песочные часы и треугольник дополняют композицию знака. В 1927 году Хижинский выполнил книжный знак для Ленинградской государственной публичной библиотеки имени М.Е.Салтыкова-Щедрина, а через год экслибрис для Киевского архива. Всего художник выполнил в 1920-е годы 17 книжных знаков, все они сделаны в деревянной гравюре и, хотя они различны по композиции и сюжету, их объединяет сочность графического языка и великолепное мастерство гравера.

В.А.Фаворский  в своем письме к Леониду Семеновичу Хижинскому назвал его граверное творчество «изящным и тонким искусством» ²⁹ . В экслибрисах, как и в многочисленных гравюрах Хижинского нашли воплощение его душевная тонкость и душевное изящество, о которых сказал Фаворский. Художник нервного и острого резца, Хижинский умел передать в экслибрисе «трагический бег времени», любая деталь книжного знака от буквы до человека были следствием особого душевного состояния художника. Книжные знаки Хижинского составная часть его графического творчества и, начав создавать их в 1920-е годы, он не в пример многим своим коллегам по графическому цеху не отошел от этого вида графического искусства в 1930-е годы, более того он постоянно в нем совершенствовался. Имя Хижинского на рубеже 1920-1930-х годов вошло в первый ряд мастеров новой советской ксилографии и с тех пор так и осталось в этом первом ряду.

Самым выдающимся из молодых ленинградских граверов был Николай Леонидович Бриммер, ученик П.А.Шиллинговского, к сожалению рано умерший в полном расцвете сил в 1929 году. Изящество и тонкость линейных построений, прозрачность фонов, живописность, ювелирная отработка силуэта и жеста, компактность и целостность композиции делали Бриммера одним из самых примечательных молодых художников 20-х годов³⁰ . В искусстве книжного знака Бриммер проработал всего три года, создав 14 книжных знаков в гравюре на дереве и один цинкографический. Его экслибрисы изящны и романтичны, уникальны по книжности формы, пленительны по ксилографическому почерку. Первые графические миниатюры Бриммера не выходили за круг мирискуснических тем  - знак со сценой из балета Игоря Стравинского «Петрушка», знаки шрифтовые и декоративные. Позже художник создал графические миниатюры для художницы Надежды Крюгер, юной читательницы Ноэми Лурье,

Потрясают бриммеровские экслибрисы с видами Петербурга для библиофила А.К.Соколовского и художницы Натальи Фандерфлит, где Бриммер изобразил корабль XVIII века, плывущий мимо кроншпица Петропавловской крепости на кормовом флаге которого изображен родовой герб хозяйки знака. Оригинален и интересен детский книжный знак для Аленушки (Елены Фандерфлит). Много экспериментирует Бриммер в экслибрисах со шрифтом, интересны его шрифтовые графические миниатюры для А.Быкова и А.И.Аникеева. В книжном знаке для искусствоведа М.В.Доброклонского Бриммер использовал интерьер Эрмитажа, с которым на протяжении многих десятилетий была связана научная деятельность ленинградского ученого, текст этого знака был выгравирован художницей Н.К.Фандерфлит. Экслибрисы Бриммера отличает точность жеста, выразительность силуэта, поэзия линейных ритмов, причудливая и подчеркнуто контрастная игра черного и белого. Это были настоящие произведения графического искусства - романтические и  мечтательные, живые и ясные.

Также очень талантлив был так рано ушедший из жизни ленинградский график Юрий Петрович Великанов. После недолгой учебы в Одессе, где он родился, Великанов стал активно работать в Политпросвете по плакатам и росписям. В 1920 году Великанов переехал в  Петроград, где вскоре стал учиться в Декоративном институте на графическом факультете. Офортной технике он учился у Е.С.Кругликовой. В конце 1929 года Великанов увлекся экслибрисом, за два с половиной года он выполнил около 40 книжных знаков небольших по размеру, но проникнутых удивительным ощущением глубины переживаний. Великанов - прирожденный композитор в графике. Он сделал экслибрис доверительной областью своих надежд и тревог, поэтому они столь безупречны, причем не только автоэкслибрисы, но и знаки, созданные для близких ему художников и знакомых. Многие из экслибрисов Великанова выполнены в технике линогравюры. Первый свой книжный знак художник выполнил на свое имя, он представляет собой шрифтовой знак, заключенный в декоративную рамку, где изображены орудия производства художника - кисть и резец. Работал Великанов во многих графических техниках. По своей графической манере и миропониманию Великанов очень близок раннему Фалилееву, ему чужда пластическая просветленность и сдержанность, в его экслибрисах виден всплеск романтических откровений душевного состояния художника. «Он обладал, - считал П.Е.Корнилов, - чувством времени и замечательными эмоциями художника реалиста и романтика. Он был новатором, шел, вперед опираясь на славные традиции мирового искусства» ³¹ .

Художник книги и плакатист Максим Владимирович Ушаков - Поскочин работал и над экслибрисом. В начале творческого пути его  ксилографические экслибрисы имели больше украшательную, чем содержательную ориентацию. Позже он успешно освоил гравирование на торце и создал несколько интересных, содержательных и умных знаков. Экслибрисы Ушакова-Поскочина отличаются не только высоким уровнем граверного искусства, тонким пониманием природы книжного знака, но и глубоким проникновением в духовный мир знаковладельца. Лучшие из его графических миниатюр конца 1920-х годов это два экслибриса. Первый выполнен для Н.О.Болдиной, на нем изображен трехмачтовый парусник с Андреевским флагом, пришвартованный к стенке Адмиралтейства. Знак небольшой по размерам, но покоряет тонкостью штриха, композиционным построением и смысловой наполненностью. Второй знак -  автоэкслибрис с Дон Кихотом, который увлеченно читает книгу, жестикулируя и как бы делясь прочитанным со зрителем. Фон знака образует тревожный по настроению пейзаж с городом,  заводами на дальнем плане и колючей проволокой впереди. Очень лиричен и книжен экслибрис художника, выполненный им для историка искусства и художественного критика Э.Ф.Голлербаха, на нем изображен  в овальной раме Аполлон в окружении книг и растительного декора.

Сергей Михайлович Мочалов учился у П.А.Шиллинговского. Хороший ксилограф он работал и в экслибрисе, создав в деревянной гравюре несколько графических миниатюр. Один из первых его знаков был создан в 1925 году для художницы Марии Орловой - Мочаловой. Он контрастен по светотени, несколько помпезен, но художник четко выразил профессию хозяйки знака, проявив внимание к шрифту. В более поздних своих работах Мочалов показал себя художником оригинального стиля в гравюре и в экслибрисе. Над экслибрисом работала ленинградская художница Наталья Константиновна Фандерфлит. Известны ее ксилографические книжные знаки для ленинградской преподавательницы музыки Надежды Сперанцевой, А.Хардикайнен, Василеостровской районной библиотеки. Другой ленинградский график Мария Николаевна Орлова-Мочалова  также сделала несколько книжных знаков в технике деревянной гравюры. Наиболее известный из них  нотный знак для музыканта Маргариты Аббиате, выполненный в 1927 году, на нем изображен павлин в окружении стилизованных цветов, вся композиция знака заключена в красивую декоративную раму. В первое послереволюционное десятилетие над ксилографическим экслибрисом изредка работал Михаил Иосифович Разулевич, один из них был выполнен в 1929 году для Лидии Аверьяновой.

В технике рисунка тушью в Петрограде - Ленинграде активно работала целая группа художников - графиков, среди них  Г.И.Гидони, В.М.Мичурин, С.Н.Грузенберг, В.Е.Григорьев (Додди),  И.Г.Чашник,  Б.В.Дмитриев, А.И.Янченко, М.Л.Фрам, И.К.Томковид, О.В.Энгельс,  В.К.Изенберг и многие другие художники. Техника печати с цинкографского клише в северной столице традиционно пользовалась успехом в художественной среде, ее традиции шли от последней трети  XIX века, когда печать с оригинальных форм была почти вытеснена фотомеханическими способами, когда основная масса  петербургских графиков ограничивалась созданием рисунка для клиширования. Традиции, заложенные мирискусниками в технике клише, успешно развивались ленинградскими художниками в первое послереволюционное десятилетие.

Очень активно работал в рисованном экслибрисе ученик В.В.Воинова Григорий Иосифович Гидони. Всего он создал около 40 книжных знаков и всего три до революции. Привлекают его портретные знаки, выполненные в 1920-х годах, среди них экслибрис для химического института Всесоюзной академии наук с портретом М.В.Ломоносова и девизом «Химия - руками физическими называться может». К числу одних из первых ленинских книжных знаков  относится портретный экслибрис для библиотеки Ленинградского университета, выполненный в 1929 году. Портретные экслибрисы Гидони выполнил для академиков, Ф.У.Успенского,  И.Г.Чернина, С.О.Майзеля, Н.С.Курнакова и др. В 1926 году художник выполнил книжный знак для исследователя истории химии и алхимии С.А.Погодина с рисунком старинной плавильной печи и алхимическими символами. В труднейшем 1918 году по инициативе и под руководством Абрама Федоровича Иоффе был создан Физико-технический институт Академии наук, через 11лет, накануне 50-летия академика, для его личной библиотеки и выполнил экслибрис Гидони. Запоминается графическая миниатюра для драматической актрисы Евгении Гидони, в композицию знака включен текст на латинском языке «Меня покинуть, вновь обнять и, наконец, вернуться».  Экслибрисы для представителей музыкального и театрального искусства довольно часты в творчестве художника, это книжные знаки для драматического актера, народного артиста Республики Ивана Горелова, композитора и дирижера И.С.Миклашевского, театроведа и критика П.И.Новицкого со словами «Скорей певец, скорей!». Многое Гидони почерпнул у графиков «Мира искусства», художник впитал в себя творческое наследие мирискусников и творчески применил его в послереволюционные годы, исходя из новых политических и художественных реалий.

Владимир Михайлович Мичурин ученик П.А.Шиллинговского. С конца 1920-х годов он выполнил несколько рисованных тушью экслибрисов, но впоследствии книжным знаком занимался  периодически. Известны его знаки для художника В.Г.Шуклина, один из них впоследствии по рисунку автора знаковладелец нарезал на дереве. Книжные знаки  Мичурина  очень контрастны, игра черных и белых пятен в композиции знака делает их графически рельефными. Естественной компонентой знака, органически вписывающегося в его смысловую схему, является шрифт. В 1923 году из Витебска в Петроград приехал Илья Григорьевич Чашник. Получив художественное образование в мастерской К.С.Малевича в Витебском художественно-практическом институте, Чашник и в Петрограде стал сотрудником отдела К.С.Малевича в Государственном институте  художественной культуры. В его творчестве экслибрисы были случайны. Наиболее известен его рисованный двухцветный книжный знак для П.В.Губара, выполненный в 1924 году, на нем дана в двухрамочной системе абстрактная геометрическая конструкция.

В первые послереволюционные годы в Петрограде работал архитектор Этнографического музея Академии наук Сергей Николаевич Грузенберг. Первые свои книжные знаки художник создал в 1908 году, впоследствии им было выполнено около 25 экслибрисов, причем в 1920-е годы 13 графических миниатюр. Все экслибрисы Грузенберга выполнены в технике рисунка и отличаются сложной композицией с большим числом разноплановых деталей. Тематика знаков чрезвычайно обширна, но обязательным атрибутом их является книга. Экслибрисы Грузенберга очень нарядны, красивы и книжны, они конкретно связаны со знаковладельцем, отражая его духовный мир и круг интересов. Из экслибрисного наследия Грузенберга наиболее известна его графическая миниатюра для Маруси Грузенберг, которая выполнена с любовью и с добрым юмором, на нем изображена девочка, сидящая на горшке и внимательно рассматривающая богато иллюстрированную книгу, рядом множество детских игрушек, оставленных на время.  Интересны экслибрисы Грузенберга для Ольги Аренской с музыкальным сюжетом и Михаила Николаева по «ню» теме. В начале 1920-х годов Грузенберг уехал из Петрограда в Екатеринослав, где был профессором архитектуры в местном политехникуме. И в это время он продолжал работать над экслибрисом.

Творчество петроградского художника Александра Степановича Янченко мало известно. Его имя ассоциируется в первую очередь с тем, что еще при жизни В.И.Ленина в 1921 году  он создал первый экслибрис ленинианы. Нарисован он для библиотеки клинического  военного госпиталя Военно-медицинской академии РККА³². На знаке изображена медицинская эмблема - чаша со змеей, меч и раскрытая книга со словами Ленина «Трудящиеся тянутся к знанию, потому что оно необходимо им для победы». Наличие именно этих слов, сказанных Владимиром Ильичом на первом Всероссийском съезде по просвещению, вполне оправдано, так как библиотека в основном состояла из книг, предназначенных для самообразования. Этот книжный знак справедливо считают родоначальником экслибрисной ленинианы,  под которой принято подразумевать все книжные знаки на ленинскую тему, содержащие портретные изображения вождя, его высказывания, изображающие места, связанные с его жизнью и революционной деятельностью. Другой ленинградский художник Михаил Львович Фрам в 1925 году нарисовал один из первых экслибрисов с изображением Мавзолея В.И.Ленина. Выполнен он был для одного из активных деятелей пионерского движения М.Б.Ценципера. На знаке - юный знаменосец с алым галстуком на груди и звено пионеров, марширующих нам фоне освещенного солнцем Мавзолея В.И.Ленина.

С экслибрисной ленинианой также связано имя ленинградского графика Ивана Константиновича Томковида. Известен его книжный знак, выполненный в 1925 году для ленинградских журналистов П.О. и Н.О.Болдиных, работавших в 1920-х годах в «Красной газете». На знаке нарисованы - сияющая пятиконечная звезда, первый деревянный Мавзолей В.И.Ленина, воздвигнутый в 1924 году по проекту академика А.В.Щусева, а также книги, молот и шестерня, знаменующие собой союз науки и труда. Еще один ленинский книжный знак выполнила ленинградская художница Татьяна Федоровна Белоцветова. Эта портретная графическая миниатюра была подарена заведующему библиотекой Адмиралтейства в Ленинграде Г.Ф.Селезневу. Великолепную графическую миниатюру сделала художница и для домашней библиотеки секретаря Льва Николаевича Толстого Б.М.Чистякова с портретом великого писателя.

Петроградский художник Семен Петрович Иванов в 1920 году нарисовал  книжный знак для библиотеки петербургского отделения Государственного издательства, пропагандирующего книгу. В композиции знака книга с текстом «Книга ничего иное, как человек, говорящий публично», что подчеркивает «роль  самого великого из всех чудес» в жизни нового общества. Революционный пафос ивановского экслибриса является отражением новой эпохи - времени бурных послереволюционных лет. Автором многочисленных экслибрисов  выполненных в технике рисунка тушью был Владимир Евгеньевич Григорьев (Додди), окончивший в Петербурге факультет восточных языков. В 1923 году он выполнил экслибрис для киноактрисы Тамары Шкапской, на нем в очень сжатой графической форме изображен огромный фолиант, через который в высоком прыжке берет высоту лошадь с всадницей. Экслибрис лаконичен, скуп на детали, понятен с первого прочтения, логика знака незамысловата - актриса берет очередную  высоту в своем творчестве. Григорьевские книжные знаки украсили книги домашних библиотек композитора и литературного критика Ореста Тизенгаузена, поэта Мэтью Кэва (М.И.Коварского), артистки эстрады Норы Реат (Н.Д.Богатской), поэта - сатирика Анатолия Френкеля (Д 'Актиля), артистки кино Фриды Спиро, балерины Веры Кесса и др. В 1923 году художник выполнил для себя экслибрис на эротическую тему, а  в 1925 году книжный знак для студента - технолога Сергея Орликова с девизом «Трудом к созиданию – с книгой к знанию».

Художник Василий Васильевич Гельмерсен  всю свою жизнь (окончившуюся в сталинских застенках) отдал искусства силуэта. Именно в этом виде графики был проиллюстрирован им пушкинский  «Евгений Онегин». Работал художник и в малой графике, так в середине 1920-х годов он выполнил рисованный экслибрис для искусствоведа, собирателя живописи, графики, фарфора и экслибриса Э.Ф.Голлербаха. Это небольшого размера графическая миниатюра с силуэтами, читающих мужчины и женщины, на фоне силуэта арки. Книжный знак очень лиричен и красив. Лаконичная композиция знака делают его очень книжным, и раскрывает интересы знаковладельца – историка искусства и художественного критика. В несколько ином плане выполнен экслибрис для ленинградской Центральной библиотеки русской драмы, где в красивой раме дан рисунок покровительницы трагедии Мельпомены. Знак венчает надпись на латинском языке  «Чтение – вот пища для таланта», внизу знака  изображен фасад здания библиотеки. Интересен  книжный знак Гельмерсена на пушкинскую тему для А.С.Полякова, выполненный в1927 году. Он сопровождается пушкинским афоризмом «Священны мне всегда и всюду науки…». Эта графическая миниатюра тонка, грациозна, воздушна.

Пушкинская тема активно разрабатывалась в российском экслибрисе. Обратимся к истории. Первый пушкинский экслибрис хронологически появился  только в 1890-е годы и принадлежал он Александру Федоровичу Онегину (настоящая фамилия Отто). Известный парижский собиратель книг, рукописей, портретов и предметов, связанных с Пушкиным,  собрал уникальную и ценнейшую коллекцию, которую подарил России, она поступила в Пушкинский Дом Академии наук СССР, став его украшением ³³ . Для своего экслибриса  Онегин использовал офорт парижского гравера И.Песке по рисунку русского рисовальщика и скульптора М.О.Микешина, чьи памятники украшают Петербург (Екатерина II), Киев (Богдан Хмельницкий), Новгород (1000-летие России) и др. На офорте изображена пушкинская Татьяна, которая:

 

Прелестным пальчиком писала

На отуманенном окне

Заветный вензель…

 

Вензель для Татьяны, как известно, был  «О. да Е.», но тут вензель был изменен на «А» и «О» - Александр Онегин. Первый портретный пушкинский экслибрис появился в 1913 году, выполнил его художник Ф.И.Захаров для крупнейшего коллекционера, обладателя ценнейшего пушкинского собрания профессора-биолога Г.В.Эпштейна. В основу композиции книжного знака автор положил знаменитый портрет поэта работы Ореста Кипренского, заключив его в стилизованную рамку начала  XIX века. Впрочем, Александр Сергеевич Пушкин экслибриса не имел. Видимо он предпочитал легкий воздушный росчерк на книгах.

Пожалуй,  первыми пушкинскими экслибрисами, выполненными в  начале 1920-х годов, были два книжных знака  петроградца Якова Алексеевича Тепина для ученых - пушкиноведов М. и А. Цявловских. На первой  графической  миниатюре Пушкин изображен за чтением книги, а на втором художник запечатлел поэта, читающим собственную рукопись. Оба экслибриса остались проектами, ибо не были тиражированы и не наклеивались на книги.  Изящный книжный знак выполнил для своей свояченицы М.И.Голлербах художник-любитель, искусствовед и автор книги о Царском Селе «Город муз», вышедшей в Ленинграде в 1927 году Эрих Федорович Голлербах, на нем дан памятник Пушкину-лицеисту скульптора Р.Р.Баха и приведены пушкинские строки «Люблю ваш сумрак неизвестной, благословенные мечты!». В 1925 году замечательный книжный знак для последнего поэта-акмеиста, ученика Н.С.Гумилева Всеволода Рождественского выполнил ленинградский художник Борис Васильевич Дмитриев. На фоне Зимнего дворца  и стройной колонны ионического ордера изображен силуэт читающего мужчины в окружении книг, на которых лежит цилиндр, с тростью. Петербургский художник-декоратор Оттон Васильевич Энгельс в 1918 году нарисовал несколько экслибрисов для близких ему людей. Это знак для балетмейстера Л.Н.Алексеевой, на нем изображен Пьеро, знак очень прост  по композиции и по рисунку. Другой  книжный знак нарисован для театрального врача балетного состава Большого театра СССР, художника-фотографа Н.Власьевского. В технике ксилографии Энгельс сделал графическую миниатюру для артиста московского Камерного театра, балетмейстера и режиссера А.А. Румнева (Зякина), на нем также изображен традиционный персонаж французского народного театра Пьеро.

Михаил Исаакович Соломонов также работал в технике рисунка тушью для клиширования. В 1920-е годы он нарисовал интересную графическую миниатюру для председателя Ленинградского общества экслибрисистов (ЛОЭ) В.С.Савонько, а также экслибрисы с видами Петербурга для Михаила Дьяконова и Александры Доброхотовой. В 1920 году обратился к экслибрису старейший петербургский живописец, ученик С.М.Воробьева и М.К.Клодта, профессор Петербургской Академии художеств Юлий Юлиевич Клевер. В 1923 году он нарисовал книжный знак для знатока русской военной старины, библиофила и экслибрисиста А.М.Макарова, у которого была уникальная специальная библиотека по военному делу в 6500 томов и коллекция книжных знаков в 6000 экслибрисов. Несколько книжных знаков сделал художник, по образованию архитектор Иван Василевич Симаков. Вся его деятельность протекала преимущественно в области иллюстрирования популярных изданий. В 1919 году он выполнил экслибрис для А.Држевецкого, на котором изобразил сидящего с книгой в кресле владельца знака  неандертальца, между ними раскрытая книга в лучах солнца. Графическая миниатюра показывает, какой путь прошел человек от  первобытного состояния и ту роль, какую сыграла книга  в этой эволюции.

В экслибрисном творчестве Владимира Константиновича Изенберга работы в основном посвящены людям тетра, балета и музыки. Из его книжных знаков выполненных в начале 1920 годов интересна графическая миниатюра для драматического актера, впоследствии народного артиста СССР Юрия Михайловича Юрьева. На нем изображен мушкетер, читающий письмо на фоне архитектурного пейзажа, вся композиция знака заключена в тяжелую раму с восточным орнаментом. Другой экслибрис для актера и режиссера петроградских театров миниатюр, кинорежиссера студии «Ленфильм» Семена Тимошенко сугубо театрален, на нем актер, в маске Пьеро, выглядывающий со сцены через раздвинутый занавес, знак заключен в раму неправильной геометрической формы. Он прост, выполнен без художественных изысков, графический язык предельно подчинен сюжетной линии знака. Интересны работы Изенберга для балерины Веры Кесса и певца Георгия Марголина, все они выполнены в одном композиционном ключе и прорисованы на одном профессиональном уровне, как и первых два о которых шла речь. В 1920-е годы над рисованным книжным знаком в Петрограде - Ленинграде работали ряд художников, среди них необходимо отметить: Исаака Яковлевича Айзеншера, нарисовавшего экслибрис для В.Е.Шевченко; Сергея Ефимовича Бровцева, выполнившего ряд автоэкслибрисов с видами любимого города.

Большим мастером  офорта и отличным рисовальщиком был Матвей Алексеевич Добров. Он создавал экслибрисы очень простые по композиции, так на книжном знаке для историка искусства и коллекционера В.Я.Адарюкова изображена раскрытая книга с иллюстрацией на одной из страниц, вмонтированная в нарядно - пышную рамку. Экслибрис (сепия на желтоватой бумаге) органично связан с книгой. Вообще творчество Доброва в искусстве книжного знака Петербурга - Ленинграда 1920-х годов стоит несколько особняком, так как художники северной столицы в основном работали в цинкографии, немногие в ксилографии и линогравюре, в офорте работали единицы, Добров был одним из них, причем, как офортист он был широко известен своими талантливыми работами. Из ленинградских мастеров малой графики, кто работал в технике рисунка заслуживают внимания графические миниатюры Ростислава Владимировича Войнова, сделавшего в 1918  году ряд графических миниатюр для Б.А.Розенгера, А.И.Соколовского и Б.Гончарова; Павла Федоровича Рейна, нарисовавшего в 1928 году экслибрис для А.К.Мартенса; Александра Ивановича Фанталова с его экслибрисами для книг ЖАКТа, ул. Восстания 19/53, сделанного в 1927 году. В цинкографии делали графические миниатюры ленинградские графики Соломон Исаевич Герштейн, выполнивший книжный знак