Джек Лондон: тропою Волка - ФОТО
10:30, 17 апреля 2011 Эхо планеты
Это интересно  |
|
Образ волка — один из ключевых в творчестве Джека Лондона. Сильные, неутомимые и умные хищники, которых он называл "сухопутными акулами", были ему не менее интересны, чем люди. Под своими письмами он нередко ставил подпись "Волк" — так называли аборигены Аляски белокожих завоевателей. А когда на вершине успеха Джек решил построить у себя на ранчо в Глен-Эллене замок, то имя родилось само — "Дом Волка". Но случилась беда: в канун новоселья его деревянные конструкции были разом охвачены пламенем и сгорели, как бабочка, неосторожно пролетевшая над свечой.
Глядя на обгоревший каменный скелет "Дома Волка", я подумал, что он может служить символом жизни американского писателя, в которой было много драм со дня его рождения и даже раньше, когда он еще находился в утробе матери.
В пылу ссоры с мужем, вынуждавшим ее сделать аборт, она выстрелила себе в висок. По счастью, пуля прошла по касательной, оставив на память шрам. Несколько миллиметров, взятых влево, оставили бы брешь в истории мировой литературы. После этого Флора Уэллман и ее муж Уильям Чейни, профессор астрологии, разошлись. Фамилию Джеку дал его отчим — разорившийся фермер Джон Лондон.
Зарабатывать деньги он начал с 10 лет и успел перепробовать множество профессий — служил мальчиком в кегельбане, развозчиком льда и разносчиком газет, был матросом и кочегаром. А закончив начальную школу, устроился на консервную фабрику. Трудиться ему пришлось по 18—20 часов в сутки. "Я не знал ни одной лошади в Окленде, которая работала бы столько", — напишет он позднее. Лошадь так работать в самом деле не может, но именно в таком режиме будет работать над своими книгами сам Джек.
Пока же он стал "устричным пиратом" — вместе с целой флотилией браконьеров отлавливал устриц и продавал их ресторанам. Народ вокруг был лихой, и Джек быстро научился работать кулаками и пить виски. Приметив бойкого паренька, его перевербовал рыбачий патруль, боровшийся с браконьерством. Новая работа требовала незаурядного мужества. Вооруженный только стальной вилкой, он забирался на борт пиратской лодки и арестовывал ее хозяина, располагавшего куда более серьезным оружием.
Вооруженный только стальной вилкой, он забирался на борт пиратской лодки и арестовывал ее хозяина, располагавшего куда более серьезным оружием
Новых впечатлений Джек набрался, став матросом на шхуне, промышлявшей котиков у берегов Японии. Как раз в то время газета "Сан-Франциско Колл" объявила конкурс на лучший рассказ. Устроившись на кухне, Джек без черновиков за сутки написал рассказ "Тайфун у японских берегов" и получил первую премию — 25 долларов. Редакцию поразили знание предмета и яркость слога 17-летнего автора.
Год спустя он принял участие в походе безработных на Вашингтон и месяц просидел в тюрьме по обвинению в бродяжничестве. Это тоже был важный опыт, однако Джеку фатально не хватало знаний. Подготовившись экстерном, он поступил в Калифорнийский университет, но проучился лишь три семестра — надо было зарабатывать на жизнь. После изнурительной работы он теперь усаживался за книги. Составлял конспекты, завел картотеку, тщательно изучал стилистику и построение фабулы в литературных произведениях, переписал множество стихов. По сути, он создал литературный институт на дому и успешно его окончил. Уже тогда он понял: "Не стоит ждать вдохновения, за ним надо гоняться с дубинкой".
Когда началась "золотая лихорадка", Джек отправился на Аляску. За год он не добыл ни унции золота и заработал цингу. Зато именно там, в Стране белого безмолвия, родился писатель, которого вскоре узнает весь мир.
Жадно впитывая знания, он отдал дань увлечения Ницше, учившему, что мир принадлежит сильным.
Жадно впитывая знания, он отдал дань увлечения Ницше, учившему, что мир принадлежит сильным
Может, и к волкам Джека тянуло потому, что на уровне инстинктов они были стихийными ницшеанцами. Мир для них делился на тех, кто ест и кого едят. Сами они относились к первой категории, хотя в рассказе "Любовь к жизни" расклад оказался иным.
Помните? Через снежную пустыню ползут два полуживых существа, околевающих от голода. Развязка близка: клыки волка сдавили руку человека — его добычи, которую он так долго подстерегал. Но и человек ждал долго и своей искусанной рукой сжал волчью челюсть, а другой обхватил шею. "Ему не хватало силы, чтобы задушить волка, но человек прижался лицом к волчьей шее, и его рот был полон шерсти. Прошло полчаса, и человек почувствовал, что в горло его сочится теплая струйка. Это было мучительно, словно ему в желудок вливали расплавленный свинец, и только усилием воли он заставил себя терпеть. Потом человек перекатился на спину и уснул".
Крупская вспоминала, что за два дня до смерти Ленина она читала ему этот рассказ и он ему "понравился чрезвычайно".
Выступая на одном из митингов, Джек Лондон, в ту пору член Социалистической партии США, предрек, что капитализм погибнет до 2000 года. Пророчество не сбылось. В названный срок приказал долго жить его антипод, для которого в Кремле придумали странноватое название — "развитой социализм". Казалось, это должно было перечеркнуть роман "Железная пята", который советская критика объявила идейной вершиной творчества Лондона.
По жанру "Железная пята" — роман-утопия с замысловатым сюжетным ходом: дневниковые записки, сделанные в первой половине XX века, были найдены в XXVII. Не знаю, станут ли читать этот роман люди будущего, но мне он представляется актуальным — показывает, как опасно всесилие олигархов. Они "назначают и смещают сенаторов, депутатов и губернаторов и как диктаторы определяют всю правительственную политику".
Их главный закон: "Здесь господа — мы: мир — наш, нашим и останется" — показался мне знакомым. Порылся в своем архиве и отыскал заявление, сделанное в 1998 году всесильным в ту пору Березовским: "Мы владеем половиной страны и намерены ею управлять". Так, может, перед нами роман-предостережение?
В мемориальном музее, расположенном в здании, которое Чармиан, жена Джека, построила, уже став вдовой, собраны книги этого замечательного писателя, изданные во многих странах мира. По моей прикидке, русская библиотека его сочинений превысила суммарный тираж всех остальных. Было в этом щедро одаренном, сильном и красивом человеке нечто такое, что сделало его любимцем русских читателей. Леонид Андреев писал: "В Джеке Лондоне я люблю его спокойную силу, твердый и ясный ум, гордую мужественность... Талант его органичен, как хорошая кровь, свеж и прочен, выдумка богата, опыт огромен".
Мартина Идена сыграл Маяковский
Ирвинг Стоун, написавший художественную биографию Лондона "Моряк в седле", приводит оценку, которую дал ему один из товарищей по Клондайку: "Ну до чего же это был прекрасный экземпляр человеческой породы! Имел чистое, преисполненное радостью, нежное, незлобивое сердце — сердце юноши, но без тени присущего юности эгоизма. Имел лицо художника и мечтателя, очерченное сильными штрихами, свидетельствовавшими о силе воли и безграничной энергии".
Имел чистое, преисполненное радостью, нежное, незлобивое сердце — сердце юноши, но без тени присущего юности эгоизма
Первым изданием Лондона в России стала вышедшая в 1906 году книга "Люди бездны". При переводе она получила название "На дне", что можно считать нарушением авторских прав Горького. Но тот протестовать не стал, а, напротив, высоко оценил творчество американского коллеги, пробившего, по его словам, "огромную брешь в литературной плотине". Еще при жизни Лондона в России увидели свет и два многотомных собрания его сочинений. Но подлинный бум пришелся на советские годы, когда было напечатано более 48 миллионов экземпляров его книг, причем не только на русском, но и на 33 языках народов СССР.
Современным библиофилам трудно представить себе ажиотаж, который вызвала объявленная в 1954 году подписка на 8-томное собрание сочинений Лондона. Хвостатую очередь с ночным дежурством и перекличками, в которой студентом довелось постоять и мне, можно сравнить разве что с толпами, штурмовавшими подъезды МММ и банка "Чара" в период становления капитализма с человеческим лицом Лени Голубкова. Если бы сочинения на тему "Мой любимый герой" в школах можно было писать без оглядки на педагогический диктат, благородный Белый клык, помесь волка и собаки, имел бы все шансы составить конкуренцию Павке Корчагину.
Экранная жизнь сочинений Лондона в нашей стране началась с фильма "Не для денег родившийся" по мотивам романа "Мартин Иден". Сценарий по заказу кинокомпании "Нептун" написал в 1919 году Владимир Маяковский, и он же сыграл главную роль. Американский писатель превратился у него в русского поэта Ивана Нова. Существенно изменился и финал. Духовно сломленный Иден нырнул в морскую бездну на глубину, из которой можно было вернуться только трупом. Иван же лишь инсценирует самоубийство — сжигает скелет из анатомички, облаченный в его костюм. А сам, прежде чем скрыться, свергает с пьедестала бюст Пушкина, что, видимо, должно было символизировать реализацию давней мечты футуристов — сбросить Александра Сергеевича "с корабля современности".
После этого в России было снято еще пять фильмов по книгам Лондона — "Белый клык", "Жажда жизни", "Мексиканец", "Сердца трех" и "Кража".
Россия притягивала его
Чармиан утверждала, что ее муж рвался в Россию и хотел написать о ней книгу. Словам этой экзальтированной дамы не всегда можно доверять, но интерес Джека Лондона к России и славянству в целом несомненен. "Славяне, — говорил он, — самая юная нация среди дряхлеющих народов, им принадлежит будущее". Американский писатель следил за литературной жизнью России и откликнулся рецензией на роман Максима Горького "Фома Гордеев". "Из его могучего кулака, — писал он, — выходят не изящные литературные безделушки, приятные, усладительные и лживые, а живая правда, — да, тяжеловесная, грубая и отталкивающая, но правда". Джек считал, что реализм Горького более действенен, чем Толстого или Тургенева, и объявил: "Мантия с их плеч упала на его молодые плечи, и он обещает носить ее с истинным величием".
А пуританская Америка считаться с величием нашего Буревестника не пожелала. Когда Горький, человек женатый, приехал в США со своей любовницей — актрисой МХАТа М.Ф. Андреевой, двери отелей в Нью-Йорке перед ними дружно захлопнулись.
Большое впечатление на Джека произвело знакомство с Анной Струнской, красивой девушкой и пламенной социалисткой, имевшей российские корни. Он увлекся ею, и Анне, студентке Стэнфордского университета, тоже приглянулся молодой красавец с большими синими глазами в обрамлении темных ресниц. Ей показалось, что она встретила молодого Маркса или Байрона.
Они могли бы стать идеальной парой, однако идеал плохо вписывается в реальную жизнь. Их роман остался платоническим, но принес свой плод — совместную книгу о природе любви под названием "Переписка Кемптона и Уэйса".
Соавторы, решившие остаться анонимами, распределили роли: Джеку (Уэйсу) предстояло оценивать любовь с научных позиций, а Анне (Кемптону) — защищать романтику. На практике это выглядело так. Джек писал, что брак, рассматриваемый биологически, — всего лишь учреждение, необходимое для сохранения рода. Романтическая же любовь — выдумка, которую человек внес в естественный порядок вещей по недомыслию. У Анны мысли и слог были прямо противоположными: "Розовый свет зари на небесах, прикосновение руки, цвет и форма плодов, слезы неведомой печали более значительны, чем все, что построено и изобретено со времени первого социального договора".
Критики довольно тепло отнеслись к этой книге ("умно, остро, философия оригинальна"), и она выдержала два издания. Во время поездки в Россию Струнская добралась до Ясной Поляны и, преодолев смущение, подарила книгу о любви Льву Толстому. Реакция великого старца осталась неизвестной. А то, что вскоре после этого он тайно покинул дом и семью, — случайное совпадение.
При въезде в патриархальный городок Глен-Эллен, расположенный в графстве Сонома, калифорнийские друзья вручили мне рекламный проспект, посвященный главной достопримечательности здешних мест — ранчо "Красота" (Beauty Ranch), на котором Джек Лондон прожил последние 11 лет. В этом документе его представляли как "социалиста, бонвивана, фермера и писателя". Занятная последовательность, не правда ли? Думаю, она вызвала бы улыбку и у хозяина ранчо. Не знаю, вычеркнул бы Джек, настоящий трудоголик, из этого перечня "бонвивана", но третье из перечисленных слов вполне мог перенести на первое место. "Это не дача, — говорил он о своем владении. — Это — мой дом. Я — фермер. И живу в деревне потому, что я — фермер".
После смерти хозяина и его вдовы ранчо, расположенное на живописных холмах Лунной долины, стало именоваться Государственным историческим парком Джека Лондона. Власти штата выкупили его и оплатили расходы на реставрацию. Как это принято в США, большую помощь парку оказывают волонтеры некоммерческой естественноисторической ассоциации Лунной долины. Чистота и порядок, царящие в заповедном уголке, — их заслуга.
Джек Лондон был влюблен в свое ранчо и вложил в него много труда и средств. Сельским хозяйством он занимался увлеченно, однако без особого успеха. Высадил, к примеру, эвкалиптовую рощу, чтобы осушить болотистую землю, а австралийские деревья не пожелали приживаться в калифорнийской земле. В то время владелец ранчо был уже самым высокооплачиваемым писателем в мире: зарабатывал по 75 тысяч долларов в год, а тратил — сто. Так и получилось, что Лондон-писатель должен был дотировать одноименного фермера.
Однако все эти неприятности меркли перед удовольствием, которое он испытывал, принимая в своих владениях гостей. Щедрость Джека была беспредельной. К каждому из своих писем — а они исчислялись тысячами — он делал приписку: "Щеколды на воротах легко открыть снаружи, а одеяла и еда на ранчо для друзей всегда найдутся. Приезжайте погостить и живите сколько захочется". Желающих воспользоваться приглашением было так много, что Джек заказал в типографии специальный указатель, объясняющий, как кратчайшей дорогой добраться до его дома. Случаи, когда за его обеденным столом собиралось менее 10—12 гостей, были редки, а порой набиралось по двадцать.
Желающих воспользоваться приглашением было так много, что Джек заказал в типографии специальный указатель, объясняющий, как кратчайшей дорогой добраться до его дома
Какие бы заботы его ни обуревали, Лондон ни разу не позволил себе нарушить правило — писать ежедневно по тысяче слов, а если вдохновение разгуливалось, то и по полторы тысячи. Засыпал он обычно не раньше часа ночи, предварительно переведя стрелки на картонном циферблате, висевшем на дверях его кабинета. Так обозначалось время, когда его управляющему и преданному другу японцу Наката следовало его разбудить. Обычно это было 5 утра, самое позднее — 6. Такая жесткая самодисциплина позволила писателю за 17 лет издать 50 книг и опубликовать бесчисленное число статей.
Лучше быть пеплом, чем пылью
Это было его заветной мечтой — построить родовой замок для династии Лондонов, которую он был намерен основать. Для этого требовался сын, которому можно было передать фамильную эстафету. Когда жена объявила, что ждет ребёнка, Джек очень надеялся на появление мальчика. Но Чармиан родила дочь, прожившую всего три дня.
И все-таки в 1910 году замок под названием "Дом Волка" начали строить. Масштабы его были невиданными: площадь 4-этажного здания должна была составить 15 000 квадратных футов (1393 квадратных метра). Проект, по первоначальным прикидкам, требовал 40 тысяч долларов, но в ходе строительства сумма выросла вдвое. В ход пошли лучшие строительные материалы — неотесанные глыбы красного вулканического туфа, голубой сланец, испанская черепица. Для деревянных конструкций отобрали тысячелетние секвойи.
В доме было 23 комнаты, большая часть которых предназначалась для гостей. Гостиная была двухъярусной, а стол был готов принять полсотни едоков. Винтовая лестница соединяла рабочий кабинет Джека с библиотекой на четыре тысячи томов. Чармиан, натура артистическая, получила в свое распоряжение музыкальную комнату. В доме был закрытый бассейн, тир, прогулочные террасы.
Хозяева и слуги собирали вещи, готовясь к переезду, как вдруг в ночь на 21 августа 1913 года в "Доме Волка" вспыхнул пожар, в течение нескольких часов уничтоживший все деревянные скрепы и конструкции. Джек Лондон в этот момент находился вне дома. За ним послали, и он примчался, запыхавшийся, с развевающимися волосами, чтобы своими глазами увидеть, как сгорает в адском пламени его сокровенная мечта.
За ним послали, и он примчался, запыхавшийся, с развевающимися волосами, чтобы своими глазами увидеть, как сгорает в адском пламени его сокровенная мечта
Джек считал, что дом поджог кто-то из социалистов, уязвленных тем, что он покинул их боевые ряды. Принимая это решение, он написал в письме, направленном руководству соцпартии: "Я отдал четверть века — лучшие годы моей жизни — революционному движению только для того, чтобы убедиться, что оно осталось таким же косным и пассивным, как до Рождества Христова".
Поначалу версия о поджоге была главной, хотя ходила и другая — от случайной искры могла загореться оставленная рабочими промасленная ветошь. Ныне эксперты склоняются к тому же мнению.
После этой драмы Джек Лондон прожил еще три года и три месяца, и это был самый тяжелый период его жизни. В свое время он написал книгу о губительной силе алкоголя "Джон Ячменное зерно", по которой был снят фильм, сыгравший важную роль в принятии в США "сухого закона". После же пережитого потрясения он стал ежедневно опустошать по кварте (примерно наш литр) неразбавленного шотландского виски. И это был уже алкоголизм. Обострилась и давняя его болезнь — уремия.
В 7.45 утра 21 ноября 1916 года слуга обнаружил хозяина лежащим без сознания на полу веранды. Рядом валялись почти опустошенные бутылочки из-под морфия. А на ночном столике лежал листок со столбиками цифр. В то время преобладало мнение, что писатель, находившийся в тяжелой депрессии, пытался вычислить смертельную дозу морфия. Врачи промыли ему желудок, ввели лекарства, но попытки вывести его из коматозного состояния не увенчались успехом. Джек Лондон умер, когда ему шёл 41-й год.
Чармиан категорически отказалась рассматривать версию самоубийства и поддержала диагноз, что муж ее умер от приступа уремии и наступившей комы. Споры по этом вопросу продолжаются и в наши дни.
В соответствии с завещанием тело Лондона было кремировано. На могиле установлен красный валун, предназначавшийся для "Дома Волка", но забракованный строителями как слишком большой. Чармиан, которая была пятью годами старше мужа, пережила его на 39 лет и похоронена рядом с ним.
Джек Лондон, сын астролога, не был прорицателем, но написал вещие строки. Девиз, которому он следовал всю жизнь, звучит так: "Я предпочитаю быть пеплом, а не пылью. Лучше сгореть дотла ярким метеором, чем вечно тлеть сонной планетой.
"Я предпочитаю быть пеплом, а не пылью"
Истинный удел человека — жить, а не существовать. Я не хочу тратить свои дни в попытке продлить их. Я хочу использовать отпущенное мне время до конца". Сбылось. Он прожил жизнь короткую, но яркую, как метеор, сгоревший в полете дотла.
Валерий Джалагония
Свежие комментарии