Социалист. Политическое ученичество. 1905–1909
Сомнения относительно перспектив в Швейцарии в сочетании с ностальгией побудили Муссолини – а ему в то время был двадцать один год – воспользоваться объявленной на родине амнистией и возвратиться в Италию, где ему предстояло пройти восемнадцатимесячную военную службу. На протяжении нескольких недель он помогал матери преподавать в школе, пока в январе 1905 года не был призван в один из лучших полков итальянской армии. В военном досье приводится следующее описание его наружности: ниже среднего роста, лицо удлиненное, нос крупный, выступающий подбородок и темные глаза под низким лбом. Так как он перед тем целый год избегал призыва, то по возрасту оказался старше других призывников.
Муссолини прибыл в армию с репутацией революционера, и офицеры относились к нему очень настороженно. Но хотя он продолжал верить в необходимость нарушения присяги, его чисто внешнее поведение было примерным – он понимал, что должен терпеть до тех пор, пока идея социальной революции не распространится в массах. Впоследствии было опубликовано его частное письмо, написанное одному офицеру, которое должно было показать его патриотический пыл. Но на самом деле Муссолини, временно решивший плыть по течению, просто пытался втереться в доверие к своим начальникам, тем более что письмо все равно не могло попасть в руки его товарищей-социалистов.
В феврале умерла его мать, и Бенито сделал попытку демобилизоваться раньше срока. Прошение было отклонено. Это вынудило Муссолини остаться под военными знаменами до окончания службы.
Смерть матери, которой было всего сорок шесть лет, вызвала у Бенито приступ горя и даже, возможно, некоторое чувство вины за невнимательность, что подтверждается его противоречивыми рассказами о ее смерти. То он говорил, что прибыл как раз вовремя, так что она еще смогла узнать его; то – что не мог заставить себя войти в дом и несколько часов прятался во дворе, пока ему не сказали, что она уже мертва. Составляя речь для англо-саксонской аудитории, он сочинил трогательную историю о своей религиозной вере, которая не смогла облегчить его горе.
Алессандро унаследовал небольшую собственность жены, а также ее многочисленные долги и был вынужден выехать из дома, где раньше жила их семья, чтобы освободить место для новой учительницы. Демобилизовавшись в сентябре 1906 года, Бенито не поехал к нему, – у него была очередная любовная история, а в ноябре он получил должность учителя в горной деревушке Толмеццо, близ австрийской границы. Там он проработал девять месяцев под наблюдением полиции. Непристойное поведение и сквернословие не могли вызвать к нему любви у местного населения: деревенские девушки и сорок детей, которых он учил, называли Бенито «тираном». Сам он считал, что не призван стать преуспевающим учителем.
В Толмеццо Муссолини много пил и занимал деньги. Вероятно, именно здесь он подцепил венерическую болезнь от замужней женщины, которая, «к счастью, была старше и слабее и, как и все, любила меня до безумия». Ходили истории о его непристойных остротах, разыгрывании привидений на развалинах местного замка и ночных попойках на кладбище, где Бенито развлекал приятелей, произнося речи перед покойниками. В конце учебного года местные власти не захотели продлить с ним контракт на должность учителя, так как некоторые родители были возмущены его поведением и решили не пускать детей в школу, чтобы оградить их от его дурного влияния. Поэтому. Бенито перебрался к своему отцу в его новый дом возле Предаппио, где на протяжении нескольких месяцев брал уроки латинского и французского и в ноябре 1907 года успешно сдал экзамен по французскому языку, что наряду со столь желанным титулом «профессора» давало ему право преподавать в средней школе. Позднее он тщетно пытался сдать подобный же квалификационный экзамен по немецкому. Муссолини даже заявил, что оставил свои прогрессивные взгляды и сейчас просто хочет совершенствоваться в науках, обещал отказаться от политики и посвятить все свое время дальнейшему образованию.
В марте 1908 года Муссолини в очередной раз занял должность учителя в Онельи, на Ривьере. Здесь после нескольких лет воздержания снова возродился его интерес к политике. Он опять начал писать и подготовил к печати социалистическое издание – сборник «Ла Лима», который таинственно исчез из местной библиотеки, когда у фашистского диктатора появилась необходимость отвлечь внимание от своего антиклерикального прошлого. Муссолини вспоминал краткий период его пребывания в Онельи, как самый спокойный в своей жизни, но характер взял свое – спустя четыре месяца он опять оказался без работы. Заслуживает внимания факт, что три школы не захотели возобновлять с ним сотрудничество.
Вернувшись домой, Муссолини получил возможность попрактиковаться в политической агитации: сельскохозяйственные рабочие в Предаппио начали забастовку против землевладельцев и арендаторов. Он сразу же ухватился за возможность приобрести опыт в активном революционном социализме. Молотилки, на которых использовался труд наемных рабочих, были ими перевернуты и поломаны, префект вызвал войска, несколько человек получили ранения. Сем Бенито был арестован за угрозу физической расправы и доставлен в Форли в сопровождении целого эскадрона кавалерии. Он так прокомментировал это событие: «Я неожиданно стал знаменитым». От тюремного заключения Муссолини был освобожден по апелляции.
Несмотря на некоторый интерес к Марксу, Муссолини представлял себе социализм эклектично и нечетко. Называя себя иногда синдикалистом, он в частных беседах говорил о многих других социалистах, в том числе и о некоторых знакомых, бывших, помимо всего, анархистами, с нескрываемой злобой. Анжелика Балабанова считала, что его взгляды были «скорее отражением его раннего окружения и собственного ущербного эгоизма, нежели результатом понимания и размышлений; его, ненависть к угнетателям не была объективной ненавистью революционера к системе в целом; она была скорее проявлением его собственного чувства унижения и разочарования, страстным отстаиванием собственного «я» и жаждой реванша».
Что никогда не изменяло Муссолини, так это упорное пренебрежение законом. Он не верил в правовые методы борьбы и советовал другим социалистам никогда не прибегать за помощью к суду буржуазного общества, а лучше собственными руками воздавать за все: око за око, зуб за зуб. Пролетариат и буржуазия не имеют ничего общего, один из этих классов должен исчезнуть, и это может быть достигнуто путем всеобщего разрушения, которое приведет к диктатуре пролетариата. Необходима кровопролитная социальная революция. Подобно тому как когда-то приход варваров влил новую жизнь в Римскую империю, так и теперешние социалисты должны провозгласить себя «варварами»: им потребуется вся жестокость мировой войны для того, чтобы смести европейскую цивилизацию и установить более жизнеспособное общество.
Некоторые из неистовых речей Муссолини были полны аффектации, свойственной человеку, стремящемуся к самораскрытию, тем не менее настоящий Муссолини всю свою жизнь прятался за удобными позами, большинство из которых, если не все, обнаруживали черты его характера. Частая смена мнений не обязательно указывала на поверхностность его интеллекта, просто он не придавал большого значения идеям. Иногда оказывалось, что он изменил все свое мировоззрение за одну ночь и потом гордился этим, как образцом внутренней интуиции, которая снова доказала свою непогрешимость.
В споре о том, кто оказывал на него наибольшее влияние, следует принимать во внимание тот факт, что Муссолини был позером. На более позднем этапе своей деятельности он иногда заявлял, что у него не было предшественников, желая подчеркнуть полную самобытность своих фашистских идей. В других случаях поражал аудиторию, когда, не стесняясь в выражениях, утверждал, что фашизм был частью длительной интеллектуальной традиции. Муссолини не производил впечатления человека, наделенного врожденным интеллектом; его эрудиция заключалась в почти случайном наборе идей.
Одним из постоянных убеждений Муссолини было насилие как политическое оружие. Обращение к насилию было основным побуждением, уже давно укрепившимся в его мозгу. Его сестра часто говорила, что в нем больше всего от отца, Алессандро. Возможно, что он перенял антипарламентаризм и теорию элитарности от Парето, но скорее всего, эти идеи просто усилили уже сформировавшуюся убежденность. Кое-что он заимствовал из футуризма Маринетти, пацифизма Эрве, анархизма Малатесты, революционного синдикализма Сореля и преувеличенного национализма Ориани и Коррадини. Каждый из них и все вместе в разные периоды времени служили зерном для его интеллектуальной мельницы. Заявления Муссолини о том, что тот или иной деятель оказал на него влияние, носили случайный характер или зависели от конкретной аудитории; время от времени он допускал неизбежные противоречия и безудержную фальшь. Ему нравилось, чтобы американцы думали, что он благоговеет перед Уильямом Джеймсом и Марком Твеном, и в то же время он мог сказать, что одной из его любимых книг по-прежнему остается «Робинзон Крузо», хотя, вероятнее всего, он никогда в жизни не читал этого произведения.
Однако кроме Маркса был еще один писатель, который произвел на Муссолини особое впечатление. Это был Ницше, наполнивший его «духовным эротизмом», и Ницше, как ему казалось, сделал больше, чем любой другой философ, чтобы направить мир в новое русло. У Ницше он нашел оправдание своему крестовому походу против основных христианских добродетелей: смирения, покорности, милосердия и доброты. У Ницше он нашел также несколько фраз, ставших его любимыми выражениями: «живи опасно» и «воля к власти». У него же была почерпнута восхитительная идея сверхчеловека, эгоиста высшего разряда, который бросает вызов как Богу, так и массам, презирает эгалитаризм и демократию и вериг в то, что человек, не желающий оказаться среди слабейших, должен постоянно штурмовать высоты. В противном же случае пусть катится ко всем чертям.
Издание журнала в Онельи открыло перед Муссолини новые перспективы. Ему нравилась эта работа и известность, которую она приносила, пусть хотя бы в местных масштабах. Он начал мечтать о выпуске ежедневной газеты и, учитывая скудные средства профсоюза, заявил, что согласен на самую низкую зарплату, если его предложение будет принято. Когда эта затея потерпела неудачу, он присоединился к отцу в Форли, где недалеко от железнодорожной станции Алессандро содержал таверну «Иль Берсальере», в которой собирались жившие по соседству горячие головы. В течение нескольких месяцев Бенито помогал отцу и время от времени вел с ним политические беседы, продолжавшиеся до рассвета или пока оба не засыпали прямо за столом.
Муссолини вспоминал, что приблизительно в это время написал историю философии, которую одна из его любовниц изорвала на куски, когда они поссорились. Все это, увы, не соответствует действительности. Он заявлял также, что написал еще более объемный труд по истории христианства. Вероятно, обе эти работы были всего лишь неосуществившейся мечтой человека, претендовавшего на звание исторической личности.
В Форли у Муссолини было мало возможностей для самообразования, несмотря на то что анархист, содержавший газетный ларек, разрешил ему читать газеты и журналы бесплатно. Здесь он опять-таки приобрел репутацию человека эксцентричного, кутилы и мизантропа. Обычно ходил небритый, натянув воротник тяжелого пальто до ушей, а шляпу надвинув па глаза, чтобы его не узнали и не заводили с ним разговор. Если он покупал новую одежду, то быстро приводил ее в такой вид, что ояа никак не могла выглядеть элегантной. Он предпочитал компанию артистов и любил шокировать людей своей вызывающей и вульгарной речью.
У Муссолини не было покровителя, чтобы продолжать карьеру журналиста. Поэтому в начале 1909 года он опять эмигрировал, на этот раз в австрийскую провинцию Трентино, где получил место секретаря в Бюро по труду и стал писать передовицы для еженедельной социалистической газеты «Л'Авенире дель Лавораторе». Как автор передовиц он должен был проводить мероприятия для местных социалистов, – задача, к которой Бенито относился явно равнодушно, а также еженедельно выступать с речами на собраниях в местных пивных. Все это давалось ему нелегко, особенно если учесть, что в газете ему приходилось работать практически одному. Вскоре Муссолини вынужден был подать прошение об увольнении, хотя найти другую работу было очень трудно.
Австрийские библиотеки были намного лучше итальянских, и Муссолини много времени уделял чтению на французском и немецком языках. Он читал Эдгара Аллана По и попробовал написать новеллу в духе этого автора, рассчитывая даже превзойти писателя по числу ужасов и извращений, но не смог найти издателя, который согласился бы ее опубликовать.
Спустя полгода Муссолини стал помощником редактора газеты «Пополо», принадлежавшей известному итальянскому деятелю Чезаре Баттисти, Вероятно, работа с Баттисти способствовала началу процесса, сделавшего из Муссолини патриота, но версию о том, что они стали близкими друзьями, он выдумал значительно позднее. Опыт работы в ежедневной газете пригодился. Муссолини вспоминал, как научился всевозможным трюкам ремесла, включая навыки высасывания новостей из пальца и раздувания какого-нибудь незначительного события в огромную статью. Немногие уроки в его жизни оказались столь же полезны.
За семь месяцев, проведенных в Австрии, Муссолини не раз попадал в тюрьму и был пять раз признан виновным в различных проступках. Его газету конфисковывали по меньшей мере десять раз из-за ее содержания, которое характеризовали не иначе, как злобную клевету. Но он не прекращал нападки на своих политических противников. В Триесте его основной мишенью были клерикальная партия и издатель, которого он особенно невзлюбил, – католик Альчиде де Гаспери, ставший в 1945 году, после разгрома фашизма, премьер-министром Италии.
Имея опыт арестов в Италии, Швейцарии и Франции, Муссолини мог со знанием дела утверждать, что австрийские тюрьмы более гуманны, а австрийская полиция и суды самые справедливые в мире. Этот вывод не встретил понимания у итальянских патриотов, для которых все австрийское было плохим, но Муссолини еще не научился в списке своих приоритетов ставить патриотизм выше всего. Казалось, он умышленно создавал себе дурную славу, и когда прибыло распоряжение об его изгнании, даже социалисты Триеста не испытали сожаления, хотя и помогали ему, оплачивая многочисленные штрафы.
Агитатор. 1910–1912
В возрасте двадцати шести лет Муссолини возвратился в Италию, чтобы опять помогать отцу в таверне. Но бедная событиями жизнь была ему в тягость, и он время от времени подумывал о том, чтобы поехать в Америку и стать там журналистом. Он опять ненадолго сел в тюрьму из-за того, что не заплатил штраф. Затем клубы социалистов, существовавшие в Форли, выбрали Муссолини своим политическим организатором и попросили взяться за издательство четырехстраничного еженедельного журнала. Его название, выбранное, вероятно, самим Муссолини, было «Ла Лотта ди Классе» («Классовая борьба»), оно соответствовало его растущему убеждению, что наступило время перестать изучать мир, а попытаться наконец изменить его. Это был один из сотен социалистических еженедельных журналов-однодневок, то и дело появлявшихся в Италии. Муссолини начал выпуск всего с одной тысячи экземпляров, но через два года смог его удвоить. Он успешно продолжал разрабатывать свой собственный стиль, состоявший из драчливых выпадов и открытой брани. Подшивки этого журнала исчезли из местных библиотек после 1922 года.
За два года работы Муссолини в должности редактора стало очевидно, что его определенно ждет карьера журналиста и политического агитатора. У молодого человека не было денег, но деньги никогда для него ничего не значили. Недели проходили почти в бесконечных ораторских выступлениях, Муссолини чувствовал себя «ходячим граммофоном»; он получал удовольствие от частых стычек с полицией и аплодисментов на небольших собраниях социалистов. Его основной идеей было то, что заниматься парламентской политикой – пустая трата времени, так как итальянская демократия хороша только для проныр-юристов, которые используют парламентскую трибуну для раздувания своей популярности, профессоров, попадающих этим путем в академики, и журналистов, всегда готовых продаться тому, кто заплатит больше.
Муссолини был далек от того, чтобы стать ортодоксальным марксистом, его природной склонностью было отвергать все системы убеждений. Тем не менее в его кабинете висел портрет Маркса. Первое издание «Ла Лотта ди Классе» было посвящено Марксу и Дарвину как величайшим мыслителям прошлого столетия. Маркс, как утверждал журнал, более чем кто-либо другой, дал приемлемый ответ на вопросы нашего времени и, в частности, указал, что только путем насилия пролетариат сможет свергнуть «старый режим».
Другая составная часть кредо Муссолини проявилась в едких нападках на церковь, сопровождавшихся провокационными и богохульными статьями о святых дарах и любовных отношениях между Христом и Марией Магдаленой. Он называл священников «черными микробами», слугами капитализма, гонителями евреев и губителями молодых умов. Верующие или даже просто допускавшие венчание в церкви социалисты, по его мнению, должны быть исключены из партии. Он поносил церковь за ее авторитарность и враждебность к свободной мысли – странное обвинение, исходящее от того, кто в один прекрасный день сам начнет проповедовать авторитарность и кого Папа Римский назовет человеком, посланным провидением, чтобы избавить Италию от либерализма и атеистических заблуждений.
Будучи антихристианским новое издание Муссолини было также ярко выраженным образчиком антимилитаризма. Он называл армию «преступной организацией, созданной для защиты капитализма и буржуазного общества» и призывал солдат не повиноваться офицерам, за что и был снова посажен в тюрьму. Муссолини обличал нищету Италии, вызванную тем, что деньги от налогов шли на покупку линейных кораблей, а не на просвещение народа. Он считал нелепостью отвоевывать у австрийцев Трентино и Триест, в то время как большинство итальянцев неграмотны. У пролетариев нет отечества, им ни к чему патриотические соображения. «Для нас национальный флаг – это грязная тряпка, место которой на помойке». Муссолини заявлял, что если грянет война, то простым людям в каждой стране лучше сразу начать гражданскую войну против собственных правительств.
Впоследствии Муссолини изменил свое мнение по всем этим вопросам, но сохранил убеждение, что парламентарная система позаимствована у иностранцев и не подходит для Италии. Он считал, что парламент в Риме более развращен, чем где-либо еще, частично из-за того, что находится в городе священников, проституток и бюрократов, истинном «средоточии заразы, отравляющей все в нашей национальной жизни». Он с отвращением отмечал, что некоторые депутаты были избраны в парламент благодаря поддержке банд хулиганов, которые захватывали кабины для голосования – этим методом впоследствии он успешно пользовался и сам. Муссолини был уверен, что если даже случится невозможное, и социалисты завоюют в парламенте большинство, это само по себе никогда не приведет к социализму. Только непосредственное действие пролетариата, сражающегося на улицах и городских площадях, может обеспечить победу. Даже убийство должно быть узаконено, если оно хоть на один день сможет приблизить революцию. В обычное время нельзя советовать убивать людей, но против тиранов это единственное действенное оружие. Убийства царя Александра в 1881 году и итальянского короля Умберто в 1900 достойны оправдания. Если правительство подавляет свободу слова и бросает в тюрьмы воинствующих революционеров, то позволительно даже бросить бомбу в переполненном людьми театре, и истинные социалисты должны закалять свою волю против любых проявлений жалости, которым учит христианство. Бомба может оказаться эффективнее сотни речей.
В 1910 году Муссолини женился на милой и доброй девушке Рахели. Рахель была дочерью любовницы отца. Само собой разумеется, поползли слухи о том, что она могла быть сводной сестрой Бенито. Девушка какое-то время училась в школе, где Муссолини работал учителем, потом стала горничной. Их помолвка состоялась как раз перед тем, как в 1909 году Муссолини отправился в эмиграцию. За семь месяцев пребывания в Триесте он послал ей одну почтовую открытку, но по возвращении убедил родителей Рахели дать им разрешение пожениться. Разыграно это было в духе дешевой мелодрамы, когда жених выхватывает пистолет и грозит покончить с собой. Вероятно, его молодая жена так никогда и не узнала, что у Бенито был ребенок от связи, которую он имел в Триесте.
Несмотря на недостаток внимания и свойственную ему грубость, Муссолини был добр с Рахелью, хотя и ревновал ее, не позволяя выходить из дому, а ее собственная, вполне оправданная ревность оборачивалась против нее же. Рахель не интересовали ни его журналистские дела, ни политика, у нее вообще не было никаких интеллектуальных интересов.
Молодые начали семейную жизнь в однокомнатной квартире. У них часто не хватало еды, так как Бенито мало заботился о материальных благах. Жизнь была так тяжела, что, получив предложение издавать газету в Бразилии, Муссолини готов был туда отправиться, и лишь беременность Рахели заставила его от этого отказаться.
Чтобы поддержать семью и частично парализованного отца, Муссолини взялся писать бульварный роман, который был напечатан в нескольких номерах газеты Баттисти в Триесте. «Клавдия Партицелла» была ярко выраженной антиклерикальной книгой со злодеем в образе распутного кардинала – вероятно, Муссолини просто скопировал столь же скучный роман Гарибальди «Клелия». Книга принесла ему дурную славу. Хотя сам автор и называл ее халтурой, литературная популярность явно пришлась ему по вкусу. Со временем роман был переведен на разные иностранные языки, но по вполне понятным причинам в Италии не издавался до самой смерти Муссолини. Он написал еще одну небольшую новеллу, но она осталась неопубликованной, так же как и серьезное социологическое исследование Трентино.
До этого времени в Муссолини трудно было предположить будущего героя толпы. Он все еще был загадкой, едва ли кто-нибудь его особенно ценил и был к нему привязан. По своей природе Муссолини был необщителен, редко улыбался или смеялся шутке и ни разу в жизни не выказал чувства юмора, разве что в очень грубой и гипертрофированной форме. Он казался эгоистичным, неуклюжим и ошеломляюще грубым; разговаривая с людьми, никогда не смотрел им в глаза. Ученики считали его тираном и дали ему прозвище «псих»; его обвиняли в лицемерии, преступных наклонностях и даже признаках паранойи.
В октябре 1910 года Муссолини поехал в Милан на ежегодный конгресс социалистической партии. Эта партия все еще была очень невелика, социалисты не могли определиться, относятся ли они к крайне левым или к левым центристам в итальянской политической жизни. Первое появление там Муссолини – небритого, уже слегка лысеющего, плохо одетого молодого человека из провинции – было похоже на выход неуклюжего крестьянина, случайно затесавшегося среди респектабельных интеллигентов. Выдвинутые им в резкой сумбурной речи аргументы, направленные против сторонников всеобщего избирательного права и социальной реформы, были встречены взрывами смеха. После того как революционная фракция потерпела жестокое поражение при голосовании, Муссолини попытался убедить эту маленькую группу людей, что нужны не реформы, а вооруженное восстание.
Муссолини пригрозил, что отделится от партии, если она не займет более принципиальной позиции – он боялся, что основная масса реформистов примирится с парламентской системой. В апреле 1911 года он решил действовать на свой страх и риск, хотя бы и в полном одиночестве. Это был хладнокровно рассчитанный шаг в надежде создать новую, более революционную партию. Этот шаг вызвал отклик в Форли, но надежды на широкую поддержку на национальном уровне не осуществились.
Последствия могли быть весьма неприятными, но Муссолини спасло принятое в сентябре премьер-министром Джолитти решение завоевать Ливию. Вместе со многими умеренными и революционными социалистами Муссолини осудил эту колониальную войну как попытку Джолитти отвлечь страну от раздиравших ее внутренних проблем. Он называл националистическую риторику об экономических преимуществах колониализма образцом лжи, предрекал, что война станет длительным и дорогостоящим мероприятием, и оказался прав. Муссолини пытался организовать вооруженный протест против войны и считал, что если бы другие социалистические группы сделали то же самое, то им был бы обеспечен верный успех. Он, как всегда, выступил перед толпой. Результатом были разобранные трамвайные и железнодорожные линии, что должно было остановить перевозку войск.
Однако движение протеста было легко подавлено. Муссолини арестовали. На начавшемся судебном процессе он старался преуменьшить свою роль и переложить ответственность и вину на других, отрицал обвинения в подстрекательстве толпы к вандализму и насилию. Муссолини пытался убедить суд в том, что его аргументы против войны были, в сущности, патриотическими. Но его признали виновным и следующие пять месяцев он провел в тюрьме.
К моменту своего ареста, суда и заключения Муссолини наконец завоевал репутацию, к которой давно стремился. Он любил говорить, что для формирования характера человек должен провести несколько лет в тюрьме; для него самого это стало как бы частью образования и к тому же украсило ореолом мученика. И хотя он вынужден был делить камеру с семью или восемью другими осужденными, вынужденный досуг дал ему возможность читать. Именно в тюрьме, в возрасте всего лишь двадцати восьми лет, он написал свою первую автобиографию, опубликовал полемическую брошюру «Джон Гасс, человек истины», явившуюся очередной атакой на церковь и страстным призывом к религиозной свободе. Пьетро Ненни, социалистический лидер, находившийся в тюрьме вместе с Муссолини, вспоминал его как образцового заключенного, бодрого, веселого и снисходительного к заключенным-уголовникам, чьи проступки он всегда был готов объяснить с точки зрения их социального происхождения.
Муссолини впоследствии прославился как ярый империалист. В двадцатые годы именно на него легла ответственность за чудовищную жестокость против ливийского народа. Но в 1911 году он безоговорочно осуждал развязывание ливийской войны как преступление против человечества и международный бандитизм. Он говорил, что тысяча миллионов лир была потрачена на абсолютно несбыточные надежды превратить Северную Африку в прибежище для итальянских эмигрантов. Вместо того чтобы умножать богатства своей родины, националисты разоряют ее. Доказательством Муссолини служили массовые банкротства и закрытие фабрик.
Война в Ливии в 1911–1912 годах усилила антипатриотизм Муссолини. Он не уставал подчеркивать, что ни один настоящий социалист не может быть патриотом, потому что «мы не итальянские, а европейские социалисты». Патриотизм обязательно переходит в милитаризм и несет бедствия и порабощение простым людям как в своем отечестве, так и за рубежом. Пролетариат должен понять, что, сражаясь в Африке, Италия повышает вероятность большой европейской войны. Чтобы отвести подобную катастрофу, нет другой альтернативы, кроме мятежа и быстрого ниспровержения поджигателя войны – буржуазии.
После того как ему вынесли приговор, Муссолини стал в Форли местной знаменитостью. Но теперь у него уже вызревали более грандиозные планы. Действия в одиночку доказали свою несостоятельность, поэтому он убедил поддерживающую его группу местных социалистов опять присоединиться к социалистической партии и подготовиться к следующему национальному конгрессу, намеченному на июль 1912 года в Реджо. Теперь он признавал, что наилучшая тактика – выступить за единство партии, а затем отбить ее у реформистов. Он объявил о своем намерении попытаться убедить конгресс изгнать тех, кто поддерживает колониальную войну, затеянную Джолитти, и даже всех тех, кто придерживался парламентских, а не революционных методов борьбы.
Предложение Муссолини получило поддержку в марте, когда Леонид Биссолати, известный реформист, публично поздравил короля, счастливо избежавшего очередного покушения. Даже не затрагивая вопроса о том, является ли политическое убийство правильным или нет, уже само по себе посещение социалистом королевского дворца было вызывающим шагом. Этот случай доказывал, что некоторые социалисты все еще надеются на легальную победу внутри буржуазной системы. Они только ослабляли революционный порыв, необходимый социализму.
Большинство делегатов, съехавшихся в Реджо, ничего не слыхали о Муссолини. Сам он никогда не встречался с Биссолати или другими партийными лидерами, которых теперь хотел лишить мандата. Однако этот истощенный, взъерошенный молодой человек добился победы благодаря своему энтузиазму. Ему повезло: в марксистской фракции партии было мало хороших ораторов, а его пылкая, зажигательная речь была обращена к людям, которые чувствовали себя потерявшими ориентацию. Они видели, что их лидеры все больше погрязают в конформизме и умеренности. Речь Муссолини была тщательно отрепетирована и произвела впечатление искренности и решительности. Делегаты поддержали его. Предложение Муссолини об исключении из партии Биссолати и Бономи (будущего премьер-министра) было принято подавляющим большинством голосов, а сам он и Балабанова оказались во главе доминирующей фракции в партийном руководстве. Ему было тогда всего двадцать восемь лет.
Свежие комментарии