На информационном ресурсе применяются рекомендательные технологии (информационные технологии предоставления информации на основе сбора, систематизации и анализа сведений, относящихся к предпочтениям пользователей сети "Интернет", находящихся на территории Российской Федерации)

Этносы

4 455 подписчиков

Свежие комментарии

  • Эрика Каминская
    Если брать геоисторию как таковую то все эти гипотезы рушаться . Везде где собаки были изображены с богами или боги и...Собака в Мезоамер...
  • Nikolay Konovalov
    А вы в курсе что это самый людоедский народ и единственный субэтнос полинезийцев, едиящий пленных врагов?Женщины и девушки...
  • Sergiy Che
    Потому что аффтор делает выборку арийских женщин, а Айшварья из Тулу - это не арийский, а дравидический народ...)) - ...Самые красивые ар...

Погиб Ватель- невольник чести.Слуга Фуше. Слуга Конде.

миф

Владимир ШУХМИН

Франсуа Ватель

(после 1624—1671)

Про этого человека точно известно, что его фамилия была Ватель и что он погиб утром 24 апреля 1671 г., во время приема, устроенного принцем Конде в честь Людовика XIV. 
Известно еще, что причина смерти — свежая рыба. То есть ее отсутствие. Но и рыба могла быть лишь поводом.
Собственно, мрак, покрывающий это и многое другое, вплоть до точного имени и возраста Вателя, дал повод для создания мифа о нем и вороха беллетризованных биографий и пьес. По мотивам одной (пера интеллектуала Т.Стоппарда) сняли фильм, где человека-легенду сыграл Депардье.
Было б странно, если б не Депардье: для Франции Ватель — примерно то же, что для России XX в. Люсьен Оливье. Хотя создатель Русского Народного Салата масштабом будет поскромнее.
Но даже если Оливье и не сам придумал наше сакральное кушанье, то, по крайней мере, был знаменитым московским ресторатором.
Имя Вателя стало нарицательным как синоним гениального кулинара и даже как символ профессиональной чести повара, при том, что он не придумал и не приготовил ни одного блюда. 
Между тем, Вателя, чья золотая голова способна была вместить заботу о целом государстве, еще при жизни признавали великим. Его искусством восхищались Корнель и Мольер, а Мазарини, Кольбер и Филипп Орлеанский брали Вателя напрокат у его первого знатного хозяина — министра Фуке.

Клод Галле. Появление Людовика xiv на празднике генуэзского дожа. 1685 г. Версаль
Клод Галле. 
Появление 
Людовика XIV
на празднике 
генуэзского дожа. 
1685 г. Версаль

Как сын крестьянина оказался дворецким (должность немалая) суперинтенданта финансов Франции, — загадка для историков. Начав фантазировать, попадешь в романтические сети Дюма—Гюго: железные маски, внебрачные подкидыши и т.п. 
Кстати, в «Виконте де Бражелоне» д’Артаньян говорит Арамису:
— Настоящий король Франции не Людовик XIV, а Фуке.
Адвокат Никола Фуке, вовремя купивший должность генпрокурора, в 1650-х неуклонно пробирался наверх, попутно прибирая к рукам вверенные ему госсредства. Сказать, что Фуке жил на широкую ногу, — значит ничего не сказать. В какой-то момент нога оказалась шире королевской — юрист зарвался.
Его арестовали за интриги и хищения (арестом руководил тот самый младший лейтенант Шарль Батц-Кастельмор, известный широким кругам человечества как г-н д’Артаньян) в сентябре 1660-го, спустя месяц после звездного часа Вателя — праздника в Во, замке Фуке.
Хозяина сего пра-Версаля — Луи XIV насмотрелся на масштабные подвиги подчиненного — хотели арестовать показательно: во время пышного действа, — но воспротивилась королева-мать Анна Австрийская, духовник которой тоже был куплен Фуке.
О приеме в Во сохранились многочисленные свидетельства (в том числе поэтические). Описывая сей пир духа и плоти, галльский дедушка КрыловЛафонтен назвал баснословную цифру гостей — 6 тысяч. Нудные историки по реестру использованных тарелок и салфеток низвели количество до 600. Хотя дифирамбы (сомнительной искренности) были посвящены Фуке (уже бывшему под колпаком), все знали истинного героя праздника — его режиссера и дирижера Вателя. Он, попутно и Великий Завхоз, отвечал буквально за всё: от подков для лошадей и качества пуфяков для принцесс без горошин — до безупречности блюд, кои предстали перед гостями во время амгибю, антреме и пр. Кулинарно-зрелищные тонкости были его коньком: «Двенадцать глубоких блюд следует распределить по всей поверхности стола на равном расстоянии друг от друга, наподобие набора кеглей ... в два угловых блюда по одной стороне стола — жареное мясо ... в два другие — свежие фрукты ... а другие блюда, посередине, будут: одно с паштетом из голубей, другое — с дынями, или с горячим фрикасе, или с четвертью маринованного теленка, или с жиго а ля руаяль».

После ареста Фуке Ватель почел за нужное скрыться за пределы Франции — уйти от неблагодарной необходимости давать показания насчет радостей хозяина за госсчет. Спустя несколько лет скитаний (тоже темных для историков) сей гений хоз-затейничества явился в том же качестве — управляющего делами VIP’ов — теперь уже при принце Конде, талантливом полководце и бездарном дипломате, в свое время переметнувшемся на сторону Фронды. 
Король-Солнце отпустил родственнику часть грехов, дав шанс победоносно повоевать во славу короны, но час для окончательной реабилитации пробил лишь в 1671-м, когда Людовик намекнул, что готов простить всё.
За две недели до 23 апреля стало известно, что Его Величество удостоит принца трехдневным посещением в его имении Шантильи.

Гибель Вателя нельзя назвать неожиданной. События двух безумных недель, предшествовавших ей, характерны для всех времен и народов, покуда пребудут власть предержащие, а также те, кто зависит от их расположения, и те крайние, кто обслуживает последних. Только не стоит впадать в эгалите-либерте и обвинять абсолютизм, сгубивший самородка из народа. (Чего не избежали авторы фильма, изысканного по части воссоздания пестрого сора эпохи, где, среди предреволюционных штришков а ля Гюго и амурных а-ля Шодерло де Лакло, Ватель чуть ли не открыто хамит Людовику.)

От дворецкого зависело, как всегда, всё: обеспечить четыре трапезы на 25 столов с пятью переменами блюд и развлекательную программу, а еще — разместить короля, придворных, экипажи, дополнительный персонал в совсем не предназначенном для приема двух с лишним тысяч (!) человек Шантильи (под спальни знати спешно переоборудовали даже сараи). 
Он успел сделать это всё. Но. Вечером 23-го не хватило жаркого на 25-й, самый последний по значимости, стол. Тем не менее, Ватель, не спавший 12 ночей, сказал:
— Я обесчещен, это позор, этого я не перенесу.

После ужина сытые гости наблюдали действо с фейерверками. Но. Огни были несколько обесцвечены глянувшей из-за облаков лучезарной подругой, чье полное лицо не предвидел главреж светомистерии. Второй удар.
Третий — пришелся на раннее утро пятницы 24-го, когда Ватель обнаружил, что не привезли свежей рыбы. В постный день! (Соблюдали!) Этого его нервы не вынесли. Итог — несколько ударов шпагой в сердце.

Ирония небес — рыба стала поступать тут же, телегами: мудрый хозяйственник, Ватель загодя послал заказы сразу в несколько портов. (Во времена изощреннейших гастрономических чудес, фейерверков и фонтанов, бивших из чаш на столе, не задевая одеяний гостей, не додумались до хранения рыбы на льду.)
Но праздник — must go on, и он продолжился, несмотря на ужас Конде и легкую панику челяди. Расстроен был и Людовик, знавший о талантах Вателя:
— Король клялся, что более не потерпит подобных излишеств.
Видимо, самоубийство дворецкого сыграло не последнюю роль в возвращении Конде ко двору: раз уж верный слуга так высоко ставил честь, что говорить о хозяине...

В эпоху расцвета классицизма честь была не просто словесным гарниром к официозной морали. Она много значила. Не только для дворян. Но и ее тогдашние певцы Корнель и Расин, и велеречивые хроникеры обошли молчанием гибель Вателя, ставшую лишь темой эпистолярных пересудов:его превозносили; его отвагу превозносили и проклинали.

Миф сложился столетиями позже, когда появились поэмы и пьесы о Вателе, вышли его подложные мемуары и приписанные ему любовные романы, не говоря уж о книгах рецептов от Вателя. И хотя профессиональные повара были сдержаны в отношении сего поступка, великий кухмистер XIX в. Антонен Карем сказал:
— Французский повар движим в своем труде чувством чести, неотделимым от кулинарного искусства: тому примером смерть великого Вателя.

Пожалуй, главное, что осталось после «классицистски-образцовой» кончины невольника столовой чести, — грациозно-философская поэзия пиршеств тех времен:
Еда бесконечно более прекрасна вечером, в свете факелов, нежели днем, и даже более вкусна, словно дела на время забыты и число обездоленных на свете не так уж велико, и кажется, что пища естественным образом предназначена дарить нам самые сладостные удовольствия...

Картина дня

наверх