Чарльз Лютвидж Доджсон — имя, которое он ненавидел, потому что выговаривал его с трудом. Он был заикой, глуховатым и застенчивым, впрочем, довольно красивым — стройным, с синими глазами. Как только стало возможно, взял псевдоним, нам всем хорошо известный: Льюис Кэрролл. Великолепный детский писатель, блестящий математик, преподаватель Оксфорда, отменный логик, известный фотограф и неистощимый выдумщик.
Гранит науки грыз как сахар
Он родился 27 января 1832 в Дейрсбери близ Уоррингтона, в графстве Чешир — помните чеширского кота? Да-да, они земляки…
Маленький Чарльз был старшим в большой семье приходского священника. Воспитанием и образованием его, как и всех его братьев и сестер, занимался отец. И надо сказать — весьма успешно. Мальчик ли оказался столь смышлен и незаурядно одарен, отец ли был прекрасным наставником и воспитателем, или, самое верное, оба счастливых обстоятельства сошлись в одной точке, но Чарльз, едва оказавшись в стенах учебных заведений, проявил себя блестяще. Отучившись некоторое время в грамматической школе Ричмонда, он сумел поступить в одно из лучших в Англии частных заведений — Рагби Скул, где поражал преподавателей успехами в богословии и математике. К слову, самому Чарльзу больше понравилось учиться в менее пафосной школе Ричмонда. Зато теперь Рагби-Скул, прежде знаменитая тем, что в ее стенах была изобретена игра «регби», куда сильнее гордится своим выпускником Льюисом Кэрроллом.
В мае 1850 года Доджсона зачислили в Крайст-Чёрч-колледж — один из наиболее аристократических в Оксфордском университете, и в январе следующего года он переехал жить в этот «рай для ученых». Колледж Чарльз окончил с отличием по двум факультетам: математике и классическим языкам. Это стоит отметить и запомнить: успехи в таких разных мирах, как математика и языкознание, — явление весьма редкое. Вот когда наметился некий дуализм в личности.
Лютвидж Доджсон против Льюиса Кэрролла
Нельзя сказать, чтобы в Крайст-Чёрч юный Чарльз учился сверхприлежно, однако он проявил столь выдающиеся способности в точных науках, что ему предложили остаться работать в Оксфорде. Надо знать, что в те годы непременным условием для ведения научных исследований в этом консервативном университете было… принятие духовного сана и обета безбрачия. Неизвестно, что думал о такой перспективе отец Чарльза, сам, как мы помним, священник — возможно, он считал вполне логичным, чтобы сын продолжил дело служения церкви и Господу. Но вот его юный сын-профессор явно пребывал в сомнениях. Дело в том, что еще во время учебы в колледже он увлекся фотографией, театром, артистической жизнью... Проявилась его яркая художественная натура. Тогда же, кстати, началась его писательская карьера, и родился псевдоним «Льюис Кэрролл»: под этим именем он рассылал в журналы свои стихотворения и короткие рассказы.
Священник-театрал? Священник-фотограф? Священник-беллетрист? Для чопорной викторианской Англии это было немыслимо! Но, поколебавшись, в 1861 году он все-таки сделает первый шаг к сану — станет диаконом. К счастью для него, первый — и последний: как нельзя кстати изменились университетские правила, и принятие духовного сана оказалось необязательным.
В 1855 году он был назначен профессором математики одного из колледжей, начал читать лекции. Занятие это считал рутиной, однако продолжал его в течение следующих 26 лет: как-никак, преподавание приносило весьма ощутимый заработок. При этом наш герой написал внушительное количество больших и малых научных трудов — по математике, логике... Множество брошюр, статей, из которых самые известные — «Алгебраический разбор пятой книги Евклида», «Конспекты по алгебраической планиметрии», «Элементарное руководство по теории детерминантов», «Математические курьезы», «Символическая логика». Все эти работы созданы Чарльзом Лютвиджем Доджсоном: именно так он подписывал свои научные труды. А вот художественные произведения принадлежат перу Льюиса Кэрролла: этим четким разделением он словно окончательно зафиксировал двойственность собственной натуры.
Немного забегая вперед, скажем, что внезапно обрушившиеся на него слава, популярность и всеобщее признание лишь усилили впечатление о двух разных личностях, помещавшихся в одном человеке. Он умудрялся даже себя убеждать, что «... писатель Льюис Кэрролл и его преподобие Чарльз Лютвидж Доджсон — разные люди».
Так родилась Алиса…
А когда же Льюис Кэрролл стал более известен, чем Чарльз Лютвидж Доджсон? Когда это имя вошло в наш мир окончательно и бесповоротно? Как ни странно, мы можем достаточно точно ответить на этот вопрос. Льюисом Кэрроллом в его дневнике отмечена дата «4 июля 1862 года» — день, когда Кэрролл, его приятель священник Роберт Дакуорт и три дочки декана оксфордского колледжа Крайст-Черч Генри Лидделла, Элис, Лорина и Эдит поднялись на лодке по одному из притоков Темзы. «Там я рассказал им сказку», — отметил в своем дневнике сам писатель. Именно она станет впоследствии «Приключениями Алисы в Стране Чудес». Спустя полтора года после этого недалекого плавания в декабре 1864 года Льюис Кэрролл закончит рукопись сказки: считается, что за это нам следует благодарить маленькую Элис Лидделл, его любимицу «Алису», которая попросила его «записать сказку». По всей видимости, так оно и есть, ведь рукопись автор вручил именно Элис, предварительно вклеив сделанную им же фотографию девочки — помните, мы упоминали увлечение фотографией?
Книга вышла в лондонском издательстве «Макмиллан» и только в Англии переиздавалась тридцать раз за 25 лет. Что сказать — это были подлинные слава и успех! На волне его в 1871 году он издал «Сквозь Зеркало и что там увидела Алиса» — сказку, которая у нас в России называется «Алиса в Зазеркалье».
Откуда взялись сказки?
Ответ на вопрос, как же все-таки профессору-математику Доджсону удалось превратиться в одного из лучших детских писателей-сказочников, звучит, признаем, вполне банально: Доджсон очень любил детей. Еще мальчишкой он сочинял для своих младших братьев и сестер рассказы, смешные истории в стихах и рисунках, развлекал их придуманными играми. Известно, что особенное удовольствие доставляло писателю общение с маленькими девочками. На этом основании некоторые современные психологи, биографы, критики и прочие знатоки человеческих душ обвиняют Кэрролла в педофилии. Ну, что тут скажешь? В наше время их можно понять. Они трактуют жизнь подозрительно и мрачно, опираясь на контекст нынешнего «прекрасного» столетия. Пожалуй, сегодня Кэрролла действительно уже упекли бы далеко и надолго, если бы он позволил себе общаться с девочками так, как делал это в свое непросвещенное, неполиткорректное время, когда сказки уже были, а ювенальной юстиции не было. Кэрроллу повезло. Его никто не додумался посадить в тюрьму. Не нашлось ни одного специалиста по правам ребенка, который объяснил бы родителям и общественности, насколько «отвратительно и противоестественно» для взрослого, холостого и бездетного мужчины проводить время с девочками, рассказывая им фантастические истории, развлекая стихами, сказками... да еще и фотографируя их! Он занимался этим с удовольствием и совершенно безнаказанно. Однако, дабы нас, упаси Господь, не обвинили в апологии чего-то непристойного, а заодно и ради честного имени великого писателя скажем, что в многочисленных воспоминаниях, которые оставили о нем Кэрролле его маленькие подружки, нет ни намека на какие-либо нарушения приличий. Также не видели ничего дурного в дружбе своих детей с писателем и родители девочек. Мы тоже склонны трактовать природу отношений писателя с детьми в совершенно безобидном, а правильнее сказать — в высшем смысле. В них, собственно, он черпал вдохновение. Любовь к детям, помноженная на гений, подарили миру великого сказочника.
Странный человек
Но все-таки он был довольно странным человеком. Глуховатый, с дефектами дикции профессор свои лекции читал невыразительно и сухо, зато с друзьями-детишками зануда-математик превращался в чудесного и живого рассказчика. Любовь к театру, сцене, артистизм и неистощимая фантазия сочетались у него с глубокой религиозностью и болезненной застенчивостью. Серьезный и неулыбчивый ученый уживался в нем с остроумнейшим писателем, книгами которого зачитываются не только дети. Странным образом все это соседствовало в нем!
Споры о Кэрролле не утихают и по сию пору. Действительно ли дуализм личности, который по многим признакам очевиден, имел место? Точно ли писатель Кэрролл творил отдельно от математика Доджсона? Или он только маскировал парадоксально-логическое и математическое мироощущение профессора, облекая в занимательную форму книги для детей? Нет точных ответов. А вот нам, признаемся откровенно, не слишком это важно. Разобрать по косточкам гений, определить его происхождение, расставить точки над «и», положить его на нужную полочку и закрепить на нем бирку – не наш метод, не наша цель. Важно, что, перефразируя набоковского Гумберта, голос его прозвучал в хоре человеческого гения. И без него этот хор был бы не полон.
Льюис Кэрролл скончался 14 января 1898 года в Гилфорде, в графстве Суррей. И нам остается только благодарить Бога за то, что на Земле родился и прожил жизнь этот странный и светлый человек.
Алисины афоризмы:
«Ой, вообще, наверно, это от перцу люди делаются вспыльчивые, — продолжала она, очень довольная, что сама обнаружила вроде как новый закон природы. — А от уксуса делаются кислые… А от хрена — сердитые… А от… А от… А вот от конфет-то дети становятся — ну, прямо прелесть! Потому их все так и любят!»
***
«Я видала такую чепуху, по сравнению с которой эта чепуха — толковый словарь».
***
«— А что это за звуки, вон там? — спросила Алиса, кивнув на весьма укромные заросли какой-то симпатичной растительности на краю сада.
— А это чудеса, — равнодушно пояснил Чеширский Кот.
— И... И что же они там делают? — поинтересовалась девочка, неминуемо краснея.
— Как и положено. — Кот зевнул. — Случаются…»
***
«То ли колодец был действительно уж очень глубоким, то ли летела Алиса уж очень не спеша».
***
«— Зачем же вы звали его Спрутиком, — спросила Алиса, — если на самом деле он был Черепахой?
— Мы его звали Спрутиком, потому что он всегда ходил с прутиком, — ответил сердито Как бы. — Ты не очень-то догадлива!»
***
«Лучший способ объяснить — это самому сделать!»
Автор статьи:Илья Зайончковский
Свежие комментарии